Рейтинговые книги
Читем онлайн Крайняя изба - Михаил Голубков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 61

Затем она неожиданно для себя плюхнулась в речку, охнула, вскочила, шумно бросилась из воды, насухо вытерлась рубашкой, прибрала волосы и пошла по берегу, по темному хрустящему песку, который был внутри сухой, золотистый. Евгения улыбалась и радовалась своим ощущениям, но вскоре спохватилась: что это она, как дачница какая? У самой дел невпроворот, а расхаживает здесь, да еще в одной рубашке.

Евгения заспешила обратно, прикидывая в уме, что ей нужно обязательно не забыть сделать до работы. На Назара с Ленкой плохая надея. У одного, наказывай не наказывай, руки вечно не доходят, другая, что не упустишь из виду, что накажешь, то выполнит, а чего не напомнишь, забудешь, так и останется неуправленным. Да и нужда ли ей — девчонка ведь еще, дурость одна в голове, побегать, поиграть хочется. Какой с тринадцатилетней спрос?

Деревня уже озарена, посверкивает окнами. Пока Евгения прохлаждалась на речке, солнце поднялось и залило желтоватым сиянием вершину угора. Приятно было входить из тени в это сияние, принять на спину и плечи легкое, осторожное касание солнечных лучей, даже тропинка вверху уже согрета — рьяно взялось за работу светило, день вновь назревал удушливый, знойный.

Дома Евгения торопливо оделась, и началась для нее обычная — только успевай разворачиваться — управа по хозяйству. Первым делом она напоила и подоила корову, напоила телка, выгнала их вместе с овцами на улицу (скотину в жару приходится по утрам и вечерам пасти), но будить Ленку не насмелилась, пусть хоть минутку еще урвет у сна, да и Дарья вон шибко-то не торопится, не видно еще ее коровенки.

4

Косилка мерно стрекочет, сливаясь со стрекотом беспрерывно звенящих кузнечиков, расстилая позади зеленую пышную дорожку, искрапленную по всей длине головками разных цветов: ромашек, зверобоя, льнянки… Трава, опадая, брызжет росою, лошади шумно дышат, фыркают, нахлестывают себя мокрыми хвостами. Назар сидит, откинувшись, на жестком железном сиденье, одной рукой держит вожжи, правит лошадьми, другая — на ручке рычага, поднимает и опускает режущий аппарат, где надо, где попадаются пенья и кочки. На этой же руке висит, перетянув ремешком кисть, длиннющий сыромятный кнут с коротким кнутовищем, тащится, извиваясь змеей, за косилкой. Кнут Назар в ход не пускает, лишь иной раз припугнет им, когда Крылатка «дурит», тянет коренника в сторону, выбивается из постромок.

Окошенная по краям, у кустов, поляна одуряюще пахнет, искрится на солнце тысячами крошечных звезд, вздымается прозрачным, дрожным дыханием.

Сделав последний круг, оставив посередке поляны большой травянистый остров, Назар останавливает лошадей, подгребает им ногами под морды вороха кошенины, сам же идет к кустам, где повесил полевую сумку, — самое время завтракать, пока аппетит есть, позднее не до еды будет, жарища доймет, позднее только на питье потянет.

Он лезет в кусты, в их духмяную, горьковатую, черемуховую влагу, выбирает место посвободнее от стволов, сучьев и коряжин, ложится боком на прохладную, сыроватую землю, плохо заросшую, в прошлогодней листовой прели, достает завтрак из сумки, в охотку пьет молоко, расколупывает вареные крутые яйца, нахрустывает свежими огурцами.

Над ним шатер из темных, тяжелых, мокрых листьев, лишь кое-где пробиваемый солнечными лучами. Тонко попискивают в этом глухом естественном укрытии редкие комары. Бурые прутья и стволы черемух запотели, покрылись дорожками от стекающих капель.

Понизу, сквозь кустарник, где лист и ветки пореже, Назару видны и слышны лошади — как они тянут шеи, хватают траву, вскидывают головы, бренча удилами; слышно, как гремит уж нагретая солнцем поляна.

Со стороны, из потаенного, укромного закутка, все звуки поляны особенно различимы — там, кроме боя кузнечиков, и хлопотное гудение пчел, берущих взяток, и шелест обсыхающей под солнцем и ветерком травы, и зуд над всей поляной, над каждым цветком, над каждой травинкой разного мухотья, разных букашек и насекомых. Получается дружный, как в громком хмельном застолье, спев, хоть всяк и дует в свою дуду.

И Назар сейчас сам не последний на этом пиру. Все в нем распахнуто и рвется навстречу разноголосому гомону: он сейчас частица всего живого, всего поющего, кричащего, дышащего, всего летающего, бегающего, ползающего по земле, он центр мироздания, и все вокруг для него, точно так же как и он для всех, для каждой травинки-былинки, для каждого насекомого и букашки. Душа его сейчас парит в братском единении, понимании всего земного, всего, что рядом.

