Сад теней - Вирджиния Эндрюс

Как только мое «положение» стало заметным, следовало объяснить то, что должно было случиться Малу и Джоэлю. Они по моему настоянию поступили в школу-интернат в Чарльзтоне в начале сентября. Кристофер оставался дома со мной. Я очень скучала по своим сыновьям, когда их не было дома, а Кристофер скучал по маме, поэтому мы очень быстро подружились, почти как настоящие мать и сын. Я молилась на него утром, днем и вечером. Он был единственной радостью в моей жизни на протяжении этих долгих и трудных месяцев. Мы вместе играли, но Кристофер настаивал, чтобы я изображала добрую колдунью. Пока план развивался, я все больше и больше ощущала, что это Божий «дар, ниспосланный мне свыше, как и Кристофер, который тоже был подарен мне небом. Я решила сообщить детям о рождении малыша в день Благодарения.

Так как теперь у нас осталось лишь двое слуг, то все утро я была занята приготовлением праздничного обеда. К полудню, когда пришло время садиться за стол, я едва держалась на ногах, в полной мере ощущая «тяжесть моей беременности». Пока Малькольм разрезал великолепно испеченную индейку, я подняла свой хрустальный бокал и постучала по нему ложкой.

— Мальчики, мальчики, в этот радостный день я должна сообщить вам нечто очень важное. Вы, вероятно, заметили, что в последнее время моя фигура несколько изменилась. Здесь и скрывается тайна. Скоро в нашем доме родится еще один ребенок, особенный ребенок, который должен появиться под самое Рождество. Воистину Бог преподносит нам в этом году особенный Рождественский подарок.

Малькольм отбросил в сторону нож, его лицо покраснело, и он с яростью взглянул на меня:

— Оливия, об этом должен был объявить я сам. Как смеешь ты брать на себя такую роль!

Глаза мои сузились, и я посмотрела на Малькольма взглядом, холодным, как ноябрьский ветер, что разгонял опавшие листья за окном.

— Как мы с тобой договорились, Малькольм, ты согласился с тем, что я буду решать все вопросы, касающиеся рождения младенца.

— Мама, а кто это будет — девочка или мальчик? — перебил меня Джоэль.

— Не будь таким глупым, — заговорил Мал, — этого никто не знает, пока ребенок не родится.

Мал становился все более похожим на Малькольма. Он любил казаться умнее, красивее и часто показывал свою власть над младшим братом. Кристофер разревелся.

— Пожалуйста, Оливия, я никого больше не хочу. Я не хочу, чтобы малыш отнял тебя у меня. Я не хочу потерять еще одну мамочку, — засопел он.

Я утешила его и сказала:

— Никто мне не заменит тебя, Кристофер, ни мальчик, ни девочка.

— У нас будет девочка, — заревел Малькольм.

Он посмотрел на меня и сосредоточенно продолжал разрезать индейку с ожесточенным усердием, направленным против меня. Ярость Малькольма омрачила праздничный обед. Мы ели молча, мальчики, казалось, были запуганы, Кристофер молча смотрел на меня и, казалось, умолял помочь ему. Малькольм то и дело выговаривал сыновьям за то, что они не умеют правильно держать вилки и ножи. Почему он не мог оставить их в покое! Он упрекал Джоэля, что тот режет мясо, как девчонка, а когда Мал возразил: «А я думал, ты хочешь иметь дочку», Малькольм лишь презрительно фыркнул в ответ и продолжал есть свое картофельное пюре.

Я помогла служанке убрать посуду со стола. Я поняла по ее брошенным украдкой взглядам, что она также удивляется тому, что мое известие лишь испортило праздник. Но я не собиралась исповедоваться перед служанками. Как только мальчики отправились к себе спать, а Малькольм, как обычно, уехал «по делам» в город, я приготовила праздничную корзину для Алисии, наполненную гостинцами ко дню Благодарения. Обычно я приносила ей обед перед тем, как мы садились за стол, но сегодня нарушила эту традицию. Было уже восемь часов. Я знала, что она наверняка проголодалась.

Поднявшись по лестнице, наверное, в миллионный раз, я поставила корзинку на краешек своего «огромного» живота.

Когда Алисия впервые увидела меня такой, она расхохоталась. Разумеется, и ей пришлось переодеться в мои платья, сшитые для беременности и уж, если кто и был комичным, так это — она.

Конечно, она постаралась укоротить или подвернуть подолы платьев, но многие юбки просто волочились по полу. Лиф платья свисал с ее маленькой груди, а руки тонули в рукавах. Как и во время первой беременности она и на этот раз нисколько не потолстела, поэтому была похожа на ребенка в наряде взрослой женщины. Ее волосы потемнели, но мы их подстригли, и они даже не закрывали шеи.

Я открыла дверь и с улыбкой на лице вошла в комнату.

— С праздником тебя, Алисия.

Она ничего не ответила, но жадно набросилась на корзинку, с силой вырвав ее из моих рук. Она вытащила куриную ножку, откусила кусочек и проглотила. Взяв ложку, она набросилась на все содержимое корзинки и съела все до последней крошки.

