Твой путь (СИ) - Кононова Татьяна Андреевна

— Но ты не умеешь ею владеть, — он цепляется за последнюю соломинку, как утопающий. — Тебя некому учить, ты причинишь вред любому своему наставнику.

Вместо ответа тот поднимает руки. Вокруг ладоней мощными чёрными потоками клубится Тьма. По безмолвному приказанию нового хранителя облака срываются с рук, окутывают юношу с девчонкой на руках. Последнее, что он успевает увидеть — высокая, малость сутуловатая фигура Рейна, исчезающая в проходе…

23. Свет и Тьма

— Так это значит… — Ивенн несколько раз вздохнула, точно после быстрого бега, — это значит, Свартрейн — ваш брат?

— Как бы странно ни звучало.

— Вы никогда ничего не рассказывали о себе.

— Не хотел пугать тебя, — правитель пожал плечами, словно его история была какой-то обыкновенной, не стоившей внимания. — Что бы ты ожидала услышать? Добрую сказку о короле-благодетеле или страшный кошмар о правителе-тиране?

Ивенн помолчала. Оба предложенных Эйнаром варианта были, в частности, одним и тем же. В человеке ничего не бывает заложено изначально, всё то, кем он становится, каким вырастает, как смотрит на окружающий мир, — всё приходит из детства и из юности, он становится отражением собственного окружения, но в то же время его будущее зависит только от него самого: есть люди, которые в самых страшных войнах, в вечном заключении, под давлением других людей и обстоятельств сохраняют себя, а есть те, которые ломаются, не выдерживают лежащей на плечах тяжести.

— Кто вы? — наконец спросила девушка. — Тот… поселянин сказал, что вы не человек.

Она постаралась незаметно взглянуть на Эйнара: тот задумчиво смотрел прямо перед собою, обыкновенно спокойное и бесстрастное лицо казалось чуть более хмурым и бледным, чем обычно.

— Он прав, — ответил лорд Мансфилд. — Я порождение союза Тьмы и Света, древней силы, которой нет названия. Все мы — я, Свартрейн и Регина — не люди. Мы могли принять любое обличье, скажем так, уместить свою Тьму в любое существо, но человеком быть всего удобнее: можно мыслить, разговаривать, жить так, как хочется, а не так, как велят дикие инстинкты. Как видишь, — он ненадолго отпустил поводья и развёл руками, — это не настоящее моё обличье.

— А какой вы настоящий?

Эйнар усмехнулся.

— Когда-нибудь увидишь.

— Сколько вам лет? — спросила Ивенн. Этот вопрос интересовал её с самого начала, но она всё никак не могла найти подходящий повод, чтобы задать его.

— Много, — правитель улыбнулся краем губ. — Двести тридцать восемь. И я проживу ещё столько же и даже больше, если никто или ничто не убьёт меня раньше срока.

— И зачем тогда вашему брату был необходим этот договор с Тьмой? Она даёт бессмертие? Но ведь вы и без того почти бессмертны…

— Не совсем так, — Эйнар нахмурился, не зная, как лучше объяснить непонятливой девчонке. — Если бы не этот договор, мы бы спокойно прожили положенное нам время, как обычные люди, чуть меньше века, и после смерти ушли во Тьму, то есть в Навь. Стали бы хранителями древней силы и стражами на границах между мирами. Но Свартрейну этого показалось мало, он захотел жить вечно. Из-за этого Тьма прокляла его: она всегда карает непокорных, — и завладела его кровью и всем его существом. Теперь он вынужден искать людей с похожими проявлениями силы и забирать её у них, чтобы выжить самому. В обмен на что-то, разумеется. Только он не понимает одного: Тьме без разницы, сколько ещё солнцеворотов он вырвет из её когтей, рано или поздно она получит своё, ворвётся во все три мира, заполнит погасший источник древней силы одной только собой. В Яви она уже наполовину обосновалась, из-за чего появились дети Тьмы и дети Света, такие, как твои родители.

— Получается, чтобы пробиться в Явь и Правь, Свартрейну нужна чужая сила?

— Верно, — правитель чуть наклонил голову. — И знаешь, почему у меня есть основания беспокоиться за твоего друга? Потому что в Светлой Империи самые мощные скопления энергии Тьмы. А жрецы не относятся ни к Тьме, ни к Свету, у них другая магия, поэтому они самые уязвимые. Сам император Август из рода Аллиев и его первый приближённый Витторио Дени в своё время были проводниками для Свартрейна. Августу была обещана власть, Витторио — не знаю уж, что… Из-за того, что они и так были детьми Тьмы, их силы после вмешательства магии только увеличились.

— Я тоже беспокоюсь, — вздохнула Ивенн. — И с Тьмой я сталкивалась сама, раз — в Яви, когда встречалась с вашим братом, и раз — здесь, у водопада, когда впервые вас увидела.

