Вот это поцелуй! - Филипп Джиан

– Дело продвигается так, как ты планировала? – спросил я уже мягче.

Хоть я и был твердо уверен, что она зря старается и ее расследование ничего не даст, это не мешало мне ее жалеть; Рита говорила мне, что Мэри-Джо относится к этой работе очень серьезно.

– Я опросила уже человек двенадцать, – вздохнула она. – Продолжаю идти по его следам.

– Вот скотина! Он тебя доведет!

– О да! Кому ты это говоришь…

В довершение всех бед о розысках Мэри-Джо пронюхали. Вчера над ее рабочим столом кто-то повесил гирлянду из презервативов и открытый тюбик вазелина, который вытекал на бумаги; все это болталось на ленте с надписью «Офицер по связям с геями и лесбиянками», и теперь все хихикали у нее за спиной. Два парня из отдела нравов уже получили от нее за это по морде, а мне даже пришлось вмешаться и оттащить ее, когда она чуть не измутузила одного делегата от союза крайне правых «Доблесть и Честь», пользовавшегося большим влиянием в полиции. Да, Мэри-Джо – она такая. Болид, который остановить невозможно. Она скорее подвергнется самым унизительным испытаниям, чем свернет с дороги, которую выбрала. Она давала нам всем превосходный урок самоотверженности, я так думаю. Черт бы ее побрал.

У нее в шкафчике оказалось немного печенья с изюмом и орехами, она их щедро разделила со мной.

– Я буду работать до тех пор, пока не порвется нить. Пока она ведет меня от одного свидетеля к другому. Я знаю, что она приведет меня к цели. Когда я смотрю на физиономию Фрэнка, то понимаю: я на верном пути. И он знает, что я продвигаюсь вперед. Я подождал, пока она оденется и зашнурует ботинки. Кровь прилила к ее лицу.

– Ох, этот усатый идиот, – задумчиво процедил я. – Просто в себя прийти не могу!

Выходя из комиссариата, Мэри-Джо завела речь о том, что у нее дома осталось полно телячьего жаркого. Но я настоял на том, чтобы сначала заскочить к Вольфу. По дороге мы остановились, чтобы выпить по стаканчику. Я смотрел на Мэри-Джо, и мне вдруг захотелось погладить ее по щеке. Она улыбнулась. Жара, усталость, беспокойство, смерть невинных людей – от всего этого становишься до ужаса сентиментальным…

Пока Мэри-Джо помогала Крис таскать коробки с листовками и грузить их в багажник, я поделился с Вольфом своими тревогами.

– Сюрприз, Натан? И что же это за сюрприз?

– Не знаю. Ничего не знаю. Я так ничего и не смог из него вытянуть. Но мне это не нравится, совсем не нравится. А тебе?

– Конечно, мне тоже не нравится. Но это их проблемы, а не наши.

– Ага! Вот ты как на это смотришь. Это, значит, их проблемы! Прекрасно! Но во всяком случае я запрещаю Крис идти на эту демонстрацию. И я прослежу за этим, не волнуйся! И вот еще что: ты, я слышал, не пользуешься презервативами? Или мне приснилось? Ты мне сейчас скажешь, что это ее проблема? Я вижу, это тебя развеселило…

– Натан, ты мне нравишься, но ты меня уже достал. Честное слово.

– Вполне возможно. Мне без разницы! Но если с ней что-нибудь случится, я тебя пристрелю, как собаку! Я тебе об этом уже говорил, но хочу быть уверен, что ты хорошо запомнил. Как собаку, Вольф. Раздавлю, как вредное насекомое!

– Да что ты себе вообразил? Ты сомневаешься в моих чувствах к Крис?

– Послушай! Эта женщина очень много для меня значит. Когда я был на твоем месте, я не приглашал ее принять участие в уличных баталиях. Когда я был на твоем месте, я только и делал, что дрожал за нее.

– Не рассказывай мне всякую ерунду, пожалуйста. Я в курсе. Ты наверняка причинил ей куда больше зла, чем когда-либо причиню я. Натан, она мне все рассказала. Так что не трудись зря.

От его слов я едва не задохнулся.

Когда мы пришли, Фрэнк принимал ванну. Он сидел в пене по самые плечи и, закрыв глаза, с блаженной улыбкой слушал Чарли Паркера.

Мэри-Джо тряхнула его, чтобы он уступил ей место, – она, мол, умирает от усталости и должна немедленно принять теплую ванну, пока не хлопнулась в обморок. Затем мы направились на кухню, чтобы полюбоваться на знаменитое жаркое.

Там она спросила меня, видел ли я, какое безмятежное у Фрэнка выражение лица, как он спокоен и расслаблен. Я ответил, что он выглядит почти как юноша.

– Он такой уже несколько дней. И знаешь почему? Он утверждает, что, если я буду продолжать расследование, мы оба попадем прямо в ад. Представляешь?

Я разложил веером корнишоны вокруг ломтей телятины, и мне пришла в голову мысль приготовить майонез – если меня за это угостят пивом или стаканчиком вина.

– Он утверждает, что это последние спокойные дни в его жизни. Прикинь? Он хочет пожить напоследок. Решил насладиться жизнью. Понимаешь, что это значит?

