Золотой песок для любимого - Вера Копейко

– Как ты думаешь?.. – сказала наконец Варя. Об этом она давно хотела поговорить с Шурочкой. Но стоило подумать об этом, она уже розовела. Сейчас в коляске стояла полутьма, хотя в окно виднелись облака цвета оранжевого бархата, предвещая яркий закат. Ее заалевшие щеки вполне могли соперничать с цветом облака на западном горизонте, но Шурочка не могла их увидеть. – Как ты думаешь, – повторила Варя и словно бросилась в холодную реку на Ильин день, – Лидия уже имела… отношения с мужчинами? Я рассказала тебе, какая она стала…

Варя расставляла слова неловко, словно переводила трудную фразу с английского.

Шурочка быстро повернулась к ней.

– Ты тоже об этом подумала? – Шурочка удивилась.

– Мне так показалось, – кивнула Варя. – Помнишь дочку нашей английской хозяйки? Какой она стала после того, как вышла замуж?

Шурочка захихикала.

– Ага, распушила перья, как гусыня. Потом смотрела на нас, как на несмышленых цыплят, которых надо сгонять хворостиной в одно стадо. Вырастить, а потом ощипать и насовать внутрь яблок побольше. И сразу в печку.

– Что-то на самом деле такое… – Варя засмеялась. – Как будто в нее чего-то напихали.

Они засмеялись. Смущенно. Потому что обе уловили грубоватый смысл произнесенных слов.

Варя отвернулась к окну. Она не знала, как объяснить странное настроение. Но если Лидия уже… имела дело с мужчиной, значит, она кого-то любит.

Она ощутила тягучую тоску в сердце. А она? Она ведь тоже… На самом деле… она любит? Не важно, одернула она себя. Никогда, ни за что… Тем более что она уезжает от него все дальше…

Варя поерзала на сиденье, пытаясь переменить позу, чтобы вместе с прежней ушли и прежние мысли.

Она откинулась на спинку, сложила руки на коленях и закрыла глаза.

Но сколько бы она себя ни уговаривала подумать о чем-то другом – ну, например, что она закончила учиться, что если захочется, она может жить в Англии… Более того, у нее там может быть жених…

Но ни одна из этих мыслей не грела ее, напротив, в сердце становилось все холоднее. Она приоткрыла глаза, увидела профиль Шурочки. Подбородок поднят, как будто она готова бежать впереди лошадей.

Бежать к тому, кого любит.

Она закрыла глаза. Они едут с Шурочкой в одной карете, но в разные стороны, подумала Варя. Шурочка – к любви, а она – от любви. Варя почувствовала влагу в уголках глаз.

Шурочка, слушая стук копыт, не замечала настроения подруги. Разве может быть оно плохим? Только послушать, как стучат копыта замечательных коней, только посмотреть, как мелькают за окном леса – вот она, самая замечательная жизнь!

Ей показалось, что сейчас она призналась бы в любви самой Елизавете Степановне Кардаковой. Если бы не она и ее милости, то не было бы такой езды!

Милости? Надо же, какое слово пришло на ум. Наверное, оно вынырнуло само собой из памяти, в которой насыпано много тысяч слов. Его вытолкнуло на поверхность то, что сказала Варя о Лидии.

Наверняка, подумала Шурочка, Кардакова одаривает дядю своими милостями. Но если и Лидия… то… кого?

Впрочем, какое ей дело? Для них главная милость Елизаветы Степановны – дать им с Варей отличных лошадей и карету. Иначе они тряслись бы сейчас на почтовых…

– Здорово, да? – Она толкнула локтем Варю.

Подруга повернула к ней бледное лицо. Огромные глаза были полны тоски. И… в них стоят слезы?

– Ты что? Тебе нехорошо? Укачало? Сейчас я разбужу Арину, она даст тебе микстуры. Хочешь, попрошу кучера ехать медленней? – Шурочка приподнялась на своем сиденье, но Варя с силой дернула ее за полу клетчатого пиджака. Шурочка настояла на своем и оделась в мужское платье. Иначе, заявила она, в пути будет чувствовать себя голой.

