Заслони меня собой - Мария Устинова

он. — Принесла обезболивающее?

— Принесла.

Яр неуклюже опустился на колени — даже скорее рухнул, а затем лег боком — раной вверх.

Я подползла на четвереньках и склонилась над ним.

Мне продали самое сильное обезболивающее из безрецептурных. Я просила что-нибудь для послеоперационных больных, чем вызвала недовольство аптекарши. Она настойчиво повторяла, что врач должен был сказать, чем обезболивать. И вообще, ходят тут всякие.

Я набрала шприц из ампулы, ввела иглу в вену на локте и медленно выдавила, поглядывая ему в лицо. Уколы я тоже научилась делать на Ирме… В общем-то, одно и то же. Овчарка, леопард, какая разница?

Он тяжело дышал с закрытыми глазами.

— Подождем, пока подействует, — предложила я, вынимая иглу.

Шприц бросила в угол, и какое-то время сидела над Яром, нахохлившись, точно стервятница.

Голова болела от недосыпа. Благодаря маме есть не хотелось, но Яр голодный. Я вообще не видела, чтобы он ел. С такой раной и не захочется… Но как бы выздоравливая, он не закусил мной.

— Ну как? — спросила я, осторожно надавливая на бок — проверяла реакцию. — Лучше?

Но я и сама видела: его дыхание стало ровным, лицо постепенно расслабилось. И лежал Яр, не сжавшись, а свободно.

— Все получится, Рита, — выдохнул он, пока я осматривала рану.

Да уж надеюсь. Саму рану я не видела — он прятал ее под ладонью.

— Дай посмотреть.

Он не убрал руку.

— Нельзя, Рита. Я уберу, кровь хлынет. Сделаем так… видишь смазку? Слизь, — пояснил он. — Она тоже обезболивает. И обеззараживает хорошо…

Яр был уверен, что на нем и без антибиотиков все заживет. Только он не знал, что в ране обломали нож.

— Но в потрохах ее нет, — продолжил он. — Она там не нужна, потому что нутро и так стерильное. Нож был керамический, остались осколки. Каждый нужно достать. Я начну меняться, чтобы рана стала шире, а когда ты сможешь просунуть пальцы… Вытащишь.

В красках представив все это, я задержала дыхание. Тошнота во мне боролась с состраданием.

— Я не смогу, — выдохнула я.

— Сможешь. Зачем ты вернулась, Рита? Затем, чтобы меня похоронить?

Хороший вопрос — зачем. Нет, не чтобы хоронить. Яр прав — малодушие неуместно. Нужно делать или нет. И раз я пришла, невзирая ни на что, то должна попробовать.

— Ладно, — я прижала ладонь к губам, рассматривая окровавленный живот. Чего там только не было: сочащаяся и уже засохшая слизь, сгустки крови. — Объясни еще раз, что я должна делать.

Выругавшись, он повторил.

Ничего сложного, если об этом не думать.

Я спустилась к реке за водой, но кипятить ее было некогда. Помыла Яру живот, неосознанно пытаясь растянуть приготовления, чтобы отложить самую неприятную часть на потом, облила его из канистры.

Надеюсь, все скоро закончится…

Яр перевернулся на спину, приподнялся на локте — мне навстречу. Улыбнулся, глядя из-под мокрых волос. От него пахло тиной и лесом, и над всем этим висел густой запах крови. И все равно он остался привлекательным — как тогда в кафе. Дело было в улыбке — обещающей счастье и немного флирта. Я бы милой не выглядела, случись со мной всё это.

— Я сейчас, — прошептал он и скривился, борясь с болью превращения.

Я подалась к нему, приготовившись делать все, что он попросит.

Мышцы шевельнулись под кожей груди и живота, как змеи, заново вылепливая тело. То ли я привыкла, то ли в чем-то другом причина, но это не выглядело противно.

Ярцев менялся, не отнимая руки от раны. Я занесла бутылку над ней и лила тонкой стройкой, омывая напряженные пальцы. По мере изменений из раны текла кровь, словно что-то выталкивало ее изнутри.

Изменялось только тело — руки остались прежними. Но талия стала уже, торс длинней и выпуклым, но очертаний человеческой фигуры не утратил.

Вода, кажется, помогала — кровь текла все слабей.

— Попробуй, — выдохнул он сквозь гримасу страдания и убрал ладонь.

Одна хорошая новость на сегодня все же была.

Рана наполнилась слизью, которая поступала из-под кожи, и остановила кровь. Края раны разошлись.

А Яр менялся дальше.

Я бросила следить за его изменениями, стараясь не слушать ни влажных щелчков, ни его натужного дыхания, ни тихих стонов сквозь зубы. Внимание сосредоточилось на рваных краях раны.

Они двигались, как живые: разорванные мышцы и кожа дергались, пытаясь найти друг друга. Как разорванный флаг в шторм, от рывков они разрывались еще больше.

Яр застонал, запрокинув голову. Вытаращенные полоумные от боли глаза уставились в потолок. То, что с ним происходило, выглядело как сцена из фильма ужасов, а не для хижины в тихом лесу. А мне еще нужно вручную нащупать осколки…

Он харкал воздухом, пытаясь отдышаться. Понимая, что долго он так не выдержит, я просунула пальцы в рану, не обращая внимание на визг.

Рана оказалась горячей и влажной — не от крови, от слизи.

С чавканьем в ней что-то двигалось, отдаленно напоминавшее клубок змей. Пульс в ране стал сильнее и чаще. Чтобы не мучить его зря я быстро ощупала все вокруг и наткнулась на что-то лишнее.

Схватив его, я вытащила обломок, не обращая внимания, на режущую боль в пальцах — напоролась сама. Длиной с полпальца, весь в крови и нитях слизи, он не выглядел особо впечатляющим, но сколько мучений доставил.

Яр судорожно дернулся, пытаясь повернуться боком — закрывался от меня.

— Все, все, — запросил он, закрывая глаза и уткнувшись лицом в доски.

Музыкальные пальцы крючило от боли.

Я рассмотрела обломок на ладони, зашвырнула в угол и потянулась за бутылкой с водой.

Глава 34

Яру стало легче, это видно. Но нужно было убедиться, что все чисто.

— Потерпи немного. Я постараюсь быстрее.

Я снова полезла в рану, пока он мычал в пол, жмурясь, и нашла еще несколько крошек керамики. Когда я вытащила пальцы, они были в черных сгустках.

Сердце сжалось при одной мысли, что он ощущал, пока это было внутри.

— Я промою рану, слышишь? — я наклонилась к нему. — Все чисто, будешь жить. Все закончилось.

Яр не прореагировал, и я склонилась ниже, заглядывая в лицо. Отвела мокрые пряди волос с глаз — они оказались закрыты. Лицо расслабленное, губы приоткрыты. Деформированная зверем грудная клетка поднималась часто, но спокойно.

Видно, что отдыхает от страшной боли. Когда она, такая, внезапно проходит, можно воспарить от счастья. Я не стала мешать Яру приходить в себя.

Как смогла, отмыла, возя салфеткой по телу. Слизь смывалась хуже, чем кровь, но все-таки смывалась.

Расстегнутая рубашка и брюки были