— А у тебя не прибавился аппетит? — спросила она взволнованно, как школьница, которая сравнивает отметки в дневнике.

— Прости? — я не поняла ее вопроса.

Она продолжала презрительно посмеиваться. Я никогда не замечала, чтобы раньше она так сладострастно обжиралась.

— Твой аппетит, — повторила она, — он не вырос? Иногда мне хочется есть день и ночь, меня так и подмывает подойти к окну и попросить тебя принести мне что-нибудь поесть. Я могла бы съесть все, в огромных количествах, даже плохо приготовленную пищу. Вчера ночью я мечтала о бифштексе, мороженом и печенье. Ты можешь исполнить эти желания? — спросила она, встряхнув головой и прижав к щеке указательный палец правой руки.

В последнее время она была здорова, но похоже, что к ней вновь возвращается безумие.

— Вряд ли Да и с какой стати? — ответила я, не зная, то ли смеяться, то ли сердиться.

Она не ответила, засмеялась и продолжала есть. Мучила ли она меня или пыталась таким образом отомстить мне?

— Я ем не больше и не меньше, чем обычно, — ответила я и вышла.

Она смеялась за моей спиной, пока я закрывала дверь за собой.

С этого дня всякий раз, когда я заходила к ней с необходимыми вещами, она ухитрялась отпустить какой-нибудь комментарий, касающийся моей беременности, как, впрочем, и ее собственной. Она игнорировала все мои замечания и относилась ко мне, как к сумасшедшей. Наконец, я решила высказать ей всю правду в глаза.

— Ты, надеюсь, понимаешь, почему я это делаю? — спросила я ее на следующий день.

Она сидела возле окна и вязала бесчисленные распашонки, покрывала, носочки. Она уже навязала всего на дюжину младенцев, но вязать не переставала. Самым удивительным было то, что она была так же убеждена, что родится девочка, словно вместе с семенем Малькольм оплодотворил ее своей одержимой идеей. Холодное зимнее солнце струилось сквозь оконное стекло, ярко освещая комнату, но не согревая ее. Конечно, подушки, подвязанные к моему животу, согревали меня. Я гладила себя по животу, давая понять, что я имею в виду. Она посмотрела на меня, в глазах ее заиграло веселье.

— Ты делаешь это потому, что Малькольм Нил Фоксворт хочет иметь большую семью.

— Но ведь это у тебя будет ребенок, Алисия. И все симптомы беременности присутствуют у тебя, а не у меня.

На лице у нее заиграла улыбка.

— Неужели ты все еще хочешь родить ребенка? — грубо и язвительно спросила она.

— Об этом не может быть и речи, — попыталась я сразу поставить ее на место.

Я не терпела ее дурацких вопросов и еще по одной причине: они заставляли меня обороняться, а этого нельзя было допустить. Я была чиста, а она согрешила. Я должна была спасти ее дитя от греха, сохранить его чистым и непорочным. Выражение ее лица не изменилось. Оно стало даже более агрессивным.

— Все дело именно в этом. У тебя будет ребенок. Ты должна это испытать. Положи руку на живот и почувствуй, как дитя двигается внутри. Почувствуй, как оно придает тебе силы и помолись за него, как за свое собственное дитя, — добавила она уже с большей решительностью, чем когда-либо прежде за все время заточения.

Ее глаза сузились, губы были плотно сжаты. Я попятилась. Казалось, что дышать стало невозможно.

— Почему ты не откроешь здесь окно? Она встала и подошла ко мне.

— Это — жизнь. Почувствуй ее.

Она взяла мою руку в свою и приложила ладонь к своему животу. Некоторое время мы стояли и глядели в глаза друг другу. Она с силой прижалась ко мне. Я не отвернулась, затем вдруг ощутила толчки в ее животе и тут же толчки в своем животе. Я попыталась высвободить свою руку, но она не отпускала ее.

— Нет, ты должна почувствовать это. Ребенок твой. Твой.

— Ты сошла с ума, — рассердилась я и, наконец, освободилась от нее.

— Я делаю это лишь для того, чтобы… отмыть грех твой и Малькольма и убедить людей в том, что этот ребенок — твой. И он будет твоим…

Я отошла к двери, ощутила ручку своей спиной и, выскользнув в коридор, побежала прочь, преследуемая ее безумным взглядом.

Войдя в свою спальню и закрыв за собой дверь, я не стала сразу отвязывать подушки от своего живота. Я прилегла на постели, приложив руки к животу, вспоминая, как Алисия прижималась ко мне. На кончиках моих пальцев я ощутила легкое пощипывание, которое передавалось и всей ладони. А в памяти сохранились мои ощущения от прикосновения к животу Алисии, только на сей раз я испытала нечто подобное внутри себя. Может быть, это было дыхание самого Духа? Может быть, Бог избрал меня для выполнения этой роли и придал мне новые силы? Но вдруг мне стало страшно от того, что я буду испытывать те же страдания, поэтому я соскочила с кровати и быстро отвязала от себя подушки.