Мастера Книги - Валерий Михайлов

Я был совершенно беспомощный перед своими страхами. Уже тогда я был одинок, как никто другой, потому, что у меня были отец, мать, друзья-приятели, но вместе с этим я жил один на один со своими страхами, изображая обычного парня, такого, как все. Мне не к кому было обратиться за помощью или сочувствием. Отец был всегда занят. Мать, но разве мать способна серьезно относиться к душевным мукам сына, да еще к таким, которые выходили за рамки ее житейских представлений. Друзья бы просто меня засмеяли.

Я пустился в бега, как только обрел самостоятельность. Я постоянно переводился из одного университета в другой, менял работу, отправлялся во всевозможные экспедиции. Ни семьи, ни друзей, ни врагов. Из вещей у меня был только походный чемодан и скоростной автомобиль, всегда отлаженный, всегда с полным баком бензина. Я был самым одиноким человеком на земле, самым одиноким и самым испуганным. Если я и не сошел с ума, то только потому, что мое проклятие стало и моим спасательным кругом. Жизнь в постоянной опасности. Только рефлексы, только самосохранение.

Я превратился в адепта бегства, стал тенью, без имени, без адреса, без лица. Я появлялся и исчезал совершенно незаметно.

Он постоянно шел по моему следу, постоянно сокращая расстояние между нами. Теперь он был уже не в далекой пустыне, а совсем рядом, в тех местах, откуда я мчался на полном ходу пару дней назад. Теперь нас разделяли часы.

Это был поединок длинною в жизнь, танец охотника и жертвы, борьба умов, где оружием были воля, скорость, реакция и умение не оставлять следов.

Мои постоянные метания между страхом и одиночеством, постоянное напряжение и усталость, постоянная походная жизнь превратили меня в инвалида. У меня было практически все, начиная с мигреней и гипертонии, заканчивая сахарным диабетом и одышкой. Сердце мое не годилось даже на свалку, а нервы… Несколько раз я думал, что умираю, но я так и не решился позвонить в скорую помощь, боясь засветиться, боясь задержаться на одном месте на лишние несколько часов.

Так не могло продолжаться вечно, и вот однажды… Фраза из приключенческого романа прошлых веков. Сегодня. Сегодня я понял, что больше не могу, что это выше моих сил, и я сдался, я сломался, и вместо того, чтобы собирать вещи и мчаться дальше, куда заведет эта сумасшедшая гонка, я, не торопясь, оделся, купил самое дорогое вино и вернулся в номер. Я решил ждать.

Когда вторая пачка сигарет подходила к концу, я услышал, как к гостинице подъехал автомобиль, как хлопнула дверца. Я отчетливо слышал это, хотя номер был защищен от посторонних звуков. Минута, другая, третья… В дверь уверенно постучали.

– Входи, – сказал я ему без церемоний.

Было бы неуместно и глупо после стольких лет нашей извращенной близости обращаться к нему на «вы».

Он был таким же, как во сне, только разве что немного старше, да и одет в обычный, не дешевый, правда, современный костюм.

– Я пришел тебя избавить, – грустно сказал он.

– Выпьешь?

– Не откажусь.

Наши глаза встретились, и огромный камень свалился у меня с души. Впервые за все годы бегства я почувствовал себя легко. Я никуда не спешил, никуда не бежал, никуда не мчался. В его глазах было вселенское милосердие и любовь. И вдруг я понял, что люблю этого усталого грустного и безмерно одинокого человека, всей жизнью которого был я. Воистину наша жизнь была немыслима друг без друга. Друг без друга мы были никем.

Он наполнил бокалы.

– За встречу.

Мы выпили не чокаясь. Затем, не спеша, молча выкурили по сигарете, затем…

– Здравствуй, Брат, – сказал я, когда он навел на меня пистолет.

– Здравствуй, Брат, – сказал он и спустил курок.

Оставалось его немного отредактировать, но это можно было сделать уже после туалета – мочевой пузырь устроил настоящий митинг протеста, – и приведения себя в порядок. Причем именно в такой вот последовательности. В результате я выпачкал чернилами не только майку и трусы, но и конец.

Зато освобождение от излишков жидкости вернуло мне способность мыслить. К несчастью, значительно позже, чем было надо. Я чувствовал, что написанный только что рассказ был триггером, пусковым механизмом, запустившим процесс, осознать который, не говоря уже о том, чтобы его контролировать, я не мог. Я оказался в шкуре одного из тех героев ужастика, которые, сами того не понимая, выпускали таким вот незатейливым способом убивающее их впоследствии «Зло». Мне стало страшно до дрожи в ногах. Поддавшись панике, я разорвал в клочья исписанные листы бумаги, но рассказ уже был написан, а что написано пером…

– Что случилось? – спросила Алина, увидев, в каком я состоянии.

