Очерки по истории политических учреждений России - Михаил Ковалевский

Для обуздания вольнодумцев, всяких последователей лжеосвободительных учений Запада существовало особое учреждение — Третье отделение собственной Его Величества канцелярии с его многочисленными агентами в различных частях государства. После ночного обыска и осмотра частных бумаг предполагаемого заговорщика последний исчезал в одной из камер государственной тюрьмы святых апостолов Петра и Павла. После некоторого подобия судебного разбирательства он приговаривался своими преследователями к ссылке на много лет в какой-нибудь заброшенный уголок империи под испытующим полицейским оком или, в случае рецидива, к лишению всех прав и либо к смертной казни, либо к ссылке в Сибирь. Ссылка постигла одно время величайшего русского поэта, Пушкина, все преступление которого заключалось в том, что он написал либеральное стихотворение. Что касается смертной казни, то она была произнесена над весьма известным русским беллетристом, автором «Преступления и наказания» Достоевским. Он был осужден за то, что несколько раз посетил армейского офицера Петрашевского, который будучи последователем учения Фурье мечтал о проведении этого учения в жизнь. Автор настоящей книги сам слышал рассказ об этом деле из уст поэта Алексея Плещеева, замешанного в том же воображаемом заговоре. Он рассказал, как осужденные были одеты в саваны и затем поставлены в ряд перед линией солдат. Последним уже было приказано целиться и лишь ожидалась команда: «пли!», как вдруг царский гонец остановил казнь. Этот момент так сильно потряс великого Достоевского, что он упал на площади в страшном припадке эпилепсии. Эта болезнь мучила его всю остальную жизнь как в Сибири, где он провел долгие годы ссылки, так и в Петербурге, куда он возвратился по воцарении Александра II, чтобы стать редактором влиятельного журнала и автором всемирно известных романов. Между тем эти чрезвычайные меры поддержания порядка не только не смягчились, но становились все более и более суровыми, особенно начиная с 1848 года, когда национальные восстания и социально-политические революции одержали, казалось, верх над всеми правительствами Европы. Был увеличен налог на тех, кто желал ехать за границу, а многим лицам не выдавали паспортов. Бессмысленнейшая цензура была установлена не только над политическими писателями, но и над романистами и поэтами. В то же время было до крайней степени затруднено выражение независимых идей с университетских кафедр. Несмотря на все это, «высшее начальство, — употребляем выражение Николая, сказанное им на смертном одре своему сыну и наследнику, — было далеко от надлежащего успеха». Русские войска в Севастополе должны были отступить не перед численным превосходством неприятеля, но потому, что французы и англичане были лучше вооружены и находились под лучшим командованием. Лихоимство было в России в эту эпоху всеобщим как на военной, так и на гражданской службе. Возможность составить себе состояние путем вымогательства взяток представлялась своего рода вознаграждением за низкое раболепство перед волей царя. Не будучи в состоянии дольше выносить незаконные поборы и дурное обращение некоторых помещиков, крепостные либо восставали, либо были готовы восстать; и это достигло таких размеров, что умирающий император, за несколько лет до того учредивший комиссию для изыскания способов к улучшению их положения, счел необходимым посоветовать своему наследнику полное освобождение крепостных.

Александр II не забыл этих слов, и как только парижский мир положил конец Крымской войне, он весь отдался трудной задаче разорвать крепостные цепи. Уже в 1856 году, принимая во время своего короткого пребывания в старой столице представителей московского дворянства, он произнес такие многообещающие слова: «Существующий способ владения душами не может оставаться неизменным; лучше отменить крепостное право сверху, чем ждать того момента, когда начнется возмущение снизу. Прошу вас подумать над теми путями, какими это может быть осуществлено».

Проникнутый этой идеей император решил воспользоваться празднествами, устроенными по случаю его коронования, чтобы внушить высшим слоям собравшегося дворянства мысль о принятии ими на себя инициативы в намеченной им реформе; но они не поддались, притворившись, будто не знают, на каких началах может быть проведена эта реформа. Тогда с целью выработки этих принципов был учрежден частный комитет, составленный из председателя государственного совета князя Орлова, министра внутренних дел Ланского и нескольких других министров и высших сановников. Между последними нужно особо отметить генерал-адъютанта Ростовцева, который играл видную роль в проведении этой великой реформы. Император лично председательствовал в первом заседании этой комиссии 3 января 1857 года и определил цель ее учреждения, сказав, что она должна рассмотреть вопрос об отмене крепостной зависимости со всех точек зрения и составить предположения о способе ее осуществления. Главная трудность этого вопроса была с принципиальной стороны хорошо изложена в докладе секретаря Левшина. Она заключалась в определении дальнейшей участи земли, занятой крепостными: следовало ли вернуть ее помещику, или же она должна была остаться в руках крестьянина и на каких условиях — в полной ли собственности или в арендном владении? как и кем должна быть возмещена собственнику в первом случае потеря им того, что он считал своей собственностью?

