Скитания - Герхард Грюммер

Немного позднее и другие катера вступили в бой. Взрывы раздавались в ночи как раскаты грома. Торпедные катера, словно волки, ворвались в стадо овец. На правом фланге что-то пылало. Моряки Хармса не могли понять, что там произошло. «Может быть, торпедирован танкер или загорелся наш катер?» — спрашивали они себя.

Хармс приказал подойти к противнику вплотную. Командир хотел лучше рассмотреть торпедированное им судно, водоизмещение которого он предварительно оценивал в две с половиной тысячи тонн. Однако судно уже накренилось на левый борт, и Хармсу пришлось отказаться от своего намерения.

Тем временем вражеские моряки осознали трагичность своего положения и стали спускать на воду шлюпки. Но в это мгновение корма поднялась высоко вверх, и судно быстро скрылось в пучине. У Хайнца перехватило дыхание от радости. «Теперь мы рассчитались с англичанами за три наших потопленных катера. Смерть за смерть, кровь за кровь!» — ликовал он.

Однако его радость была преждевременной. Внезапно по правому борту загорелись осветительные снаряды, и в течение нескольких минут катер командира отряда оказался ярко высвеченным на поверхности моря. Затем последовали новые серии осветительных снарядов, и противник орудиями среднего калибра стал методично пристреливаться по цели. Третьим залпом вражеская артиллерия накрыла катер. Теперь он уже не мог двигаться. Последовало еще несколько залпов, и катер перевернулся на правый борт килем вверх.

Лейтенант Хармс решил изменить курс, чтобы выйти из зоны обстрела. Эсминец был таким противником, с которым ни один торпедный катерне желал бы встретиться. Осуществляя этот маневр, Хармс неожиданно обнаружил по правому борту теплоход каботажного плавания. Лейтенант внимательно рассмотрел его и небрежно бросил:

— Водоизмещение примерно восемьсот тонн!..

Теперь Хармсу предстояло решить: атаковать противника или позволить ему идти своим курсом? Ведь фактор внезапности уже утерян, да и бой близится к завершению. Правда, на катере оставалась еще одна торпеда, и если не использовать ее, то командир отряда вряд ли простит это ему, смельчаку Хармсу.

Лейтенант ринулся в атаку. Теплоход сразу обнаружил преследователя и открыл огонь из автоматической зенитной пушки, которую после нескольких выстрелов заело. Хармс успел выпустить торпеду. Теплоход попытался маневрировать, но безуспешно. Прогремел оглушительный взрыв — и судно раскололось пополам. Его носовая часть моментально ушла под воду, а корма продержалась еще какое-то время на поверхности. Не раздалось ни одного крика о помощи, никто из вражеских моряков даже не пытался спустить шлюпку. Команда ушла на дно вместе с теплоходом. Хармс разозлился, что все произошло так быстро. Ему очень хотелось выловить хотя бы одного члена команды и узнать от него название потопленного теплохода и порт приписки.

Морской бой развернулся на очень большом пространстве. Уничтожив еще один катер, эсминец куда-то скрылся. Остальные корабли охранения продолжали посылать в небо осветительные снаряды. Многие суда конвоя были потоплены или беспомощно дрейфовали. Никто из людей Хармса не имел представления о том, где находились катера отряда, могли ли они атаковать противника и каковы его потери.

Было уже два часа ночи, когда поблизости от катера Хармса разорвался осветительный снаряд и ослепил всех стоявших на палубе. Напрасно Хайнц Апельт, прищурив глаза, пытался что-то разглядеть. Едва успел догореть первый осветительный снаряд, как сразу разорвался второй. Затем около правого борта запрыгали фонтаны воды. Наверняка снова открыл огонь эсминец. Одно орудие регулярно выпускало осветительные снаряды, а два других стремились залпом накрыть цель. Хайнц автоматически прикидывал, каков калибр орудий, обстреливавших катер. По его мнению, он составлял 120 мм.

Хармс приказал идти самым полным ходом. Надсадно ревели двигатели. После разрыва третьего осветительного снаряда лейтенант распорядился поставить дымовую завесу. Сейчас в этом было их единственное спасение.

Снаряды уже упали в пятидесяти метрах от кормы. В этот момент Фразе направился куда-то по опасно раскачивавшейся палубе, надевая на ходу каску. Неожиданно острый луч прожектора ослепил моряка. Он поскользнулся, потерял равновесие и упал за борт катера в бурлящую воду.

