Бессмертный - Катулл Мендес

Прошло много лет, я продолжал быть искренним другом Жозефа Бальзамо, как вдруг – о, ужас! – французы, недовольные тем, что произвели беспорядок у себя во Франции и мучили своих достойных служителей церкви, под звуки труб вошли в Священный город. Можно было опасаться, что им придет в голову фантазия освободить нашего пленника, который, как говорили, предсказал то, что эти безбожники называли эрой свободы и равенства; тогда я получил и точно исполнил приказание, которое заслужит мне божественную милость.

Я вошел в комнату Жозефа Бальзамо и на вопрос о причине шума, доносившегося с улицы, отвечал ему, что наступило время карнавала и народу позволено развлекаться, так как было бы бесполезной жестокостью открыть пленнику, что его друзья овладели городом и собираются освободить его, в ту минуту, когда я должен был сделать его освобождение невозможным.

Как сейчас вижу: он сидел за маленьким столом из простого дерева и писал то, что сам называл своей исповедью. Св. Панкрацио свидетель, что я был глубоко взволнован. О, знаменитые синьоры, как трудно делать добро! Как много препятствий на пути долга! По состраданию, за которое меня, может быть, станут порицать, я не хотел, убив тело Бальзамо, убить в то же время и его душу. Да, я положительно любил этого язычника. И спросил его: „Верите ли вы в Бога?“ – „Конечно“, – сказал он. „И в Св. Троицу?“ – „Да, если это может доставить тебе удовольствие“. – „Хорошо, если вы верите в Бога я Св. Троицу, перекреститесь“. – „Перекреститься? – повторил он. – Отчего же нет, если вам этого хочется, дорогой Панкрацио“. И он сделал это. Слезы умиления выступили у меня на глазах. Благодаря кресту мой пленник, мой друг, мой брат умирал прощенным.

Тогда я неожиданно схватил его за шею и той самой веревкой, которой он в свое время хотел связать меня, – но небо свидетель, что я на него за это не сердит, – удавил его.

Когда французы вошли в тюрьму, я сказал им, что Жозеф Бальзамо был подвержен припадкам удушья и что он умер на моих руках. Таким образом, я повиновался приказаниям священной коллегии и надеюсь, что Бог не накажет меня за, может быть, чрезмерное сострадание, которое я выказал при исполнении моей обязанности.

В то же время позволю себе заметить вашей эминенции, что место аббата в монастыре францисканцев в Чивитта-Веккио стало вакантным и что монахи этого монастыря без неудовольствия покорятся вашему нижайшему слуге.

Фра Панкрацио».