До первого снега - Алиса Гордеева

Дани. Ну ты скажешь тоже!

— Дани? — вскрикиваю от удивления и тут же сталкиваюсь с ним взглядом.

— Привет, — получается несмело, да и улыбка отчего-то выходит немного скованной. Новость, что обыкновенным механик еще недавно был лучшим учеником провинции, которого вдобавок боялись все без исключения, немного обескураживает, но совершенно теряется в мягком сиянии его серо-голубых глаз. Знаю, что он обижен и разочарован во мне. Я и сама готова задушить себя за те слова, что в сообщении отправила Пабло. Мне стыдно. Вот только во взгляде Дани нет укора. Обиженные люди не улыбаются глазами.

— Толедо! На кону всё! Соберись! — гудит толпа, когда Санти с довольной ухмылкой собирает с игрового поля срубленные фишки. Но Дани отчего-то продолжает упорно смотреть на меня.

— Толедо! На кону всё! Соберись! — гудит толпа, когда Санти с довольной ухмылкой собирает с игрового поля срубленные фишки. Но Дани отчего-то продолжает смотреть на меня. Долго. Неотрывно. Внимательно.

Чувствую, что краснею: его интерес смущает. Но в то же время дарит невесомую надежду: мы всё ещё можем стать друзьями.

— 3:3, — радостно вопит Санти, а Дани наконец выпускает меня из плена своих глаз. — Толедо, решающая партия!

— На что они играют? — дёргаю Тео, но тот пожимает плечами, увлечённо наблюдая за событиями на полу.

Толкаться и дальше становится бессмысленным: Дани сосредоточенно расставляет шашки для новой партии, Тео постоянно с кем-то болтает, а мне то и дело прилетает чужим плечом или локтем. Аккуратно протискиваясь назад, выбираюсь на свободу и внимательно осматриваюсь. В дальнем углу замечаю стол, заваленный пластиковыми стаканчиками и простыми закусками, а немного левее — огромный камин, с мирно потрескивающими в нём поленьями. Подхожу ближе к очагу и, протянув к нему все ещё прохладные ладони, позволяю пламени поделиться своим теплом. Вдоволь наигравшись с огнём, делаю шаг назад. Хочу опереться о стену и чуть не падаю. Там, за моей спиной, тяжёлая штора маскирует дверной проём, ведущий в небольшую каморку, доверху набитую какими-то банками, старыми кастрюлями и коробками и вдобавок увешанную пучками ароматных сушёных трав. Так вот откуда этот приятный запах, что так заманчиво витает в воздухе!

Поправляю занавеску и перевожу взгляд к окну, где оживлённо болтают две девчонки, видимо, как и я, не шибко интересующиеся шашками. Набравшись смелости, решаюсь подойти к ним: во мне не угасает желание наладить отношения с окружающими. Но стоит сделать шаг по направлению к потенциальным знакомым, как те внезапно замолкают и ошарашенно смотрят в сторону от меня.

— Боже мой, Мика! Это ты? — придя в себя, почти визжит та, что повыше. — Какая ты сегодня красивая!

— С ума сойти! — вторит ей другая. — Нет слов!

Девушки срываются с места и уже через мгновение окружают Мику, едва успевшую переступить порог гостиной, горячими объятиями.

— Ты прямо расцвела!

— Моника, это всё любовь! Ты только посмотри, какой стала наша Микэла. Вот что значит бросить школу и замутить с самым крутым парнем!

К восторженным возгласам подруг постепенно подтягиваются остальные, не переставая осыпать Мику комплиментами. А я, застыв на одном месте, не могу отвести от сестрёнки глаз: такой счастливой и окрылённой она видится мне сейчас, словно до этой минуты никто и никогда не говорил ей, что она прекрасна.

— Я, кажется, просил тебя не приезжать, куколка, — до дрожи гадкий шёпот Сальваторе опаляет ухо, а я едва не подпрыгиваю от неожиданности. Взявшийся, казалось бы, из ниоткуда, Вик вдребезги разбивает волшебство момента. И как только засранец умудрился подойти ко мне так тихо, что я его не заметила, и так близко на виду у всех. Хотя о чём это я? Никто, ни одна живая душа, сейчас не смотрит в нашу сторону: первые продолжают самозабвенно следить за игрой, другие — поют дифирамбы Мике.

— Просить нужно было вежливее, — фыркаю, возвращая придурку его же недавнюю претензию. — И вообще…

Хочу послать Сальваторе ко всё чертям, а лучше к Мике, и даже придумываю, как сделать это максимально обидно для него, но не успеваю сказать и слова. Вик бесцеремонно тянет меня за руку и силой затаскивает за штору. В волосах тут же начинают путаться и шуршать пучки трав, под ногами что-то безжалостно хрустит, а робкая полоска света безнадежно исчезает, стоит тяжёлой занавеске занять прежнее положение.

— Совсем ополоумел? — ядовито шиплю, выдёргивая руку из стальной хватки парня. — Пусти!

— Какого дьявола ты вечно лезешь, куда тебя не просят? — голос Сальваторе срывается на рык. Тихий, но оттого лишь более угрожающий. Пячусь назад, чтобы выйти, но вместо шторы больно ударяюсь о деревянный стеллаж, заставленный всякой дребеденью, отчего раздаётся характерный звон склянок и мой несчастный стон.

— Чокнутая! — зло выплёвывает Вик и, схватив за плечо, оттаскивает в сторону, впечатывая спиной в бревенчатую стену. — Кем ты себя возомнила, Морено? Кто дал тебе право вмешиваться в чужие жизни со своим дерьмом в башке?

Понемногу боль от удара стихает, а глаза привыкают к темноте, и вместе с окружающей обстановкой я начинаю различать очертания парня. И сейчас не совру, если скажу, что глаза Вика светятся неудержимой яростью.

— О чём ты, Сальваторе? — мне не по себе. От этого его взгляда. Тяжёлого дыхания. И слишком очевидной близости. Опять.

— О Мике, конечно! Для чего был нужен весь этот маскарад? — Сальваторе в отличие от меня ничего не смущает. Тупой осёл! Не иначе! Неужели он ни черта не понимает?

— Просто показала, какой Микэла может быть! Обворожительной, красивой, неповторимой…Только и всего!

— Она такой и была! — по слогам тянет Вик. — Или ты думаешь, превратив её в себе подобную куклу, оказала ей услугу? Нет, Рита! Ты просто лишила Мику индивидуальности!

— Ты её видел, Сальваторе? — отчаянно мотаю головой. — Она же вся так и светится от счастья!

— Это обман, Рита!

— И это ты, Сальваторе, смеешь мне говорить об обмане? Подлый лжец! — не могу сдержать ехидного смешка, о чём тут же жалею: Вик бесцеремонно хватает меня за плечи и практически вдавливает в неровную стену.

— Погоди-ка, — внутри всё клокочет и путается: меня пугает агрессивная несдержанность парня, но в то же время хочется испытать его границы на прочность. — Я, кажется, всё поняла! Ты ревнуешь, верно? Тебя просто выворачивает наизнанку