Вендетта по-русски - Сергей Гайдуков

Я поднялся по лестнице, нащупывая в кармане плаща связку отмычек. С моей стороны это была чистой воды импровизация. То есть авантюра. Я собрался проникнуть в опечатанную милицией квартиру и провести свой собственный обыск. При условии, что мне удастся открыть дверь и что меня никто не застукает. Шансы были небольшими, но они были.

На лестничной площадке находилось две квартиры, одна из них — леоновская. Для начала я вытащил изо рта жевательную резинку и залепил «глазок» чужой квартиры. Не люблю, когда подглядывают.

Потом я принялся за работу. На третьем ключе я запотел, а к пятому мне показалось, что прошло уже часа полтора моего лихорадочного труда. Шестым ключом я отпер замок.

Тут зашумел поднимающийся наверх лифт, я отскочил от двери и стал медленно спускаться вниз по лестнице, изображая добропорядочного гражданина, возвращающегося из гостей.

Лифт ушел наверх. Я дождался его остановки, услышал шаги вышедших из кабины людей, подождал, пока они войдут в свою квартиру, и только тогда поднялся по лестнице обратно.

Я вытащил из бумажника половинку лезвия и осторожно прорезал бумажку с печатью, соединявшую дверь и косяк. Я надеялся, что никому не придет в голову посреди ночи проверять целостность этой полоски бумаги.

Как показывал опыт, беглый взгляд не заметит разреза, бумажка будет выглядеть целой, а вот если подойти поближе, да посмотреть повнимательнее…

Но зачем вообще лезть в чужие дела? Не понимаю.

Напоследок я сделал жест доброй воли и убрал резинку с «глазка». Жаль, мою доброту никто не оценит.

Сделав это, я открыл дверь леоновской квартиры и юркнул внутрь, тут же закрыв замок за собой. Вот мы и на месте.

Первым делом я надел тонкие кожаные перчатки, потом пробежал по комнатам и задернул везде шторы. Стало совсем темно, но в кармане у меня лежал небольшой фонарик. Потом я снял плащ, ботинки и свитер. Мне стало более-менее комфортно. И я начал работать.

Письменный стол я приберег напоследок, потому что уже примерно знал по рассказам Сереги, что там меня ожидает. Я начал с кухни, обшаривая внутренности шкафов, пространства за плитой, за холодильником, под раковиной.

Тараканы были просто в ужасе от такого бесцеремонного вторжения. На кухню я потратил больше сорока минут. Результат — нулевой.

Затем я перешел в спальню. Темп работы замедлился, потому что я уже немного запыхался: впрочем, укромных уголков в спальне было куда меньше. Я обнаружил много пыли, несколько старых носков и коробку из-под видеокассеты «Девять с половиной недель». Какой ужас! До чего может довести мужчину развод.

Ванную и туалет я прошел за полчаса. Потом сделал перерыв. Попытался представить, что сейчас делает Ленка, но быстро прекратил это занятие.

Слишком разволновался.

На очереди была комната, представлявшая нечто вроде рабочего кабинета — письменный стол, стеллажи с книгами, кресло-кровать. С книгами пришлось повозиться — у меня возникло подозрение, будто Павел мог что-то спрятать между страницами, и я пролистал каждый том.

Как и следовало ожидать, это было глупое занятие. За это время я чихнул, вероятно, раз пятьдесят. И все — в сложенные лодочкой перед носом ладони, чтобы не производить шума. Очень утомительное занятие.

Так дело дошло и до письменного стола. Я похлопал его по крышке, как врач ободряет нервного больного: «Спокойствие, только спокойствие. Сейчас займемся вами». Стол ничего не ответил. Но прежде чем заняться его внутренностями, я обратил внимание на один предмет, стоящий на крышке стола и открытый всем заинтересованным взглядам… В частности, моему взгляду.

Это была электрическая пишущая машинка «Самсунг». На вид довольно новая. И это выглядело несколько странно на фоне остальной бытовой техники в квартире: холодильник «Бирюса», у которого едва не отвалилась дверца, когда я в него залез, пылесос «Ракета», телевизор «Рубин».

Роскошью в этом доме не то чтобы не пахло, здесь никогда и не знали такого запаха.

Я приподнял машинку и посветил фонариком на днище: на бирке указывалось, что данный аппарат произведен в декабре прошлого года. Значит, покупка совсем свежая. Судя по рассказам сына и жены, Леонов в последние годы не преуспевал в финансовом отношении. Сторож, работающий сутки через трое, миллионов не зашибает. Да еще расходы на спиртное, съедающие большую часть бюджета.

Понятно, что квартира в целом выглядит бедненько. Но вот машинка, стоящая не меньше двухсот долларов… Она-то что здесь делает? Зачем обиженному на весь свет человеку такая штука? Ясно, что не в качестве декоративного предмета интерьера.

