Золотой песок для любимого - Вера Копейко

– На что? – Шурочка удивленно взглянула на подругу.

– Мне рассказывали, что сколько поперечных линий на запястье, столько раз в жизни ты влюбишься. Поверни-ка руку вверх ладонью.

Шурочка подчинилась.

– Смотри. – Варя взяла ее руку в свою. – На самом деле. Одна.

Шурочка засмеялась.

– Вот видишь. А у тебя?

Варя быстро вытянула руку. Ей не надо было себя разглядывать. Она и так знала.

– Одна, – гордо бросила она.

Шурочка хмыкнула.

– Правда. Ты считаешь, что это – он? Наш сэр Майкл?

– Да, – сказала Варя. Вот теперь цвет ее щек мог соперничать только с цветком герани на окне той комнаты, где они спали прошлой ночью. То был дом не слишком богатого, но все еще состоятельного помещика, которому дал письмо Михаил Александрович. Когда-то этот человек держал псовую охоту, а дядюшка приезжал к нему травить зайцев.

На запястье у Вари была всего лишь одна-единственная полоска, этакая поперечная морщинка.

– Какие мы с тобой…

– Однолюбы, – закончила за подругу Шурочка. – Однолюбки, – попыталась она найти слово поточнее.

– Однолюбицы.

– Одновлюбленницы…

Они дурачились, перекидываясь словами.

– Как ты здорово придумала с нашей милой Аринушкой, – фыркнула Варя.

– А как иначе мы освободились бы от нее? Она служит дяде не просто всем сердцем и душой. Но и всем телом.

Варя отшатнулась.

– Что ты такое говоришь!

– Ты поняла меня превратно. Я хотела, чтобы ты поняла, что ни одна ее клеточка не способна служить никому другому. А если она сама лишится здоровья в какой-то своей клеточке, то это значит, она не сможет истово служить дяде.

Варя вздохнула.

– Я думаю, ничего… с ней не будет дурного?

– Корень солодки прочистит ее дня за три. А потом, она же разумная женщина, прикинет, что будет правильно вернуться в Москву, а не гнаться за нами. – Шурочка подмигнула Варе.

– А у тебя… еще есть? – тихо спросила Варя.

– Ты кого-то уже наметила? – Шурочка округлила глаза.

Варя засмеялась.

– Нет, на самом деле?

– Ну… посмотрим… А ты изучала гомеопатию?

– Да, я увлекалась сочинениями Маттеи. Ты слышала об этом итальянском гомеопате? С его помощью я очень скоро и без лишних усилий выучила итальянский, – похвасталась Шурочка.

– Стало быть, ты знаешь не только про корень солодки и его…

– …и как с его помощью развернуть человека в обратную сторону. – Шурочка захихикала. – Если он мешает тебе наслаждаться путешествием.

– Знаешь, я боялась, что хозяева навяжут нам еще кого-то вместо Арины Власьевны, – сказала Варя.

– Нет, они очень деликатные. И потом, они были так смущены. Но я их успокоила, сказала, что Арина уже поехала с нами не совсем здоровой.

– Арина не рыдала, когда ты приказала ей лежать в этом доме? – спросила Варя обеспокоенно.

– Я уняла ее тревоги. – Шурочка растянула губы в хитрой улыбке. – Небольшим знаком внимания. Я дала ей денег на дорогу больше, чем она потратит.

Варя кивнула:

– Ах, как хорошо ты придумала.

Они ехали, рассматривая поля, редкие селения, теперь все чаще на горизонте возникали холмы. Похоже, скоро они пересекут границы Алтая. Дикие цветы, лепестки которых словно вырезаны из крашеной бязи, колебались на ветру на мохнатых невысоких ножках. Они не знали их названия, но сразу полюбили за неброскую красоту.

Широта пространства, свежесть ветра, предощущение чего-то такого, о чем никто, кроме них, не знает, заставляли улыбаться. Все вокруг казалось таким же хрустяще-молодым, как и они сами.

18

– Это вы, Арина Власьевна? – Михаил Александрович изумленно смотрел на свою экономку-домоправительницу. – Откуда вы? В чем дело?

Он приложил руку к груди, как будто собирался удержать сердце от невозможного поступка – выскочить из груди. Такого волнения он не испытал даже при недавнем свидании с Елизаветой Степановной. Он смотрел на бледно-серое, непривычно растерянное лицо своей домоправительницы. А он держал ее из-за нечитаемого английского лица, как он называл лица, чертами которых не позволено играть чувствам.

А помятое платье? А пыльные туфли?

– Кто гнался за вами, уважаемая?

– Ох, Михаил Александрович. Только страх и ужас, – пробормотала она.

– А где… девочки? – спросил он, не в силах добавить что-то еще. Ему показалось, что язык примерз к нёбу.

– Они едут… – проговорила Арина, – дальше…

Изумление беспредельное отразилось на лице хозяина.

– Дальше? Без вас?

Арина Власьевна заплакала.

Женских слез Галактионов не выносил. Но по иной причине, чем большинство мужчин, которые, завидев слезы, тотчас спрашивают себя: а чего она хочет на самом деле?

Но у Михаила Александровича не было опыта обращения с истинными женщинами, и он отзывался на слезы как человек. Он наморщил лоб, протянул руку, положил ее на руку Арине Власьевне.

– Полно, главное я уже знаю – они живы. Так рассказывайте же.

У Арины Власьевны тоже не было опыта добиваться чего-то слезами от мужчин. Поэтому она с искренним отчаянием сказала, что случилось нечто постыдное. В Белой Холунице, в доме друзей Игнатова, где их принимали по-королевски, она чем-то отравилась…

Михаил Александрович вздохнул – у его домоправительницы все качества были хороши, кроме одного – она маниакально опасалась за свое здоровье. Что ж, понять ее можно – она одинока, и всякий раз, когда вскакивал чирей или случалось расстройство желудка, ей мерещился холодный приютский дом.

Галактионов сложил руки на груди.

– А девочки тоже? – спросил он, заставляя себя дышать ровнее. Смысла нет выговаривать Арине – она уже здесь, поэтому он хотел узнать детали произошедшего.

– Нет, – она энергично трясла головой, – никто из домашних тоже. Одна я.

– Хорошо. – Михаил Александрович широко улыбнулся. – Вы дома. Придите в себя. Успокойтесь, Арина Власьевна. На самом деле, скажите мне, они в полном порядке? – Он говорил вкрадчиво, не желая смутить старую деву.

– Н-нет, Михаил Александрович. Хотя мы сидели за столом вместе. – Уголки ее сизоватых губ приподнялись. Было ясно, что ей понравился прием в доме приятеля Игнатова.

– Что же вам подавали? – спросил Галактионов.

– Ох, такой пирог со стерлядью я никогда не видела. И не увижу. – Она разводила руки все дальше и дальше друг от друга. Михаил Александрович не выдержал и рассмеялся.

– Вы как настоящий рыбак. Ему никогда не хватает длины рук, чтобы показать размер улова. Уверен, стерлядь была свежайшая, – заключил он.

– Конечно… Я… виновата, барин.

– Э, бросьте это – барин. – Он поднял руку. – Мы с вами одного разбора. – Она опустила голову и зарделась. – Значит, вы говорите, Шурочка настояла, чтобы вы отлежались, а потом вернулись домой? – Он снова желал услышать ответ.