— Ты видела Свартрейна? — Эйнар оживился, вполоборота повернулся к своей спутнице. — И жива осталась?

— О, поверьте, он пытался разобраться со мной дважды, — отозвалась Ивенн. — Можно ещё вопрос?

— Пожалуйста, — Эйнар пожал плечами.

— Почему Регина всегда молчит?

Правитель нахмурился, серые глаза его помрачнели, девушка испугалась, что спросила что-нибудь не то, но, немного подумав, он ответил ей.

— Это неудавшееся заклятие забвения. Чтобы она никому не вздумала рассказать о договоре, Свартрейн пытался сотворить это с ней, но у него не получилось, он перепутал забвение и молчание. К сожалению, Регина молчит уже… — он прищурился и посмотрел вверх, подсчитывая, — двести девятнадцать солнцеворотов. Да, кажется, ей ещё не было шести.

— Вы расскажете о себе? О том, как пришли сюда, как стали правителем Земель Тумана?

— А ты не боишься? Путь к власти — это долгая история, и далеко не всегда простая и радужная. Возможно, ты станешь меня ненавидеть. Если, конечно, в тебе нет этого чувства уже сейчас.

Ивенн ничего не ответила. Вряд ли её можно было напугать обыкновенной историей, ведь всё, о чём он мог рассказать, осталось в прошлом. А времени почти не было: невдалеке уже чернели дома, частоколы, виднелись заснеженные крыши. А ненависть… Нет, этого чувства она в себе не находила. Чтобы ненавидеть, нужны основания, а она, наоборот, была благодарна Эйнару: он спас ей жизнь и оставил у себя на правах свободной. И поэтому девушка только пожала плечами в ответ.

— Хорошо, я расскажу, как вернёмся домой, — произнёс правитель наконец.

Вопреки ожиданиям и к счастью, Сула, расположенная чуть севернее Ситхи, не пострадала, Тьма даже не проникла туда: вероятно, дух Нави счёл достаточным прорваться через Ситху к Вендану, они находились друг к другу ближе всего. Выехав из деревни и добравшись до местности, немного окружённой редким лесом, воины устроили привал; лорд Мансфилд куда-то исчез, и Ивенн, сначала побродив немного по пустой, занесённой снегом округе, вернулась к временному стану.

Человек десять из отряда, расстелив плащи прямо на снегу, пили по очереди из серебряной чаши, заполняя её каким-то светло-золотистым пенящимся напитком. От него клубами валил пар, в воздухе отчётливо разносился аромат яблок. Ивенн потянула носом. Кто-то из сидящих в кругу это заметил и окликнул её.

— Идите к нам, миледи! — задорно крикнул Бьорн, неловко взмахивая рукой и расплёскивая горячее питьё себе под ноги. Ивенн улыбнулась и покачала головой, но он только засмеялся. — Да не бойтесь, не тронем!

Такое обращение — «миледи» — уже не смущало её, но всё равно казалось очень непривычным. Она привыкла к тому, что в Яви почти все даже с именем её звучным, красивым не считались и так и превратили из Славомиры в Славку. Матушка, бывало, полным именем звала, а потом, как ушла она в Загорье, так и вовсе Славкой осталась. Теперь эта жизнь казалась чужой, будто бы не своей: где она, а где та маленькая девчонка с длинной тёмной косой и в алой расшитой рубахе? Слишком большой и невероятной казалась образовавшаяся между ними пропасть, слишком разными они были — Ивенн и Славка, оставшаяся и забытая там, в Яви. Кто она теперь? Юная леди, ученица самого могущественного мага, самая молодая из воинов гарнизона. Совсем не та, кем была раньше — да и станет ли такой снова когда-нибудь?

Немного подумав, девушка всё-таки решила подойти и присоединиться к ним: всё ж одной совсем тоскливо, а сниматься с места они не собирались до тех пор, пока не вернётся Эйнар. Пока воины пили и смеялись над какими-то им одним известными случаями, Ивенн разглядела всех получше. Они производили совсем не то впечатление, что ратники из Халлы — грубые, наглые, дерзкие. Конечно, судить по троим было не очень хорошо, но Ивенн была уверена, что в большинстве своём они действительно такие. Здесь всё казалось по-другому: никто не напивался до головокружения, не хватался за оружие, даже не всерьёз, неприличные шутки почти не раздавались. Прошло немного времени, и Ивенн не без удивления поймала себя на том, что уже и сама тихонько смеётся над тем, как Лерт зашивал порванный стяг, как Бьорн испугался тени собственного напарника в дозоре, и что ей тоже протягивают серебряную чашу, украшенную маленькими самоцветами и до середины наполненную горячим яблочным напитком.