– Нет, Мэри-Джо. Извини, понятия не имею.

– Это значит, уже горячо.

– Говори яснее.

– Это значит, Натан, что я близка к цели. И он боится того, что я обнаружу. Вот что это значит.

Мне знакомо возбуждение, которое испытывает полицейский, напав на верный след. Нет, вам этого не понять. Мэри-Джо не держалась на ногах, но глаза ее горели, ее большие зеленые глаза блестели волшебным блеском. Вот что отличает нас от простых смертных. Эти несколько кратких мгновений славы, это чувство всемогущества, которое возносило нас к горним высотам! Вот почему мужчины и женщины брались за эту ужасную, опасную, мерзкую, плохо оплачиваемую работу, всеми презираемую и чаще всего приносившую жестокое разочарование… Ради этих нескольких мгновений благодати, ради этого чистого и безмерного наслаждения, с которым не может сравниться ничто на свете!

– Ну так действуй! – сказал я и взял ее за плечи. – Ты не нуждаешься в его разрешении. Ведь мы с тобой – охотники-одиночки, так? Ах ты, счастливица! Ты сейчас паришь на своем маленьком облачке, да?

Скольких я знал таких, как она? Да, я знавал таких полицейских, у которых это было в крови, которые никогда не прекращали поиски, без колебаний жертвуя собственным благополучием. Но таких было немного.

Я сжал ее в объятиях. Я гордился ею. Я говорил себе, что чем быстрее она покончит с этой своей историей, тем быстрее мы сможем заняться другим делом, тоже очень и очень серьезным.

– Давай, действуй, моя красавица! – прошептал я ей на ухо. – Не теряй времени даром.

Но она была как в нокауте. Она отстранилась от меня со вздохом, в котором слышалось раздражение – мол, сейчас слишком жарко. Думаю, она слишком увлеклась амфетаминами. Потом она отправилась к себе в комнату и растянулась на постели, сказав, чтобы мы ее не ждали.

– Ты знаком с этой девицей, ее новой приятельницей? – спросил меня Фрэнк. – С этой Ритой? Что-то она мне не особо нравится, между нами говоря… Немного странноватая, да? Так вот, она посоветовала Мэри-Джо не ужинать. Я не хочу вмешиваться в эти дела, сам понимаешь.

У Фрэнка, напротив, был зверский аппетит. Волосы у него были влажные, легкий халат распахнулся на груди и открывал взору седеющие завитки; он сидел босой, с голыми коленями и воздавал почести жаркому, запивая его большими стаканами вина (мы уже почти прикончили вторую бутылку). Фрэнк все время улыбался, и я спросил, все ли в порядке.

Он добродушно пожал плечами:

– Я полагаю, с моей карьерой покончено. Тебе известно, что мы стали посмешищем для всего университета? Надо бы тебе как-нибудь прийти и посмотреть, чем она занимается. Результат превзошел все мои ожидания.

– Ты мог бы избавить ее от этого. И от бесполезной работы. Ты же понимаешь, что она в итоге найдет то, что ищет. Ну ты же ее знаешь!

– Но, старина, подумай о последней сигарете осужденного на казнь. Говорят, эта сигарета – лучшая из всех, что были выкурены за всю жизнь. И это правда. Подумай об этом.

– Что за тайны, Фрэнк? В какие игры ты играешь, а?

Улыбка с его лица так и не исчезла. Она уже не была такой сердечной, но словно застыла. Не отвечая на мой вопрос, Фрэнк наполнил стаканы.

Я настаивал:

– Что, действительно есть чего бояться?

– О да, есть, есть чего бояться. О да!

– Тебе что, угрожают? Послушай, Фрэнк, я ведь не какой-то там торговец велосипедами. Тебе в голову не пришло, что я мог бы тебе помочь? Что мы с Мэри-Джо могли бы тебе помочь?

– Она могла бы мне помочь, если бы не совала свой нос куда не надо. Она могла бы, но увы. И это не слишком здорово для меня… Ну, что ты на это скажешь?

– Не знаю. Но поставь себя на ее место. Ведь ты далеко не идеальный муж.

– А что такое «идеальный муж»? Что это, в сущности, такое, а?

– Я подумал, что, может быть, есть такие вещи, о которых ты, Фрэнк, не хочешь с ней говорить. Сам посуди. Но ты мог бы поговорить об этом со мной.

Он хихикнул.

Я улыбнулся ему, встал из-за стола и пошел посмотреть, что поделывает Мэри-Джо, пока он лил тонкой струйкой растительное масло на салат, обретая в этом занятии утраченный душевный покой.

Мэри-Джо спала; видимо, уснула, как только упала на кровать. Какое-то время я задумчиво смотрел на нее, потом снял с ее ног башмаки. Выключил маленький вентилятор, который дул ей прямо в лицо, так недолго и простудиться. Когда я вырубил свет, она начала тихонько, почти весело похрапывать. Тут я вдруг подумал, что ни разу не провел с ней целую ночь. Да, мы никогда не спали вместе в одной постели. И почему-то только теперь это пришло мне в голову, и я удивился, что раньше никогда об этом не думал.