Демоны Вебера - Денис Кучеренко

уж мне не уклониться от своей судьбы, можно было бы попробовать внести в нее кое-какие коррективы. Как вы смотрите на то, чтобы работать на меня после того как я стану князем? Если вы сможете уберечь меня от гнева Риганца и ему подобных, я озолочу вас. С такой защитой я смогу попробовать…

— Отказываюсь, — не дослушав, прервал юношу предсказатель. Своим взглядом он впился в недоумевающего Марка, что так и застыл на полуслове, не зная, продолжать ли ему, или попробовать увести беседу в другое русло. Недвусмысленный вопрос повис в воздухе, и Верго не стал долго затягивать с ответом. — По окончанию этой работы у меня наконец будет все необходимое для спокойной жизни, и мне больше не будет смысла рисковать жизнью ради кого-то вроде тебя. Но что самое важное, даже желая обогатиться, а я весьма алчный человек, в чем каюсь, я бы не стал сотрудничать с тобой. У тебя нет воли, нет мужества, нет внутреннего стержня. Если уж кого и поддерживать, то господ вроде Риганца и Голдберга, именно за такими будущее. Сопляки и неженки ничего и никогда не добиваются сами. Думаю, мой ответ был достаточно исчерпывающим.

— Вот как, — вмиг поник Марк. Его мимолетный триумф, вызванный недавним казусом, исчез без следа. Теперь юноша вновь походил на того запуганного мальчишку, которого увидел перед собой предсказатель только забравшись в карету. Надувшись, малец промямлил:

— И все же, вам просто не понять, как это тяжело — противостоять судьбе, когда все против тебя.

Вебер рассмеялся. Нет, это трудно было назвать обычным смехом, ведь это был скорее громогласный хохот, столь громкий, что его можно было услышать и за пределами кареты. Подобно непрекращающемуся спазму, смех выбивал из предсказателя остатки дыхания, не позволяя вымолвить и слова. Юный Пальмонтский испуганно вжался в подушки, боясь даже шевельнуться в коконе из разномастных тканей и мехов. Наконец, предсказатель смог себя утихомирить, слегка посмеиваясь сквозь сжатые зубы.

— Сынок, вся моя жизнь — это противостояние судьбе. И пускай погаснет солнце, если я не в шаге от конца этого кошмара! — он сделал драматическую паузу, пустым взглядом пробурив вентиляционное окошко, сквозь которое иногда пробивались одинокие солнечные зайчики. — Хорошо, раз уж мы тут друг другу душу изливаем, то и я расскажу тебе одну историю. Историю с весьма прозаичной, но оттого не менее актуальной моралью, — на секунду умолкнув, Вебер задумался о чем-то крайне туманном и далеком, продолжив нехотя, с трудом подбирая слова:

— Начало эта байка берет в старой части федерации, в республике Танголла. Славный солнечный край, полный сельскохозяйственных угодий, но лишенный долгосрочных перспектив. В тихом затхлом захолустье, в небольшой семье родился мальчик, назовем его Нил. Нил де Голль. В той убогой деревушке откуда Нил родом, не было ни школы, ни даже толковой роботы, если конечно не считать за таковую работу в поле. Но мальчик не хотел закончить жизнь бедным убогим фермером, и он нашел один выход, возможность выбиться в люди — военная служба. Армия Равии не только способ получить бесплатное образование, но и какая-никакая карьерная лестница. Едва дождавшись пятнадцатилетия, де Голль оставил отчий дом и отправился отдавать долг родине. Как жаль, что он тогда не знал насколько велика была его задолженность…

Глава 6. История Верго Вебера

Шел славный 903 лунный год, запомнившийся большей части Равии как год отличного виноградного урожая, что не могло не сказаться на изготовлении уже не столь отличного, но все же довольно крепкого алкоголя, который впоследствии можно будет встретить практически в любом питейном заведении еще не менее двух десятков лет спустя.

Молодому, но крайне амбициозному Нилу, пребывающему по долгу службы на юге у дальних границ федерации, этот год запомнился по совсем другим причинам. Тропический ад в который он угодил сильно выделялся на фоне всего что юному де Голлю доводилось видеть в своей жизни. Даже изнурительный учебный лагерь, что неспешно, с особым садистским удовольствием пережевывал новоприбывших курсантов, не шел ни в какое сравнение с местами его нынешнего пребывания.

Говорят: «Тяжело в учении — легко в бою», — к сожалению, к третьему месяцу пребывания в Као эта избитая истина казалась юноше насмешкой. Самопровозглашенная республика встретила уставшего от непомерно длительной дороги Нила невыносимой духотой и фантастически высокой влажностью. Солнце практически никогда не проглядывало из-за облаков, но его непрямые лучи все равно умудрялись доводить солдат до бессильного бешенства. На улице все время парило, каждый сантиметр кожи покрывался чередой мелких капелек пота и испарины. В помещениях же не имело смысла прятаться, поскольку там попросту не было чем дышать.

Высокая влажность не лучшим образом сказывалась на хранении припасов. Постоянно что-то портилось и начинало преступно гадко вонять, привлекая мошкару. Вышестоящее начальство не придумало ничего лучше, чем сжигать все накапливающиеся отходы на регулярной основе, благодаря чему каждое утро вблизи казарм стоял трудновыносимый смрад горящего мусора. Периодически запах становился настолько отвратным, что сослуживцы полушутя выдвигали свои версии о сжигаемых на кострах трупах. Самое страшное, никто не знал куда девались трупы на самом деле.

Наибольшим откровением для Нила стало обилие мертвых тел что проходило через лагерь: пять-шесть мертвецов в неделю считалось здесь нормой. Как он сразу заприметил, не смотря на всю свою отвратность, юг был тихим местом, здесь не устраивали крупномасштабные баталии, не проводили осады. Как правило все заканчивалось бесшумной резней. И трупы продолжали поступать: большие, маленькие, вонючие, и еще более вонючие. Иногда было сложно сказать от кого воняло больше, от немытых потных дневальных, или от уже разлагающихся тел.

Лишь спустя месяц с момента своего прибытия де Голль более-менее прояснил для себя что их отряд вообще тут делает. Начальство всегда было скупо на комментарии, и все чего от них можно было дождаться так это донельзя формальные приказания, поступающие ежедневно по телеграфу. Короткие сообщения обычно информировали о необходимости передислокации, потребности в очередном складе, отстойнике или еще чего в этом духе. Вполне возможно, что к приказам таки шли какие-никакие пояснения, но, видимо, их прапорщик не считал нужным делится такими мелочами со своими подчиненными.

От более опытных сослуживцев Нил смог разузнать чего ради тут все это устроили. Группа местных экстремистов (крайне недружелюбных по отношению к нынешней власти) провозгласила часть территорий федерации независимой республикой, требуя суверенитета и соответствующего уважения, во всяком случае такова была официальная повестка. О реальных причинах экспансии тропического пекла оставалось только догадываться. Что неудивительно, руководство Равии щедро обеспечило Као всем требуемым уважением, пять батальонов чистейшего уважения, если