Точность огня эсминца увеличивалась по мере его приближения к торпедному катеру. Хайнц Апельт уже немного привык к яркому свету и смог разглядеть жерла орудия вражеского корабля, который находился поблизости от правого борта. Хайнц двинулся к ходовому мостику, чтобы доложить о результатах своего наблюдения, когда на катере раздался оглушительный взрыв. Воздушной волной его отбросило к орудийной площадке, и он упал на перевернутый решетчатый настил. Снаряды угодили в центральную часть катера, и вода с шумом устремилась в машинное отделение. Некоторые моряки стали прыгать в воду. Немного придя в себя, Апельт закричал:

— Спускайте шлюпку!

На его голос прибежал Хайниш. Он помог юноше надеть спасательный жилет, подвел его к борту и подтолкнул в воду, где Хайнц уже сам смог ухватиться за трос спасательной шлюпки. Лейтенант Хармс, перед тем как покинуть катер, еще раз оглянулся вокруг и, не найдя никого, кому надо было бы оказать помощь, нырнул в воду.

Теперь моряки толкали перед собой спасательную шлюпку и старались как можно быстрее отплыть от тонущего катера. В небе погас последний осветительный снаряд, и наступила кромешная тьма, которая угнетающе действовала на людей.

Хармс стал проверять, кто находится рядом со шлюпкой. Боцман Керн, Шпиндлер, Хайниш и Апельт по очереди назвали свои фамилии. Из машинного отделения никому не удалось спастись. Хайниш с помощью товарищей попытался влезть в шлюпку, но она сразу же уходила в воду — оказалось, что два отсека пробиты осколками.

Морякам пришлось остаться в воде. В течение нескольких минут никто не произнес ни слова. Хайнц посмотрел на светящийся циферблат часов — они стояли. Одежда на нем промокла и плотно облегала тело. Правда, какое-то время он еще ощущал воздушную подушку на спине над спасательным жилетом, но потом она стала уменьшаться и наконец совсем исчезла. На нем была только рубашка, легкие брюки и парусиновая обувь. Поэтому для его тренированного тела не составляло особого труда держаться на воде.

Время тянулось мучительно долго. Но вот на востоке появилась узкая светлая полоса. Она постепенно расширялась, а пятеро моряков с надеждой приветствовали восходящее солнце.

Хармс приказал подплыть к месту гибели катера. Моряки увидели поломанный решетчатый настил, проплывавший мимо них открытый ящик для боеприпасов. Хайниш попытался схватить его, но он перевернулся и затонул. Боцман Керн заметил на поверхности какое-то желтое пятно. Когда все пятеро приблизились к нему, то увидели труп человека в спасательном жилете. Его голова была погружена в воду. Хармс отпустил трос шлюпки и поплыл вперед. В утонувшем он опознал Фразе. На его голове еще держалась стальная каска, правая рука была сильно изуродована. Очевидно, он падал в воду уже без сознания, иначе сбросил бы тяжелую каску. Мимо шлюпки проплыли клочья одежды, ботинок, оторванная рука с обручальным кольцом. Она наверняка принадлежала старшему машинисту: ведь он был единственным в экипаже женатым человеком. Хайнц отвернулся от этого ужасного зрелища.

Солнце поднималось все выше. Вначале его тепло было приятным, но затем оно стало здорово досаждать морякам: у них не было головных уборов. Хайниш мерз, его тело чрезмерно охладилось за несколько часов. И хотя солнце пекло немилосердно, он ни разу не окунул голову в воду, чтобы избежать солнечного удара.

Хайнц посмотрел на свои пальцы. Они распухли, и с них слезала кожа. Голова у него раскалывалась от боли, поскольку при падении на катере он сильно ударился.

Боцман Крен стал откашливаться и по неосторожности глотнул морской воды, которая теперь ужасно жгла ему горло. Керн не прекращал кашлять, стараясь избавиться от проглоченной воды. Хайнц вспомнил о предостережениях бывалых матросов. Они говорили, что, если человек наглотается соленой воды, он долго в открытом море не продержится. Да, у Фразе была легкая смерть.

Теперь Хайнц проявлял большую осторожность. Он ни разу не смочил свои растрескавшиеся и покрывшиеся соленой коркой губы. Почему же никто не приходит на помощь? Ведь ночной бой определенно наблюдали с берега. Если спасательное судно вышло с рассветом, то ему самое время быть здесь. Хайнц напряженно вглядывался в даль, но горизонт был чист.

Боцман Керн не переставал давиться кашлем. Он уже еле-еле плыл. При следующем приступе кашля ему в рот попала еще порция воды. Он стал задыхаться и не смог больше откашляться… Люди отвели глаза в сторону. Эти несколько минут, пока умирал боцман, показались им вечностью. Рука Керна разжалась и отпустила трос. Его тело осталось лежать на поверхности моря и тихо покачивалось на волнах.