100 дней счастья - Фаусто Брицци

– Ничего хорошего я так и не сделал, – говорит Энди, шмыгая носом. Денег детям не оставил, да и не вижу их толком, эта стерва не выносит меня на дух. Ни разу моя песня не попала в хит-парад. И никто мне не улыбается, – заключает он, глядя на меня. Мне хорошо знакомо это ироничное выражение.

– У тебя отличные песни, – я пытаюсь утешить его, как могу.

– Да ты же ни одной не знаешь.

– Почему, парочку помню… Как там, про типа, который ждал поезда, который так и не приехал.

– «Вокзал по имени “жизнь”». Занудство сплошное. Моя самая ужасная песня.

– А мне она нравилась. Слушай, Энди, тебе всего сорок, жизнь можно начать заново. Многие прославились далеко не мальчишками.

– Например?

– Например… Ну, не знаю… Ван Гог!

– Да, умер, потом прославился.

– Есть и другие примеры. Почему бы тебе не вернуться в Италию? Ты хоть раз об этом подумал?

– Я не могу быть далеко от детей. Если им что-то понадобится, я должен быть рядом.

Я молчу.

Энди отказался от всего ради детей. Я его недооценил. Он был и остается моим героем.

Мы обнимаемся. Крепко, по-мужски. Не помню, чтобы мы когда-нибудь обнимались. Если только после удачного матча проскользнуло поспешное мужественное объятие. Но теперь все по-другому. Теперь я понимаю, что хотя прошло двадцать лет: связь между нами все равно оставалась, мы не теряли друг друга. Даже наоборот: разлука только укрепила нашу дружбу. И Энди – мой идеал. Хотя сейчас он уткнулся в мое плечо и рыдает. За это я ценю его еще больше.

Портос и д’Артаньян не размыкают объятий несколько минут, а потом возвращаются остальные мушкетеры, и приключения продолжаются. Но слова Энди продолжают звучать внутри меня.

«Я не могу быть далеко от детей».

Так просто сказано.

Пытаюсь думать о том, что сейчас делают Лоренцо и Ева. Строят ли Эйфелеву башню из «лего», прыгают ли на танцевальном автомате? Я вдруг понимаю, что с этой болезнью совершенно погрузился в себя и утратил былую связь со своими детьми.

От нашего последнего вечера в Мюнхене у меня осталась только одна картинка, больше я ничего не помню: вчетвером мы входим в пивной пар, распевая пошлейшие итальянские песни. Последний раз я так напивался лет в девятнадцать, когда мы ездили на чемпионат по водному поло серии А. Не знаю, когда, как и в каком состоянии мы вернулись в нашу гостиницу.

– 31

Дико болит голова.

Как будто бы в моей черепной коробке поселился Ринго Старр и барабанит по установке в своем фирменном стиле. Тук-ту-тук. Тук-ту-тук. Захватывающий ритм песни «Ticket to ride».

У меня болит желудок, мне трудно дышать, а в голове настоящий рок. Одним словом, полный набор.

Остальные пока еще спят. На соседней кровати, точь-в-точь как у меня, словно кабан с забитым носом, храпит Умберто.

В малюсенькой столовой меня ждет поднос с пирамидой из пончиков и крапфенов. Откусываю один – и близко не стоит с пончиками Оскара. Кладу обратно на поднос. И вдруг понимаю, что моя скромная утренняя привычка стала одним из важных моментов жизни. Такое не забывается. Я, пончик и воробей. Для счастья довольно малого.

Невероятно активный Андреа уже разыскал тот самый загородный манеж, где мы побывали во время нашего первого путешествия. Ощущение дежавю не покидает меня с самого утра. В моей голове засело слово, которое потеснило Ринго с его ударными.

Ремейк.

В ремейках нет никого смысла.

Да и потом, не из всего получится ремейк.

Например, книгу не перепишешь. Можно предложить новый перевод, но оригинал, будь он хорош или плох, останется цел и невредим.

А вот фильмы переснимают по несколько раз, порой всего через несколько лет.

В отношениях тоже бывают ремейки. Бывает, что люди расстаются, а потом сходятся заново. И каждый раз сталкиваются с одними и теми же проблемами.

Но сделать ремейк путешествия вряд ли возможно. Можно вернуться в какой-то город, но делать все то же самое – такое случается редко, любопытное ощущение. Чистое безумие.

НАШЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. ОРИГИНАЛЬНАЯ ВЕРСИЯ

Из всех мушкетеров только Андреа умел ездить на лошади. Его отец подпольно подрабатывал букмейкером на ипподроме в Капаннелле, и малыш Энди частенько проводил целый день, глядя, как делают ставки, как готовятся нетерпеливые наездники, и жалея лошадей, приговоренных к каторге вечной скачки. Чтобы как-то занять время, он занимался ездой. Остальные же мушкетеры садились на лошадь всего пару раз: потрусить во время отпуска по линии прибоя, и только. Это все равно, что Зорро поскакал бы кого-то спасать, прихватив команду из Гуффи, Дональда да Плуто.