Тут я выстроил цепочку с самого начала: увольнение из ФСБ — обида — напрасное ожидание приглашения обратно — еще большая с течением времени обида — …Следующим элементом должно было стать желание как-то отомстить за нанесенную обиду. Пишущая машинка — известный способ мести.

Что там Серега обнаружил в ящике стола? Тетрадь с несколькими начальными вариантами автобиографии? Кто-то называет это автобиографией, а кто-то мемуарами. Мемуары, которые могут стать способом мести. Забавно. Кто бы мог ожидать от Паши Леонова писательских амбиций…

Действительно, кто? Кто-то, кто после его смерти взломал ящик стола и искал там нечто. И это был не Юра Леонов, потому что найденные Юрой материалы тут же бы и остались. Кто-то взял из ящика стола… Что взял? А вот что — машинка на столе стоит, а где отпечатанные тексты?

Серега обнаружил лишь рукописные черновики…

И я кинулся рыться в ящиках стола, вытащил их все, перевернул, высыпав на пол содержимое. Пачка чистых листов подтвердила мои предположения — тут готовились к печатанию некоего труда. Тетрадь с набросками автобиографии я отложил в сторону. Остальное — бумажный мусор. Ни единого отпечатанного на машинке листа. Черт…

Я сидел на полу, обхватив голову руками, и грустил. Я пришел сюда слишком поздно. Мне нужно было в тот вечер пойти с Юрой Леоновым, чтобы найти то, что здесь лежало. То, что либо нашел сам Юра, либо нашел некто уже после смерти Юры. И в этот момент я наконец увидел мотив Юриного убийства.

До этого все основывалось лишь на инстинктивном неприятии совершенного девятнадцатилетним розовощеким парнем самоубийства. Теперь появился мотив, появилась четкая картинка.

Иногда мое воображение сводит меня с ума. Оно с поразительной реалистичностью представляет мне картины тех событий, свидетелем которых я не был. Оно услужливо показывает мне, как это могло произойти. Иногда показ сопровождается натуралистическими подробностями, видеть которые я не хочу, но избавиться от которых невозможно. Это нельзя выключить, потому что это не телевизор, это моя голова. Это мое чертово воображение.

В этом случае я представил, как Юра Леонов поздним вечером (или даже ночью, как я сейчас) сидит в квартире своего покойного отца и изучает содержимое его письменного стола. Он перебирает поздравительные открытки, которыми забит нижний ящик. Он откладывает в сторону пачку чистой бумаги.

Потом пробует открыть верхний

ящик, но тот не поддается. Парень начинает дергать за ручку, сначала одной, а затем двумя руками. Раздается треск, а потом ящик вылетает из стола прямо в Юрины руки. Парень радостно вскрикивает и смотрит на оказавшееся перед его глазами сокровище. Там лежат…

Но Юра не видит, как со спины к нему неслышно подкрадываются два человека в черных шерстяных масках с прорезями для глаз (глупость какая, на фига им шерстяные маски?). Следует короткое движение, и Юра падает без сознания. Для этого не обязательно наносить удары, оставляющие очевидные следы. Если работали профессионалы, то достаточно будет и легкого касания в нужной точке.

Итак, Юра повалился на пол, потеряв сознание. Двое (или один, или трое, это, в конце концов, неважно) незнакомцев, проникших в квартиру, убеждаются, что в ящике стола лежит именно то, что им нужно. Они забирают бумаги.

Предположительно, отпечатанный текст мемуаров Павла Леонова. А потом один из незнакомцев вытаскивает из шкафа длинный кожаный ремень. А второй аккуратно снимает с крюка люстру… Они привыкли не оставлять свидетелей.

Представляя эту жутковатую сцену, я вспотел. Вряд ли от страха, просто в квартире было душно. Душно и тихо.

Я сидел на полу, как, по моим представлениям, сидел здесь Юра несколько дней назад. Была такая же ночь, точно так же передо мной были разбросаны на ковре бумаги из ящиков стола…

И в этой тишине было очень хорошо слышно, как кто-то вставил ключ в замочную скважину входной двери.

16

Нет, мне следовало все-таки повесить на двери леоновской квартиры табличку «Просьба не беспокоить», как в приличных гостиницах. Не повесил.

Побеспокоили. Теперь надо действовать быстро.

Времени вставать на ноги не было, я на четвереньках метнулся в коридор, схватил ботинки, плащ, взял в зубы свитер и кинулся в спальню, а не в кабинет, словно был ребенком, опасающимся, что вернувшиеся родители зададут ему за устроенный в кабинете беспорядок. Немного позже мне даже стало стыдно за такое свое поведение. Но это было уже позже.