До первого снега - Алиса Гордеева

Постепенно дыхание выравнивается, а слёзы высыхают. Прислушиваюсь к шуму за ширмой: кажется, людей стало ещё больше. Звонкий смех, громкие возгласы, чьи-то шаги. Там, снаружи, кипит наполненная радостью жизнь, а я, как никогда раньше, ощущаю себя лишней. Вик прав: этот праздник не для меня.

Прижимаю колени к груди и, уткнувшись в них носом, закрываю глаза: я до безумия хочу домой. Мне так надоело постоянно перешагивать через себя и не видеть просвета.

— Рита, ты здесь? — бархатистый голос Дани разносится по каморке, пока тонкий лучик света разрезает темноту.

Сильнее сжимаю колени и стараюсь не дышать: новую порцию позора просто не вынесу.

— Я знаю, что здесь, — отвечает сам себе Толедо и, наглухо прикрыв за собой штору, пробирается ближе, неаккуратно сшибая на своём пути всё, что только можно, а потом и вовсе путается в сушёных вениках душистых трав. Такой большой, сильный, красивый парень совершенно нелепо борется с невесомыми веточками и, как ни странно, проигрывает им. Забываю о конспирации и тихо хихикаю.

— Здесь лучше, чем снаружи, да? — выпутавшись из цепких листочков трав, Дани усаживается рядом и сквозь темноту вглядывается в моё лицо. — Поговорим?

— О чём? — улыбка моментально спадает с губ. Ну, конечно, Сальваторе успел наябедничать лучшему другу. — Как и все начнёшь тыкать носом в мою сволочную натуру? Или читать нотации на тему: «Как плохо думать только о себе»?

— С чего ты взяла? — елозит на месте Дани, в попытках усесться поудобнее.

— А разве нет?

— Нет.

Толедо откидывает голову назад, затылком упираясь в стену, и смотрит в пустоту.

— Тогда зачем пришёл? — ненавижу себя за грубость, но иначе не могу. Каждой клеточкой своего тела я готова к новому нападению.

— Не знаю, — пожимает плечами Дани, при этом кажется абсолютно расслабленным. — Просто потерял тебя.

— Что-то всю последнюю неделю тебя это не очень напрягало, — и вот опять! Щипаю себя за запястье, мысленно приказывая прикусить язык, а затем ловлю на себе удивлённый взгляд парня.

— О, детка, да ты скучала? — расплывается в наглой улыбке тот и придвигается ближе.

— Я? Что? Нет! Просто… — теряюсь. Дани касается меня плечом и, чувствуется, совершенно не настроен ругаться.

— Ты же знала, где меня искать, принцесса. Могла бы сама прийти.

— Вот ещё! — вспыхиваю спичкой и отчего-то боюсь посмотреть Толедо в глаза.

— Я так и подумал! — толкает игриво меня в плечо, а потом снова закидывает голову назад. — Чувствуешь?

— Что?

— Запах! — тянет Дани, прикрыв глаза. — Неужели не чувствуешь?

— Нет, — настороженно принюхиваюсь, но, кроме привычного аромата трав, больше ничего не могу различить.

— Пахнет твоей грустью, Рита!

— Даже так? И какой же у неё аромат?

— Терпкий, — рассуждает Дани, пока я с интересом рассматриваю его профиль. Он симпатичный парень. А ещё с ним всегда тепло. — У грусти специфический аромат, Рита: она пахнет затянувшимся дождём и дорогими сердцу воспоминаниями.

— О, — тяну, не найдя нужных слов в ответ.

— Грустить полезно, — внезапно ладонь Дани находит мою и нежно сжимает. — Иногда. Это печальное чувство порой чудесным образом помогает обрести спокойствие и найти ответы.

— Ты в этом деле профи, как я посмотрю! — понимаю, что должна выдернуть ладонь: мы даже не друзья, но нежное тепло Толедо заживляющим бальзамом разливается по разодранной душе.

— Думаешь, только тебе бывает погано? — удивляется Дани, а после сам отпускает мою ладонь. Дурацкий контраст холодного одиночества и дружеского тепла слишком очевиден.

— Нет. Конечно, нет!

— Знаешь, в чём твоя ошибка, Рита? — Толедо морщится и запускает пятерню себе в волосы. — Поверь, для самокопаний ты выбрала наихудшее место.

Спустя секунду Дани достаёт из лохматой шевелюры засохшую веточку мяты, что, видимо, пала жертвой недавней битвы между растениями и людьми. Бесцеремонно откинув её в сторону, Толедо добавляет:

— И время! Пока мы здесь грустим, эти проглоты там всё съедят! Пошли, — он моментально вскакивает на ноги и не спросясь тянет за собой. — Серхио лучше всех в Аргентине жарит на углях мясо. Вот увидишь, ни в одном ресторане Испании ты не пробовала ничего подобного.

— Погоди, — упираюсь, не желая выходить, но Дани нагло распахивает штору. Глаза режет от яркого света. Невольно щурюсь, но тут же отмечаю, что в помещении, кроме нас, нет никого.

— А где все? — едва поспеваю за Толедо с его семимильными шагами.

— На улице, — не оборачиваясь, отвечает.

— А как же дождь?

— Давно закончился!

— Дани, да погоди ты! — дёргаю что есть силы наглеца за руку. — Посмотри на меня? Я же на чучело похожа!

— И правда! — Толедо сосредоточенно скользит взглядом по моему зарёванному лицу с размазанной тушью и взъерошенным волосам. — А ты, однако, умело маскировалась под красотку, детка!

— Негодяй! — бью его кулаком в грудь, и мы оба заходимся в смехе.

— Вот, держи, — спустя минуту Дани протягивает мне упаковку влажных салфеток. — Хотя давай сам. Не думаю, что в рыбацкой хижине затесалось зеркало.

Со знанием дела парень вытаскивает влажную ткань и аккуратно притрагивается ей к моему лицу, пропуская все возражения стороной. И если в тёмной каморке его близость и нечаянные касания казались уместными и не более чем дружескими, то сейчас, наедине, при свете они безумно смущают.

— Ты покраснела, — улыбается Дани, продолжая уверенными, но аккуратными движениями стирать с моего лица тушь. Трепетно. Нежно. Настойчиво.

— Аллергия на дешёвые салфетки, — голос не слушается, и враньё получается неубедительным. А между тем Дани и сам выдаёт себя с головой, проводя уже почти сухой салфеткой по одному и тому же участку кожи.

В какой-то момент всё отходит на задний план: чужой дом, стычка с Сальваторе, мои слёзы. Ловлю себя на мысли, что рядом с Дани могу забыть обо всём. Он невольно окутывает заботой, и я тону в ней, как в мягкой перине. Смотрю в его глаза, самого обычного цвета, и ощущаю тёплое дыхание влажной от лосьона кожей. Почему рядом с ним мне становится так спокойно?

Не знаю, что видит Дани в моём взгляде, но расстояние между нами сокращается до безумно неприличного. Ещё немного