Экскурсия начинается рысью. Перед нами трусит немецкий гид, некий Томас, симпатичный неандерталец. Мы едем вдоль реки, скачем минут пять галопом, который, в принципе, проще рыси, если раньше не умрешь. Скачем по широкой стоптанной тропе, вьющейся в темном лесу. Несколько раз возникает вероятность, что кто-то из нас окажется в больнице в отделении травматологии, но, наконец, мы выезжаем на полянку, где переводим дух и прячемся под тенью дуба, который чего только не повидал на своем веку. Мы разводим костер, и милый Томас неожиданно достает откуда-то сосиски юрского периода и умело поджаривает их на костре. Словно мы в Аризоне. Осталось только, чтобы на нас напали индейцы, а потом подоспела кавалерия.

В тот вечер наши вены бурлят от притока адреналина. и мы выбираем салун, который станет театром дальнейших действий. Ведь мы должны показать себя заправскими «Казановами». Заведение называется «Bier und Liebe» – «Пиво и любовь», что вполне соответствует нашей программе. Ставки делаются на четырех пышных студенток лет двадцати. Мы строим из себя сыночков богатых родителей, приехавших на каникулы, и пускаем в ход наш небогатый запас английских слов, почерпнутый из песен «Queen». Чем кончилось дело? Италия побеждает Германию 3:1, прямо как на Чемпионате мира 1982 года. Голы забивают Коррадо, Андреа и, не стану скромничать, автор этих строк, а вот веснушчатая блондинка, на которую поставил Умберто, проявляет куда больше интереса к мощному татуированному бармену, чем к моему другу. Всю ночь я защищаю честь итальянского флага за двоих.

РЕМЕЙК

Манеж остался таким же, каким я его помнил. Дерево, металлические перекладины и типичнейший запах, который нетрудно себе представить. Во главе нашего героического отряда сын Томаса, Томас-младший, такой же крепкий неандерталец, как и отец, но куда менее симпатичный. Он тысячу раз повторяет нам, что надо, а что не надо делать, сидя на лошади. Первое правило: держаться друг за другом и следовать по тропе мелкой рысью. Естественно, что мы не собираемся подчиняться, и едва тропа становится более-менее ровной, пускаем лошадей галопом, в то время как моя спина уже устала от непривычного положения. Я падаю уже через тридцать метров. Мой неукротимый конь по кличке Аттила (это я узнаю уже после падения) решает меня сбросить и тормозит еще более резко, чем система ABS. Я переворачиваюсь в воздухе и вылетаю из седла. Полет длится всего три секунды, но этого оказывается достаточно, чтобы я успел подумать о том, какая нелепая и идиотская смерть меня ждет. Я приземляюсь не на острый камень и не на палку, готовую проткнуть меня насквозь, а прямехонько в куст крапивы. Он спасает мне жизнь и отравляет остаток дня.

Подводя итоги прогулки: моя кожа покрылась красными пятнами, Андреа получил солнечный удар, у Умберто дико болит поясница, а Коррадо вывихнул ступню, потому что нога застряла в стремени, когда он пытался слезть с лошади. Четверо немного потрепанных мушкетеров. Однако вечером нас ждет реванш: старые львы ревут в ночной саванне.

Всех мужчин объединяет одно: когда им двадцать, они ухлестывают за юными девушками, когда им сорок – ничего не меняется. Это закон природы. Однако мне представляется, что за этим скрывается глубокое сентиментальное чувство, ностальгия, если хотите. Мы любим все те же фильмы, все те же книги, все те же места, какие любили в юности. То же и с девушками. Мне удалось вас убедить?

Мы обнаруживаем, что незабываемое местечко «Пиво и любовь» сменилось дерзким «Tot oder lebendig», то есть «Живым или мертвым», если переводить дословно. Внутри заведения толпятся около двухсот немецких малолеток от восемнадцати до двадцати. Пиво, непонятные таблетки, запах пота… Клянусь, я никогда еще не чувствовал себя настолько чуждым окружающей обстановке. Музыка орет так, что никакой разговор не клеится, света почти нет, так что меню не разглядишь, особенно с моей дальнозоркостью, кислород уже весь выдышали, отчего мозг отказывается функционировать. Но, несмотря ни на что, мы пытаемся веселиться. Меня мгновенно окрестили «палка в колесах», поскольку я не собираюсь ни напиваться, ни ухлестывать за немецкой девчонкой, которой гожусь в отцы. Я решил, что выпью только один-два фруктовых коктейля и буду смотреть видеоклипы, скользящие по прозрачной стене.