Поймать призрака - Дэй Леклер

Зак еще говорил:

– Произошло несколько интересных событий, не поддающихся объяснению.

Мгновение Рейчел стояла неподвижно и смотрела на него. Почему она позволила событиям зайти так далеко? Почему не сказала ему правду, когда была возможность?

– Зак, – негромко позвала она, – мне нужно поговорить с тобой.

Он помедлил, их взгляды встретились. Теплая улыбка раздвинула его губы.

– Одну минуту, – сказал он в микрофон, подал ей руку, помог пролезть под веревкой и забраться на сцену. – Я рад, что ты пришла, – это было сказано только для нее.

– Я должна была. – Рейчел закрыла глаза на мгновение и собрала всю свою смелость. Руки дрожали, и слезы готовы были пролиться. – Извини, – сказала она. – Я не хотела причинить тебе боль.

Он взглянул на толпу.

– Ты, может быть, не обратила внимания, но сейчас не лучшее время для интимных разговоров. Может быть, отложим до конца пресс-конференции?

Она подвинулась к микрофону.

– Нужно сейчас. Понимаешь, я хотела, чтобы ты поверил. Хотела, чтобы ты обрел веру.

– Так и вышло, – успокоил он. – Ты дала мне все это. А теперь…

– Я совершила дурной, эгоистичный поступок. – Она выталкивала слова, заставляя себя быть честной. – Я сделала это, чтобы спасти себя, спасти Нану, спасти наш дом. Я знаю, что это не оправдание. Но надеюсь, когда-нибудь ты сможешь простить меня.

– Что сделала? О чем ты?

– Я – привидение, которое зарегистрировали твои машины. Я, а не Франциска.

– Рейчел, ты не знаешь, что говоришь. – Он замолчал, а потом признался: – Я не знаю, о чем ты говоришь.

Зак шагнул к ней, и она в слепом порыве ринулась к микрофону. Не давая себе опомниться, заговорила:

– Я хотела бы сделать заявление. Оно касается экспериментов профессора Кингстона. Ему удалось разоблачить мое привидение. Просто он не знает этого.

– Подожди, ты не понимаешь…

Рейчел обернулась.

– Я понимаю, – сказала она с чувством. – Ты все время говорил мне о правде, чести и чистоте. Но я не слушала. Меня волновала только продажа этой дурацкой книги. – Она встретилась с ним глазами и призналась: – Я обманула твой магнитный котометр четырехлистником клевера. А призрак… Это было облако пыли из пылесоса. Оно вырвалось, когда я уронила мешок.

– По-моему, ее саму уронили. У нее крыша поехала, – пробормотал Курт. – А контур у нее не отключился, а сгорел к чертям собачьим. Капут. Вся информация стерта.

– Заткнись, Моррис, – хором сказали Зак и Рейчел.

Она снова обратилась к аудитории:

– В этом нет вины профессора. Вина моя. Он не знал, что я сделала. Я должна была рассказать ему. Но не рассказала. Я хотела, чтобы Франциска существовала. Я хотела, чтобы он поверил, как верю я… – у нее перехватило дыхание. – Как верила я. Теперь всему конец. Призрака нет. Наверное, и не было никогда. Франциска… – Голос оборвался рыданием. – Отныне Франциска Ариста разоблачена.

Не осмелившись взглянуть на Зака, она спрыгнула со сцены и протолкалась сквозь толпу к выходу. Ее хватали за руки, репортеры выкрикивали вопросы. Она не обращала внимания. Она спешила прочь, зная только одно: пройдя через этот ужас, она избавилась от чувства вины. К сожалению, освободившееся место заняла боль, такая сильная, так глубоко проникшая, что от нее вряд ли удастся избавиться.

В воротах она помедлила. Обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на Зака. Он говорил в микрофон, обращаясь к журналистам, завладевая их вниманием. На долю секунды их взгляды встретились.

Отсюда, издалека, нельзя было разглядеть злость и разочарование в его глазах. Но она знала это и не глядя на него. Ведь он предупреждал, к чему приведет еще одна попытка смошенничать. Если у него и было какое-то чувство к ней, теперь оно растоптано: Зак не может любить мошенницу.

Но самым ужасным было сознание того, что она сделала все возможное для уничтожения просыпавшейся в нем веры.

На следующий день, рано утром, Рейчел стояла у двери с вывеской «Покупки через века – антикварные редкости». Одна рука сжимала медальон. В другой было письмо от агента. «Возвращаю вашу рукопись, – писал он. – Она никого не интересует». Ничего удивительного. Теперь вообще не будет ни удивления, ни потрясения. Удивления и потрясения ожидают того, кто верит во что-то. А она ни во что не верит.

Набрав полные легкие воздуха, она вошла в лавку.

– Мистер Сантос!

Он немедленно возник в дверях задней комнаты.

– Рейчел, дорогая. Я ждал вас. Проходите, выпьем чашку чая. Сегодня это будет лаванда с каплей вербены. Именно то, что нужно в вашем состоянии.

Она прошла за антикваром, напоминая себе, что больше не удивляется. Старик не мог знать, что она придет, но знал – ничего удивительного.

– Мое состояние? – переспросила она. – Какое состояние?

– Депрессия. Меланхолия. – Он взглянул поверх очков в проволочной оправе. – И немалая толика несчастной любви, если я не ошибаюсь. Садитесь, садитесь.

Она жалобно вздохнула. Да, нужно признать, что немножко удивления есть. Но ведь это мистер Сантос.

– Вы не ошиблись относительно моих чувств. Но пришла я не поэтому.

Он занялся разливанием чая.

– Нет?

– Нет. – Лучше сразу покончить с этим. Это будет легко. После вчерашнего – раз плюнуть. – Я пришла, чтобы продать медальон.

Он поставил на стол хрупкую чашечку и сел напротив.

– Вы уверены? – тихо спросил он, поглаживая белоснежную бороду.

– Да. У меня нет выбора.

– Выбор у нас всегда есть, моя милая.

Она выставила подбородок.

– Я и выбрала – продать медальон.

Мистер Сантос изучал ее печальными глазами.

– У вас больше нет веры? – спросил он с сочувствием. – Ваша вера в чудеса уничтожена полностью?

Полагаться на свой голос она не решалась и потому просто кивнула.

– Еще огонек погас, – сказал он грустно. – А я так надеялся, что станет одним больше, а не меньше.

– Курт был бы в восторге от встречи с вами, – пробормотала Рейчел, ни слова не поняв из сказанного.

– Ах да, Моррис. Двадцать семь лет. Еще огонек, который мне предстоит разжечь.

– Мистер Сантос, относительно медальона…

– Да-да, – сказал он живо, – сегодня я не смогу его взять. В понедельник, пожалуй.

– В понедельник? Почему в понедельник?

– Потому что у него будет уик-энд, чтобы исполнить желание. – В его ярких голубых глазах появилось суровое выражение. – Вы ведь не загадывали желаний, не правда ли?

– Загадывала, – возразила она. – Столько, что мне и не сосчитать.

– Но не самое заветное.

Рейчел растерялась. Он прав. Она не загадывала самого заветного, потому что не хватило смелости. Находились более важные желания, более неотложные желания, желания более необходимые.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});