Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Яхши, — ответила Венера и сказала мне: — Он сказал, что тебе надо узнать всю историю с начала…
Они рассказывали долго. Вспоминали тяжелые годы после войны, болезнь Венеры, которой в то время было столько же лет, сколько мне сейчас. Рассказывали, как, выздоравливая, она мечтала танцевать в своем национальном балете, как, живя в нетопленной комнате, они сочиняли историю превращения камышей, изобретение первого курая, как Хабир тут же, закутанный в полушубок, изображал яростные танцы пастуха, сражающегося с баем… А Венера, еще лежа в постели, придумывала движения «камышей».
— Мы были слишком молоды, боялись доверять своим силам, а хотели, чтобы балет получился прекрасным, как в наших мечтах, — закончила Венера. — Театр пригласил нам в помощь Анну Николаевну.
Я молчала. Хабир вздохнул.
— Мы не спорили, когда она говорила: «Мое произведение!» Хотелось, чтобы люди видели наши народные танцы, сочувствовали судьбе башкирских героев…
Я молчала.
— Ты все поняла? — спросил он.
— Приблизительно, — ответила я. — Только вы поступили неправильно.
Они переглянулись.
— А как бы сделала ты? — спросил он немного обиженно.
— Не знаю. Но вы уступили, и вот опять она хочет… — я вспомнила слова Фатымы, — хочет загребать жар чужими руками!
— Может быть, и так, — неожиданно согласился Хабир. — Тогда мы не хотели рисковать дорогим для нас делом ради себя самих. Думали, что это только нас касается. А теперь… За мой вчерашний резкий разговор и телеграмму уж наверное я получу какое-нибудь взыскание как парторг.
— Конечно, спокойнее жить без всяких неприятностей, только я лучше умру, а не смирюсь!.. — выпалила я и, отняв платок от щеки, приложила его ко лбу. — Ну что же делать-то?
— Ты как ребенок! — грустно улыбнулась Венера. — Тебе все подай сразу… Пока что не было даже официального обсуждения, одни разговоры!..
Хабир перебил жену:
— Во-первых, Рабига, я надеюсь, что дело это справедливо решится и без твоей эффектной кончины. Не только партийная организация, все вступятся за Евгения Даниловича! И балетные и студийные. А во-вторых, тебе нечего прятаться от людей. Пусть люди тоже поймут, что ты не с «теми»… — Он так же, как и я, назвал их «теми»… — Ты видела Евгения Даниловича?
— Но… до меня ли ему?
— Ты думаешь, ему приятнее думать о тебе как о беспринципной девчонке? — вопросом на вопрос ответил Хабир да еще спросил: — Думаешь, ему не нужна опора честных людей?
Я встала и повесила мокрый платок на спинку стула.
— Подожди, — поднялась и Венера. — Похлопай себя немного по правой щеке… Надо быть одинаково румяной с обеих сторон. Ему не нужно знать подробностей…
* * *Каюта Евгения Даниловича так же, как и моя, выходила на нижнюю палубу. Сообразив, что голос Анны Николаевны сюда донестись не мог и что обе щеки теперь горят одинаково, я постучала и вошла в каюту.
Собственно, войти было невозможно. Я только втиснулась у порога между осветителями и закрыла за собой дверь.
Все оглянулись, и я увидела, что в маленькой каюте собралась не только вся бригада осветителей, но и крановщик, и пиротехник, и тонвагенщики. Евгения Даниловича зажали в глубине, и его прямые блестящие волосы серебрились у самого окна. Он смотрел на меня вопросительно, но тепло.
Я хотела сделать к нему шаг, но никто не посторонился, и я лишь затопталась на месте.
— Разведка в тылах! — воскликнул кто-то.
Я сначала не поняла, о чем разговор, но следующее восклицание было разящей ясности:
— Пускай подсылают своих наблюдателей! Мы не скрываемся. Пусть похлопает глазищами, коль надо выслужиться перед начальством, как на той съемке!..
С трудом сдерживаясь, я подумала, что не стоит связываться и вступать в спор, но тут же грубо крикнула:
— Поменьше бы загорали да спали во время съемок, может быть, меньше было бы неприятностей!
Все шумно повернулись ко мне, и в глазах… да, в глазах у них было такое же выражение, как у Анны Николаевны перед тем, как она меня ударила… Я невольно покрепче уперлась плечом в косяк.
— Что это, товарищи? — спокойно прозвучал голос Евгения Даниловича. — Оскорбления — доводы неправых.
— Здравствуйте, — сказала я наконец.
— Здравствуйте, Раюша, рад вас видеть, — ответил Евгений Данилович и улыбнулся одними только глазами.
Лица, обращенные ко мне, немного смягчились. Я решила не обращать на них внимания. Иного выхода у меня не было.
— Я не нарочно тогда так танцевала… Я… я не могу с теми. Не хочу…
Между нами неожиданно образовался проход, по которому я протиснулась к нему, и сразу попала в объятия Альфиюшки.