Но где-то уж, в глубине сознания скапливается, растет в противовес его братскому порыву тревога и грусть, извечные спутники человека, сменщицы всех его радостных настроений. И чем больше, чем сильнее счастлив и доволен собой человек, тем скорее являются спутники, смиряют, гасят в нем плоть и дух, изводя иногда до самого жалкого состояния, ибо ничего в жизни нет без обратного, без отзыва, без равнодействия хорошего и дурного.

Да, последнее он, верно, лето так справляет. Это нынче кому, как не Назару, косить возле Малых Ключиков, а на следующий год любого мужика послать могут. Даже если и его пошлют, все равно не то будет. Нынче он здесь хозяином живет, а на будущий год сезонником приедет, временщиком, хоть и поселится на сенокосные месяцы в своем доме. Да и вообще, захочет ли совхоз направлять сюда человека, чтобы какие-то поляны выкашивать? Скорее всего отмахнутся от этих полян — что трактором можно выкосить, то выкосят, а остальное пускай пропадает, пускай зарастает, затягивается ольховником и осинником. Глядишь, лет через десять — пятнадцать и вовсе зарастет все и тогда забросят поляны.

Сейчас больше на клевера надеются, на силос из подсолнечника. Больше под них земель раскорчевывают, распахивают, больше болотин осушают. Теперь все укрупняют, расширяют — на механизацию надеются. Пять лет назад нового директора прислали, толкового, хваткого, строгого, хоть и пожилого уже — раньше по партийной линии работал. Да оно и лучше, что пожилого, — опыту больше, с людьми тоньше ладит. Крутую он в Больших Ключиках заварил кашу (расхлебать бы, ложку бы не сломать), крепко замахнулся, перевернул все хозяйство вверх дном. Отдача, правда, пока что не велика, в долги лишь пока государству влезли — на комплекс животноводческий, на дорогу шоссейную к тракту в город, на постройку клуба и многоквартирных домов для молодых механизаторов, — но вскоре, говорят, все окупится, оправдает себя сполна. Посмотрим, посмотрим, что получится. Много разных начинаний было, только не все добром закончились. Людей, во всяком случае, новый директор зажигать умеет, картины прямо такие рисует — иные, закрыв глаза, готовы за ним хоть куда, хоть в огонь и в воду. Вон как поперли с Малых и Средних Ключиков.

Назар тянется в карман за кисетом, сворачивает цигарку, ложится, прикурив и крепко затягиваясь, на спину, отпугивает комаров дымом.

Вот ведь как устроен человек. Не может без людей, и только. Всех понесло из деревни, и ему надо. А чего, казалось бы, здесь не хватает? Хозяйство налаженное, дом еще добротный, сто лет простоит, скотину пасти есть где, дров кругом полно, покупай за бесценок любую брошенную избу и топи. Электричество тоже есть, хоть электрики совсем не следят за линией в Малые Ключики, раз деревня переселяется, но Назар и без них обходится, сам присматривает и крепит подгнившие опоры пасынками — действует линия. Газ привозной, в баллонах — и тем запасается Назар, включай, когда хочешь, конфорку, вари, подогревай, что хочешь. Все есть для житья в Малых Ключиках. Нет, уезжать собрался.

На работу далеко ходить?

Так ведь Ходили же раньше — и ничего, целым гамузом, бывало, бегут на центральную усадьбу, девчонки в школу, взрослые — всяк на свою работу… Одна Кислицина в деревне оставалась, как сторож. Зимой, правда, туго иногда попасть в Большие Ключики: то пурга тропу занесет, то мороз долбанет за сорок, то волки начнут пошаливать, взвывать неподалеку, зима вообще не лето, снега по крышу, ветра поют в трубах. Однако и зимой можно жить, не пропадешь — спасает телевизор. Вечерами собираются у Чарушиных и смотрят, что на белом свете делается, что люди вытворяют, даже старуха Кислицина приходит. Незаменимая штука в Малых Ключиках — телевизор. Антенну Назар высоко, метров на двадцать поднял, хорошо ловит.

Назар заворачивает в газету остаток от завтрака, сует его вместе с пустой бутылкой обратно в сумку. Пора на следующую поляну ехать, расселся, раздумался тут. Думай не думай, жалей не жалей, а переиначивать поздно.

5

— Че ж это такое? — слышится во дворе ворчливый, дребезжащий голос. — Время скоро семь, а скотина до сих пор не на поле.

Скотину пасут от каждого дома. Пасут попеременно: два дня выгоняют Ленка с Жанкой, на третий — старуха Кислицина, за что хозяйки рассчитываются с ней молочком. Своей дойной скотины Кислицина давно уж не держит. Поэтому старуха очень ревностно следит, чтобы девчонки не лодырничали, не просыпали, а пораньше выгоняли и подольше пасли стадо. Сама она готова всю ночь пасти и, если бы не нужно было доить коров, так бы, наверно, и поступала.

1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 61
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Крайняя изба - Михаил Голубков бесплатно.
Похожие на Крайняя изба - Михаил Голубков книги

Оставить комментарий