Прежде чем войти в детальное рассмотрение трудов, завершившихся знаменитым актом девятнадцатого февраля 1861 года, познакомимся с теми разнообразными решениями, которые поставленный выше вопрос мог получить и которые он действительно получил в различных странах света. Самым легким и простым способом снять те путы, которыми крестьянин был наследственно прикреплен к обрабатывавшейся им земле, было объявить его свободным идти, куда пожелает, или — по символическому выражению первой половины средних веков — «показать ему три дороги». В результате освобождения по указанной формуле, что весьма часто практиковалось во Франции, в Англии и в Германии вплоть до XI, XII и XIII веков, земля, прежде находившаяся во владении крепостного, неизменно возвращалась помещику. Поэтому добровольный отказ от всяких притязаний на землю был для крепостных первым и необходимым условием их освобождения.

Естественно, что все то, что увеличивало ценность земли, и, прежде всего, рост народонаселения, благоприятствовало и освобождению, так как земельным собственникам было выгодно давать свободу в обмен на землю. Нечего поэтому удивляться, что в течение XIII века, когда Европа, по новейшим исследованиям, достигла плотности населения большей, чем в три последующих столетия, отпущение на свободу в обмен на землю и с уплатой собственнику крепостных понесенных им убытков, стало явлением весьма частым. Освобожденный раб не имел другого выбора, как сделаться обычным арендатором или copy-holder; он получал тот же или какой-нибудь другой участок земли у освободившего его владельца, которому затем и сам он и его наследники вносили арендную плату деньгами или натурою в течение всей своей жизни. Такая практика, весьма распространенная во второй половине средних веков, указывала несколько иной способ для разрешения вопроса об эмансипации крепостных в России. Вместо того, чтобы обратить освобожденных крепостных в нищих, государство могло обязать помещиков оставить их на своих землях не в качестве свободных собственников, а в качестве наследственных арендаторов. Преимущественное распространение оброчной системы, т. е. системы участков, сданных в аренду за определенную из поколения в поколение вносимую арендную плату, как во Франции, так и в Польше, где эти участки до сих пор известны под названием «чинша», являлось для русского правительства поощрением к испробованию той же системы.

Но задолго до французской революции маленькая европейская страна — герцогство Савойское — убежденная доводами французских экономистов XVIII столетия в пользу освобождения крестьян с наделением их небольшими участками в собственность с успехом вмешалась в упрочение за освобожденными крепостными участков земли, которые они занимали до освобождения. Савойское правительство установило цену этих участков, по окончательной уплате которой к исходу известного числа лет последние поступали в полную собственность освобожденных крепостных. Для приобретения же средств, необходимых для этой покупки земли, крестьянам было разрешено совершать денежные займы или продавать часть их общих лугов или неразделенные земли. Дальше этого правительственное вмешательство не шло. И размер суммы, вносимой землевладельцу, как и размер причитавшихся ему процентов, устанавливались частным соглашением. Введенная в 1771 году савойская реформа дала такие блестящие результаты, что французские писатели последней четверти восемнадцатого столетия рекомендовали применение подобной же системы во Франции. И хорошо, конечно, известно, что французская революция приняла в известной мере те же принципы, объявив, что только так называемые сервитутные права, в противность правам личным или правам на личность крепостного, должны быть выкуплены заинтересованной стороной — освобожденными крестьянами. Но если такова была теория, то практика оказалась совершенно иной. Конфискация имений дворян, поддерживавших королевскую власть, и не присягнувшего духовенства и массовая эмиграция помещиков и владельцев крепостных допустили во Франции прекращение всяких платежей со стороны освобожденных крестьян, что и сделало возможным прямое превращение наследственной аренды крепостного в частную собственность мелкого землевладельца.