– Худшее, что может быть с писателем, – ответил я, – я исписался и кроме той халтуры, за которую мне платят, ничего не могу создать.

Это была слишком явная чушь, но ничего лучше мне в голову не пришло. Разумеется, Алина поняла, что я вру, но ничего не стала говорить – секреты были частью нашей жизни, или же ей было достаточно и этой информации. Она лишь ограничилась рентгеновским взглядом, который я давно уже научился переносить. Я понял, что спалился, и в это не могло пройти без последствий. В том, что она расскажет о моих «нравственных исканиях» куратору, я не сомневался. А еще я был уверен в том, что мой страх они припишут полученной мной от неизвестных контактеров информации. Короче говоря, я вляпался в лужу по самое не хочу. Но тогда мне было не до действий куратора.

О нем я вспомнил ближе к вечеру, когда я решил, что все мои страхи – не более, чем плод разыгравшегося от бездействия воображения. Точно также, согласно одной из гипотез, аллергия является результатом «скуки» иммунной системы. То есть, если родители слишком сильно заботятся о том, чтобы их чадо не подхватило какую-нибудь болезнь: следят за чистотой рук, фруктов, игрушек, принимают меры против заражения простудными или инфекционными детскими заболеваниями, и так далее, иммунная система от нечего делать начинает атаковать хоть сколько похожие на врага объекты, результатом чего и является аллергическая реакция организма.

Тогда-то я и понял, что действительно вляпался. Ведь Алина увидела, что мне было страшно чуть ли не до потери рассудка, и теперь ни она, ни кто-либо другой ни за что не поверят, что я сам умудрился настолько себя напугать. И куратор…

Ну да пока о кураторе лучше было не думать. Я уже успел к тому времени убедиться в том, что проблемы надо решать по мере их появления, а иначе можно начать пускать слюни и облаивать низко летящие самолеты.

Исправить в сложившейся ситуации я мог только одно, поэтому я сел за стол и восстановил по памяти рассказ. Тем более, что на мой взгляд он получился вполне даже ничего.

Новая Глава

Возвращение домой мы отпраздновали бутылкой кошерного израильского вина и таким буйным сексом, как будто все эти дни мы провели вдали друг от друга. После этого Алина уснула сном младенца, а я решил выложить «Избавление» в интернете.

Я включил ноутбук, и пока он грузился, еще раз пробежал глазами рассказ. Когда же я взглянул в монитор… От увиденного я столь сильно отпрянул назад, что не удержал равновесие и свалился со стула, больно ударившись головой и правым локтем. Но в тот момент я не почувствовал боли – мне было не до нее. Вскочив на ноги, я уставился в монитор, а монитор уставился на меня. Я чувствовал его немного насмешливый осмысленный взгляд разумного живого существа. Это не было ощущением того, что, пока мы отдыхали, кто-то воткнул в мой ноутбук скрытую камеру, – я давно уже не сомневался в том, что мой дом буквально напичкан всякого рода жучками, но к этому я привык, к тому же они были всего лишь детьми электроники, как и еще недавно мой ноутбук. Теперь же он пялился на меня, как смотрит собака или другой человек, и монитор был его глазом.

Для моих мозгов это уже было слишком. Я просто сошел с ума, – пульсировало в голове, – и эта версия наилучшим образом объясняла все, что происходило со мной, включая историю про Атлантиду, общение с покойным дедом, Тенью, и мои сверхспособности, за которые мне платили сверхденьги. У меня был психоз с галлюцинациями и бредом, поэтому я так легко принял за чистую монету все те фантастические явления, которые стали неотъемлемой частью моей созданной воспаленным мозгом реальности. А раз так, то я понятия не имел, где я действительно нахожусь, и что со мной происходит.

Кстати о птичках, раз уж речь зашла о сумасшествии… На самом деле люди сходят с ума или подхватывают реактивный психоз в основном только в художественных произведениях. В реальной жизни этот диагноз встречается крайней редко. За большей же частью сумасшествий стоит либо заболевание самого головного мозга, либо заболевание мозга, вызванное внешними факторами.

Моим же диагнозом, скорее всего, было прогрессирующее эндогенное (вызванное внутренними причинами) заболевание головного мозга, больше известное людям, как шизофрения. А раз так, то ничего хорошего впереди меня не ждало.