— Я знала… Я знала, что ты хорошая! — принялась она звонко тараторить. — Дядя Женя, я знала…
Но я, подняв легонькую худышку на руки, слушала только Евгения Даниловича.
— Мне было ясно, что на съемке вы думали только о своей роли. Я слишком хорошо узнал вас, Раюша, за время работы, чтобы подозревать другое. И спасибо, что пришли…
— Но как мне быть? — перебила я его. — Я могу репетировать сколько необходимо, потом тренироваться одна… Неужели нельзя нагнать план картины?
— Может быть, но… погубив картину. Я на это не пойду, Раюша!
Пускай на глобусе ты кажешься листком,Занесенным случайным ветерком,Башкирия моя! Твой сын простой,Я восхищен твоею красотой!
Он взял притихшую Альфиюшку за руку, но говорил мне: — Вот как написал башкирский поэт! Нам доверили показать искусство маленького народа так, чтобы вся наша страна узнала, как оно прекрасно.
— Правильно, — убежденно подытожил крановщик Гоша, но тут же спросил: — А нельзя ли все-таки поскорее как-нибудь…
В глазах Евгения Даниловича мелькнули знакомые мне искры.
— Как-нибудь?.. — резко переспросил он. — Слова Ленина о важности искусства кино написаны почти в каждом кинотеатре, но вы, я вижу, не сумели их прочесть… Как-нибудь… чтобы зрители, равнодушно глядя на грубую игру актеров и наспех поставленные танцы, начали от скуки подсчитывать, во сколько обошлись пышные костюмы и все прочее!
— Но что же нам делать! — в замешательстве воскликнула я.
Он, улыбнувшись, отпустил Альфиюшкину руку и положил ладонь на мою голову.
— Надо стараться сделать такой фильм о прошлом Башкирии, который сможет взволновать сердца сегодняшних людей. Фильм может попасть и в страны, где до сих пор существуют надписи: «Только для белых», «Только для европейцев»… А мы своим искусством должны убедить, что любовь, страдания, мужество одинаковы у всех национальностей и рас… Разве я имею право согласиться вместо серьезной кинокартины намалевать так называемый экзотический пестрый коврик, какими еще торгуют на базарах?
— Евгений Данилович, но те-то соглашаются, весь пароход знает!.. — воскликнула костюмерша Галя, в смятении уцепившись за руку своего красавца Виктора. — Мы, конечно, не творческие работники, только мы не хотим их допускать… Мы знаем вас…
Он снял руку с моей головы и осмотрел нас всех добрыми глазами. Только дергающееся веко выдавало волнение, с которым он боролся.
— Дело не в них и не во мне, товарищи. Вы хоть и объявили себя нетворческими, но знаю — поймете мои слова: дело в самом искусстве. Если считать искусство лестницей, по которой можно взобраться к житейским успехам, то не будет никакого искусства.
— Это так, они, конечно, хорошего не сделают… Но… как же с планом? Извините, конечно, — растерянно спросила Галя, видимо предпочитавшая более конкретные объяснения.
— План необходимо пересмотреть… Вы знаете, как все работали, и у нас много серьезных причин, чтобы настаивать.
— Уж мы скажем! — угрожающе воскликнул крановщик Гоша. — Всё скажем! Мы и свою вину не испугаемся признать, как Рая упрекнула! Им, театральным, легче на месте. А наши комсомольцы то в поездках, то отгул за переработку… Ну да и в студии-то больше насчет общих вопросов: членские взносы, политучеба. Насчет искусства дело не доходит…
— Недоучли мы, Евгений Данилович!.. — сказал Виктор, смущенно теребя свои роскошные кудри. — Конечно, свет мы всегда ставим без задержки… Ну, думали, это только нас и касается… Недопонимание, конечно!
— «Недоучли», «недопонимание»! — повторила Альфия удивившие ее слова и, невольно скопировав интонации кающегося бригадира, вызвала общий смех.
Улыбнулись даже мы с Евгением Даниловичем. Альфиюшка же, довольная неожиданным эффектом, заливалась как звонок.
Зяма, открывший в это время дверь, остолбенел от удивления и только моргал близорукими глазами.
— Раю вызывают, — растерянно сказал он. — Может быть, здесь…
— Она здесь, — сказал Евгений Данилович и протянул мне руку.
- Магия любви. Самая большая книга романов для девочек (сборник) - Дарья Лаврова - Детская проза
- Приключения Никтошки (сборник) - Лёня Герзон - Детская проза
- Большая книга зимних приключений для девочек (сборник) - Вера Иванова - Детская проза
- Осторожно, день рождения! - Мария Бершадская - Детская проза
- Хрустальный ключ - Евгения Петровна Медякова - Детская проза
- Семь с половиной крокодильских улыбок - Мария Бершадская - Детская проза
- Я из Африки - Лидия Некрасова - Детская проза
- «В моей смерти прошу винить Клаву К.» - Михаил Львовский - Детская проза
- Люди Флинта - Алексеев Валерий Алексеевич - Детская проза
- Огонёк над водой - Василий Алексеевич Бочарников - Природа и животные / Детская проза