Дядя критически поджал губы, но после, оглядев английский пиджак племянницы с замшевыми накладками на локтях и на стойке ворота, потом широкие брюки, которые кончались на уровне язычков коричневых сапог крошечного размера, улыбнулся.

– Какая милая пара! – Он перевел взгляд на Варю, которая была сама нежность и сама женственность. – Что ж, я бы с удовольствием поменялся с тобой ролями. – Он повернулся к Шурочке.

– Вы надели бы женское платье? – Ее брови поползли вверх.

– Никогда в жизни! – Михаил Александрович замахал руками. – Ему представились кружева панталон Елизаветы Степановны на его волосатых ногах. – Нет!

Шурочка ухмыльнулась:

– То-то же. Теперь вы меня понимаете, да? Что такое ехать в дамском платье в такую даль.

Сейчас, глядя на Варю, она вспомнила то, что заметила тогда и обещала себе рассмотреть после. Она часто так делала. Оставляла что-то на потом. Как некоторые – кусочек сладкого пирога для послевкусия.

Она отлично помнит, как повернулась к Варе, желая получить поддержку от подруги. Но увидела и удивилась, что ее взгляд устремлен не на нее. На дядю. Она тотчас заинтересовалась – что она такого углядела? Окинула взглядом своего сэра Майкла. Такой же, как прежде. Только… или ей показалось… он как будто стал моложе на десяток лет. Ого, как подтянул животик, как выпрямил спину…

– Сядь, – потребовала Варя, снова дернув подругу за полу пиджака. – Мне ничего не надо. Не тревожь Арину Власьевну.

– Но почему? – Шурочка подскочила. – Почему не надо?

– Того, что мне надо, здесь нет. – Варины губы скривились.

– Хорошо, давай остановимся, попросим Арину купить то, что тебе нужно.

Варя покачала головой, наклонилась и принялась рассматривать свои пальцы. Она сцепляла и расцепляла их.

– Знаешь что, – сказала Шурочка, – я не хочу, чтобы ты всю дорогу куксилась. Я хочу, чтобы мы обе получили удовольствие от путешествия.

– Конечно, – всхлипнула Варя, – ты можешь его получить, удовольствие. Ты едешь с радостью, потому что знаешь к кому…

– А ты будто не знаешь, – фыркнула Шурочка. – Тебя ждут дома.

Варя пожала плечами, посмотрела на нее каким-то особенным жадным взглядом. Шурочка нахмурилась, но молчала. Она и догадаться не могла, что Варя ищет в ее лице черты его лица… Да, между дядей и племянницей есть сходство, потому что оно было между сестрой и братом, матерью и дочерью. Этот высокий лоб, мягкий овал…

Спросить Варю, почему до сих пор ни один мужчина не тронул ее юного сердца, она бы не посмела. Ей приходило в голову, что, может быть, свой восторг по отношению к отцу она перенесла на его давнего друга…

Отец много и охотно рассказывал о годах, проведенных на дипломатической службе в Лондоне вместе с Михаилом Александровичем Галактионовым. В том городе туманов, как называл английскую столицу отец – он не любил набившее оскомину – туманный Альбион, – они прекрасно проводили время. Охота, беседы, вхождение в сообщество, которое позволило обоим сойтись со многими людьми, с которыми никогда не встретились бы и не соединились без этого. Без него не было бы в их жизни ощущения полной свободы в этом мире, его особенной широты. Ведь главное, говорил отец Варе, не в том, чтобы владеть, но ощущать… Она слушала, и ей казалось, что такое ощущение передается ей, уходит робость перед предстоящей жизнью. На ее место является иное чувство – я хочу, а значит, приложив усилия, могу. А кто владеет этой особенной широтой? Ее отец и Михаил Александрович. Но отец не может стать ее мужем. А Михаил Александрович свободен. Пока.