Педофил: Исповедь чудовища (СИ) - Пётр Крыжановский

Кроме хлороформа и отпечатков покрышек, оставленных около автобуса на окраине Индианаполиса, у нас ничего нет. Мы устали кормить затравками родных, дежурящих и ночующих под стенами оперативного штаба. А начальство в Вашингтоне проело мне плешь в моих седых волосах, уверяя, что Америка ждет от нас чуда.

— Нам нужна ваша мистическая удача и чутье, Альфред, — заметно ослабила хватку Рита. — Общественный интерес к делу падает, полицейские департаменты отвечают на запросы все медленнее, людей, желающих работать с таким материалами, все меньше. Не каждый может выдержать поток детской порнографии и постоянные допросы маргиналов в не­тленной надежде отыскать хоть кого-то из похищенных. Хотя бы их тела.

Бенджамин встал из кресла и, обойдя молодого полисмена, сел слева от него.

— Пока мы вели дело, мы посадили нескольких педофилов за хранение порнографии. Но вы же понимаете, что это не то, чего от нас требуют. Нам надо найти детей, живыми или мертвыми, а виновника убийства и похищения посадить на электрический стул.

Альфред чувствовал, что матерый волк с огромным опытом оперативной работы в прошлом отлично знает, как заползать под кожу людям, желая получить от них то, что ему нужно.

— Я замдиректора ФБР и подчиняюсь лишь директору Кристоферу Рэю. По воскресеньям мы играем с ним в гольф. Уверен, если нам удастся распутать это дело, мы могли бы помочь вам распрощаться с тяжелой работой патрульного.

Смотря будто загипнотизированный куда-то вниз, молодой полисмен не издавал ни звука.

— Мне нравится моя работа, — отрешенно, очень тихо бормотал он.

— Никто не спорит, — обволакивал жертву, будто змей, Бенджамин. — Почему бы не сделать ее интересней? Думаю, будет увлекательней работать на улицах Сиэтла в статусе национального героя.

Момент достиг своей критичной точки и стал бесконечно плотным.

Нет полицейского, не мечтающего быть агентом ФБР в красивом костюме, со сверкающим жетоном, дарящим совершенно особые привилегии. Боже, какой же заманчивой выглядела для Альфреда возможность хоть раз в жизни произнести фразу: «Это дело переходит под мою юрисдикцию!»

Молодой полисмен встал. Выглядел он так, словно мгновение назад его перемололи острыми винтами в блендере. Сотни мыслительных потоков, проходящих одновременно, отображались на его лице. Он осмотрел присутствующую с ним в комнате для брифингов пару, которая, последовав вслед за ним, тоже поднялась.

— Я дам вам ответ до завтра.

— Важно, чтобы вы знали, — холодно произнесла Рита. — Завтра у нас в 10:30 рейс в Индианаполис, если вы не ответите до 22:00 сегодняшнего дня, мы улетим без вас.

— Подумайте, — протянул руку Бенджамин. — Это может стать отличным шансом для вас кардинально изменить свою жизнь. Не к каждому прилетает и лично предлагает работу Бенджамин Блейк.

— Осталось только понять, я изменю свою жизнь в лучшую или худшую сторону? — пожимая руку, добавил Альфред.

— На всякий случай я забронирую для вас билет в первом классе на наш рейс. Если решитесь, оплатите его, а по прилету в Индианаполис вам отдадут деньги.

— Хорошо, спасибо.

— А, кстати, вот, возьмите. — Бенджамин вытащил из внутреннего кармана серого пиджака визитку и дал ее гостю в униформе. — Мне, в отличие от агента Коулмен, можно звонить до 23:00.

Полисмен повернулся, чтобы пожать руку первой женщине в его сознательной жизни, прикосновение которой не вызвало в нем неприятных эмоций.

Рита, видимо, хотела выразить недовольство тем, что простой патрульный сразу не согласился на столь привлекательное предложение господ из Вашингтона. Она стояла около комода у стены и складывала бумаги и папки в черный строгий кожаный кейс. Все выглядело так, будто для нее и не было сложного напряженного разговора минутой ранее, а тем более простого уличного патрульного.

— До свидания, — смотря ей в спину, тихо сказал Альфред.

— Всего хорошего, — безразлично ответила Рита.

Эмоционально измотанный молодой полицейский направился к прозрачным дверям. Они беззвучно открылись, и он покинул комнату для брифингов, после чего скрылся с глаз агентов.

— Могла бы с ним и помягче, — вычитывал Бенджамин свою подчиненную. — Не все знают, что за хрупкой привлекательной внешностью скрывается акула, готовая растерзать всех, кто ниже ее по служебной лестнице.

Рита кинула кейс на комод. Обернувшись, она хитро посмотрела на своего босса.

— Он согласится.

— Ты думаешь?

— Уверена. И сделает он это потому, что я его задела высокомерием.

Бенджамин покачал головой. На его лице появилась едкая улыбка, полная скепсиса.

— Наверное, ты одинока, Коулмен, именно потому, что считаешь, будто подобное нравится мужчинам.

— Нет, сэр, не считаю. Но на него это подействует. Плюс он хороший полицейский, который знает, что ему нечего делать на улицах Сиэтла.

Босс Риты небрежно махнул рукой и недовольно посмотрел на нее.

— Будем надеяться, он позвонит. И пока ты не до конца разрушила все мои иллюзии относительно сегодняшнего дня, идем поедим.

Не дожидаясь одобрения или согласия, он вышел из кабинета. Взяв с комода свой кейс, Рита поспешила вслед за Бенджамином.

***

В темной комнате, в одном нижнем белье, на краю скомканной кровати сидел Альфред. Он крутил в руке визитную карточку и время от времени нервно поглядывал на часы. Сквозь ночной сумрак красные цифры показывали 01:43. Теребя время от времени свои взъерошенные тревожным сном волосы, Альфред часто и глубоко вздыхал. Он так и не позвонил Бенджамину Блейку, и, видимо, это делать было уже поздно. Что-то смущало его во всей этой истории, веяло чем-то гнилым. Видимо, сама суть расследования.

Одно дело ловить старых извращенцев, пускающих слюни на маленьких мальчиков в родном Сиэтле, а другое — пытаться распутать мертвое дело национального масштаба. Будучи совсем еще неопытным полицейским, чей талант заключался в невероятной интуиции, он понимал, что на нечто подобное — убийство водителя автобуса и похищение детей — способен по-настоящему чудовищный изощренный ум, с которым он, быть может, еще не готов схлестнуться — ни как полицейский, ни как человек.

За небольшим окном виднелись верхушки ночных кленов, чьи листья тревожил унылый ночной ветер. Приятный уху шум проникал внутрь спальни и нарушал мрачную и такую тяжелую тишину — звенящую, терзающую голову Альфреда.

Ему казалось, если он покинет город, который стал для него родным, то утратит остатки того, что делало его им, человеком с именем, фамилией, хоть какими-то знакомыми и самой минимальной историей. Там, в Индианаполисе, у