Бессмертный - Катулл Мендес

Глава VII

О разговоре, который я имел в экипаже с де Роганом, и о выводе, который я из него извлек

Я выходил с Лоренцой из ложи Изиса, где мы только что посвятили еще тридцать шесть желающих. Что меня поражало более всего – это множество красивых женщин во Франции, хотя нельзя было хорошо разглядеть их лица: из ста посвященных в наше дело, думаю, не больше четырех были плохо сложены.

Оставив храм, мы сели в свой экипаж. Оказалось, что там нас уже ждал кардинал де Роган. Насколько можно судить при свете фонарей, он сиял и в то же время был полон торжества, как человек, владеющий какой-то великой тайной. Кардинал почтительно поцеловал мне руку и раскланялся с Лоренцой со смущением, которое я рассеял одним словом.

– Она нас не услышит, – я прикоснулся пальцем ко лбу жены.

– Хорошо, – сказал он, в то время как экипаж тронулся. – Я повиновался вам и имел успех.

– Она написала вам?

– Да, у меня есть письма.

– Князь, вы были избраны для великих дел. Я очень счастлив, потому что люблю вас. В происходящих перед нами событиях вас будет поддерживать неведомое могущество, не противьтесь ему и, пожалуйста, отбросьте ложную скромность. Как ваш Верховный Учитель, приказываю показать мне полученные письма.

Несколько мгновений он колебался; затем вынул из маленького красного бумажника несколько записочек и подал их мне. Я приказал остановить экипаж и, наклонившись к стеклу, развернул письма. Почерк был мне отлично известен. Бумага, чернила были в точности такими же, какие употребляла Мирна. Все выглядело натурально. Я сам не сделал бы лучше.

Тем не менее, мое недоверие не уменьшилось, напротив, эти записки были слишком подлинные, но незначительные. Они относились больше к оказанным услугам, но одна заслуживала внимания.

«Министр (так Мирна обычно называла султана) теперь у меня в комнате. Неизвестно, сколько времени он пробудет. Вы знаете особу, которую я вам посылаю, передайте шкатулку и будьте на месте, я не отчаиваюсь увидеться с вами сегодня».

– Кто передал вам эту записку? – спросил я князя.

– Де Лекло, лакей королевы.

– Где?

– У графини Валуа.

– Вы знаете этого де Лекло?

– Конечно, я сто раз его видел. Отчего вы спрашиваете меня об этом?

– Потому, что ожерелье в два миллиона может потеряться. На вашем месте я предпочел бы отдать его в собственные руки.

– Разве этой записки недостаточно? К тому же, меня поблагодарили на другой день.

– Кто?

– Она сама.

– Где?

– В галерее, во дворце, в присутствии всего двора.

– Что же она вам сказала?

– Ничего, но, проходя мимо, взглянула на меня и улыбнулась.

– А вы не близоруки?

– Конечно, нет! – вскричал князь. – Вам, кажется, доставляет удовольствие насмехаться надо мною?

– Нет, сын мой, я не смеюсь над вами. Все это говорится в ваших интересах.

– Два дня спустя Бемер написал королеве и поблагодарил ее за то, что она взяла ожерелье.

– И что же она отвечала?

– Ничего.

– Письмо могло быть перехвачено.

– И небо может упасть на землю, – сказал кардинал.

– Ив таком случае мы все будем раздавлены.

– Если Бемер, придворный ювелир, имеющий доступ к королеве, не умеет передать ей письмо, то на свете нет ничего верного.

Действительно, Бемер не дурак, хотя и женился на своей жене.

– Да, уверяю вас, что он ловкий человек; когда ему пришлось уменьшить на двести тысяч луидоров цену проклятого ожерелья, я думал, что он умрет от этого.

– Однако, князь, это снижение – поступок не королевский!

– Уж и не говорите. Спросите лучше графиню. По ее словам, королеве разонравилось ожерелье, которое она не решится надеть, отказавшись принять его из рук мужа, что оно ей надоело и слишком дорого, и предлагает возвратить обратно.

– Убеждены ли вы в последнем обстоятельстве?

– Бемер может подтвердить, так как он предпочел согласиться на эту громадную скидку.

– И после этого все устроилось?

– Все, кроме того, что ожерелье не оплачено.

– У королевы еще есть время, и вы достаточно богаты, кардинал, чтобы помочь ей.

– Гм… – сказал де Роган, – похождения моего кузена де Гемена сильно расстроили мои дела.

– У вас есть друзья?

– Друзья, дающие в долг миллионы, очень редки, миллион – не безделица.

– Разве я не рядом с вами?

– Вы, граф?..

– Да, конечно, но мы поговорим об этом, когда придет время.

– Ну, – продолжал князь, у которого слезы выступили на глазах, – не хочу ничего скрывать… Есть одна вещь, которую я не считал себя вправе рассказывать. Но все равно, – добавил он, преклоняя колено (и я полагаю, что он совсем бы встал на колени, если бы карета не была слишком узка), – все равно, граф, вы знаете все. Она не только писала мне, но удостоила своим божественным присутствием.

Я поглядел на кардинала: он хвастался, опустив глаза, и произвел на меня впечатление павлина и в то же время утенка. Должен признаться, вид для него недостойный. Это был очень приличный мужчина.

Я продолжал:

– Вы ее видели?

– Да.

– Близко?

– Близко, я с ней говорил.

– Когда?

– Третьего дня.

– Почему вы не пришли ко мне вчера сообщить об этом?

– Потому, что вчера… я не могу вам всего доверить…

– Князь, – сказал я, – клянусь, что дело идет о вашем спасении на этом свете! Обещаете ли вы быть вполне откровенным?

– Хорошо.

– В котором часу, и при каких обстоятельствах вы видели особу, о которой мы говорим?

– Ночью третьего дня, в Версале. Вот как это было: графиня Валуа, к которой, кажется, вы несправедливы, дорогой граф, сообщила мне, что вечером я получу награду за свою верность и преданность. Ровно в одиннадцать часов я вошел в ворота Резервуаров и, пройдя через лес, вошел в беседку Венеры, где было назначено свидание; меня сопровождал барон Планта. Я попросил его оставить меня одного. Вдруг появилось домино – это была графиня. «Я только что от нее, – сказала, – она сильно раздосадована, что ограничена во времени. Ее сопровождают принцесса Елизавета и графиня д'Артуа. Тем не менее, она найдет способ вырваться и сказать вам несколько слов». Несколько мгновений спустя я различил в темноте белую величественную фигуру, которая легко приближалась ко мне. Граф, это была она… Я преклонил колени, шепча уверения в своей любви и преданности. «Вы можете надеяться, – сказала она дрожащим от волнения голосом, – все прошедшее будет забыто». Сказав это, она подала мне розу, которую я схватил, покрыв поцелуями державшую ее ручку.

– Как она была одета?

– О, я как сейчас ее вижу! На ней было длинное белое батистовое платье, белая накидка и мантилья на голове, позволявшая любоваться наклонившимся ко мне прелестным личиком.