Оборотень - Таня Хайтманн

— Нам предстоят непростые времена, поэтому необходимо расширить круг приближенных ко мне лиц.

Хаген медленно повернулся, и его взгляд остановился на Давиде. Тот инстинктивно отпрянул, но наткнулся на Лойга, который, не обращая внимания на сопротивление, молниеносно завел ему руку за спину.

— Время уходит, как песок сквозь пальцы, Давид, — заявил Хаген ласковым голосом, но жадный блеск его глаз говорил совсем о другом. — К сожалению, я не могу больше считаться с твоим нежеланием. Я так старался заманить тебя в эту стаю, и теперь ты сделаешь то, что нужно, чтобы стать ее серьезным членом. Если бы ты не был таким строптивым, мы могли бы пройти этот путь шаг за шагом. А сегодня ночью, боюсь, тебе придется сделать прыжок.

Давид застыл. Слова постепенно достигали его, словно изломанное эхо, с трудом собираясь вместе. И хотя разум еще не осознал их значение, на него уже волной устремилась радость стаи: сегодня ночью один из волков совершит прыжок. Восхищение нарастало, охватывая даже тех, кто обычно не подчинялся охотничьим инстинктам демона с такой легкостью.

Давид уже слышал несколько охотничьих историй, потому что когда стая собиралась вместе, то рассказывали много и с удовольствием. Но ему еще не доводилось стать свидетелем подобного — до сих пор он видел только ужасные останки на следующее утро, после того как Хаген набесится вволю. В этой стае ритуал был ревностно охраняемой привилегией, которую совершал вожак в присутствии немногих избранных. Что ж, еще когда Давид жил с Конвиниусом, он узнал, каково это — отпускать демона. От такой привилегии он с удовольствием отказался бы. Хотя его волку и хотелось охоты, хотелось помериться силами с себе подобными, желания крови и смерти он никогда не выказывал.

Давид попытался вырваться из хватки Лойга и посмотрел на Натанеля в поисках поддержки. Тот не отвел взгляд, но в нем была только отстраненная холодность. Давиду с трудом удалось скрыть разочарование, и, услышав совсем рядом смех Хагена, он не отважился посмотреть на него.

А Хагену, казалось, хотелось усилить его смущение.

— Скажи Натанелю спасибо. Он высказал мнение, что с тобой нужно поторопиться.

Говорил он негромко, но в голосе слышалась ненависть.

Мгновение Давид размышлял над тем, чтобы наброситься на Хагена и отомстить за то, что с ним сейчас сделают. Но потом взял себя в руки. Стоявший за его спиной Лойг знал, что следует делать, чтобы дело не дошло до нападения. Вполне вероятно, что своей несдержанностью он лишь дает Хагену очередной повод для насмешки.

Внезапно внимание стаи переключилось, и Давид вдруг почувствовал, словно его тянет куда-то. Вызвал это ощущение пробивавшийся сквозь толпу Матоль. С ним была молодая женщина, которую привел во дворец Давид. Она казалась оглушенной, но не оттого, что ее накачали наркотиками, — просто душа ее от ужаса забилась в самый дальний уголок. Матоль грубо держал ее за руку, хотя она, не оказывая сопротивления, и так брела рядом.

При виде ее посеревшего лица и изорванного платья Давиду стало нехорошо. Страх охватил его, нанеся сильнейший удар, и он перестал различать, где его собственные переживания, а где ее. Матоль подтащил девушку к огромному столу, приподнял и усадил на него. Она не сопротивлялась. В стае послышался с трудом сдерживаемый стон, движимое инстинктом желание не сдерживать свою потребность, а броситься вперед и начать охоту. Но никто не решился позволить себе такое.

Хаген, взгляд которого тоже был прикован к девушке, отступил на шаг и широко раскинул руки. Церемониймейстер, открывающий бал…

— Ну что, Давид, как тебе мой подарок? Амелия выбрала ее для тебя. Ей показалось, что ее внешность должна тебя подстегнуть. Хрупкая, светловолосая… У меня такое чувство, будто я уже видел эту девушку. — Раздался сухой смешок, и некоторые присоединились к нему. — Согласно традиции она, конечно же, твоя добыча. В конце концов, привел ее сюда именно ты. Так что приступай. — Хаген двусмысленно улыбнулся.

Не обращая внимания на боль в плече, Давид, насколько позволяла железная хватка Лойга, наклонился к нему.

— Ты не можешь заставить меня сделать это, — тихо сказал он.

И в его голосе было столько уверенности, что уголки губ Хагена угрожающе опустились.

— Я что, должен марать об тебя руки? — рявкнул он, но все же схватил Давида за волосы и грубо потянул вперед. Лойг от удивления вскрикнул и вынужден был отпустить руку Давида.

Давид, зажмурившись от боли, сделал несколько шагов. Он чувствовал себя так, словно Хаген пытается голыми руками снять с него скальп. Потом изо всех сил ударился о столешницу и рухнул вперед. Хаген сжал пальцами шею Давида и надавил, погружая его лицом в мех.

От меха исходил странный запах, и прикосновение к нему совершенно не напоминало прикосновения к мертвой ткани. Давиду показалось, словно его силой ткнули лицом в колени демону, и тот теперь упирается. От ужаса он открыл рот, чтобы закричать, и на губы тут же налипло множество шерстинок. Он хотел было отпрянуть, но Хаген стоял прямо позади него, не позволяя сбежать. Давид попытался вырваться, но он снова без усилий опустил его лицом в мех.

Волк измученно взвыл, отступая в самый отдаленный уголок души Давида, но вдохнуть он не мог, слишком сильно было отвращение перед мехом. Прикосновение к нему вызывало такое сопротивление, что он не мог взять себя в руки, да и ноги грозили вот-вот отказать. Где-то вдалеке он чувствовал возбуждение стаи, но не надеялся, что кто-то бросится к нему на выручку, — никто не мог равняться с Хагеном, и все это хорошо понимали. Кроме того, кто же присоединится к восставшему против вожака?

Давид не мог сказать, почему он прекратил борьбу: то ли от недостатка кислорода, то ли оттого, что наконец подчинился воле Хагена. Мгновением позже хватка у него на затылке ослабела, хотя Хаген продолжал угрожающе возвышаться за его спиной. Некоторое время ему было все безразлично. Его заботила только возможность повернуть голову в сторону и наполнить легкие кислородом. Потом он осторожно поднялся, но тут выяснилось, что Хаген почти не оставил ему места для маневров. Он неловко взобрался на стол и посмотрел на толпу. Все взгляды были направлены на него. Он видел жадность, жажду охоты, которую затеял Хаген и которую он сейчас начнет, погнавшись за безымянной женщиной. Он поискал Янника и нашел его бледное лицо в одном из последних рядов. В мальчике боролись ужас и лихорадочное возбуждение, которым была охвачена вся стая. А еще — следы стыда из-за того, что он не пришел на помощь другу. Янник опустил глаза, да и Давид уже не мог смотреть на него.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});