Седьмой ключ - Елена Ткач

«Ну и рисуночек! — подумал Борька. — Чего ж с ним творится, если он такое малюет? Может, того… крыша поехала!»

— Зовут, зовут, да… — разговаривал сам с собою Сережа. Голос у него был глухой, монотонный, без интонаций, а глаза уставились в одну точку. — Там есть все. Там. Туда. Я должен. Иду. Иду, потому что там и есть клад. Настоящий. Бесценный. Пора.

Он поднялся с тем же отсутствующим выражением и, механически переставляя одеревенелые ноги, направился к калитке.

«Как на протезах! — поразился Борька. — Инсульт у него, что ли? Говорят, при первом инсульте не до конца парализует…»

Но мысль о том, что случилось с Машкиным папой, недолго вертелась в его голове. Тот говорил что-то о кладе, и смысл этих слов не сразу дошел до мальчишки — так сразило увиденное! — но буквально через минуту этот смысл молнией озарил его мозг.

— Клад! — прошептал он, и его раскрасневшееся лицо передернулось. — Вот оно, клад! Этот тип знает, где он спрятан. Скорее за ним!

И уж больше не прячась, распрямясь во весь рост, — все равно идущий впереди человек ничего, похоже, не замечал, — Борька пустился за ним вдогонку.

* * *

Алеша стрелой летел по лесной дороге к домику Веточки. Он не знал, что его заставило мчаться к ней: смертный ужас, который он пережил, ощутив на себе тот кошмарный взгляд, или простое желание скорее увидеть ее… Он сейчас ничего не соображал — ноги сами несли его по бетонным плитам дороги к неясной самому цели.

Вот и тропинка, на которую надо свернуть с дороги и углубиться в лес, а там до дома рукой подать. Он так запыхался, что, казалось, еще минута и легкие разорвутся… Алеша на секунду остановился, тяжело дыша. Туман начал рассеиваться, уже виднелись стволы деревьев, прогалины, поросшие мхом, шишки, поганки и влажный валежник…

Внезапно он почувствовал, что в лесу не один. Кто-то наблюдал за ним, и взгляд, направленный на него, явно был злым, недобрым. Алеше стало не по себе. Он зябко поежился, хотя пот стекал по спине ручьями. Огляделся. Вроде бы, никого. Дорога позади оставалась пустынной. Ни звука шагов, ни треска валежника… лес затих, храня свои тайны, и Алеша вдруг осознал, сколько их, незримых, неслышимых, окружает его. Никогда их не разгадать! Гадай — не гадай, все равно не понять ни себя, ни мира вокруг… Жизнь попросту недоступна логике. Она существует по каким-то своим законам — эта жизнь, в которую впустили его, как в дом с привидениями. Впустили и оставили одного. И ему никогда не узнать, кто здесь жил до него, что делал… И когда он навечно уйдет — жалкий испуганный странник, этот дом с привидениями останется неизменным, хороня свои загадки и тайны, как сфинкс, застывший у вечной реки… Он подумал: жизнь смеется над ним, нелепым в своих попытках ее понять, и словно в подтверждение этой мысли, услыхал чей-то тихий смешок. Даже не смех — хохоток, хрустящий и дробный. Алеша снова принялся озираться, втянув голову, точно ожидая невидимого удара. Никого, ничего… только крепкие темные стволы в призрачной пелене тумана…

Он снова пустился бежать, не чуя ног под собой. А из-за ствола раскидистой ели — той, возле которой он стоял только что, выглянуло странное существо с вытянутой головой и, хихикая, погрозило вслед парню скрюченной лапкой. Вместо глаз у этого существа зияли провалы, в которых клубился дымок…

Добежав до берега пруда, где нужно было свернуть налево, чтобы попасть к домику Вероники, Алеша услыхал знакомые голоса.

— Тут они, на кустах! И в воде… Ой, не могу дотянуться…

— Погоди, я сейчас за резиновыми сапогами в дом сбегаю.

— Слушай, не надо, слышишь! Ветка, не бегай ты — не успеешь. Видишь, их ветром разносит и прямо в пруд…

— Маш, надо же их спасти, надо что-то делать!

— Вода ледяная, я в пруд не полезу. Попробую вот отсюда достать — с куста.

Алеша поспешил на голоса, и скоро взору его открылась такая картина: Маша и Ветка подпрыгивали, стараясь дотянуться до белых листочков бумаги, которыми усеяны были макушки прибрежных кустов. При малейшем порыве свежего ветра листочки вспархивали и белыми птицами реяли над прудом, плавно кружа и тихонько, неспешно опускаясь на воду. Вся вода у берега была уже усеяна этими белыми листочками, которые какое-то время покачивались на ней, а потом медленно погружались, исчезая из виду.

— Девочки! Что тут такое? — запыхавшись, выдохнул Алексей, вылетая на берег.

— Ой! Фу, как ты меня напугал! — взвизгнула Манюня, шарахаясь от взмыленного мальчишки. — Что с тобой, у тебя вид такой, будто за тобой волки гнались!

— Привет! Ох, сейчас… сейчас отдышусь и… — он никак не мог успокоить дыхание. — Никто за мной не гнался, я только…

Алеша осекся, сообразив, что лучше чуть-чуть переждать, отдышаться и успокоиться, а потом уж выкладывать, отчего он сам не свой… не хотелось пугать Манюню рассказом о жуткой картине ее отца.

— Да вот, решил время засечь: за сколько смогу пробежать стометровку…

— Ну-ну! И за сколько? — испытующе уставилась на него Манюня! Потом спохватилась. — Погоди, Леш, не до того сейчас, у нас тут видишь? — и она кивком указала на листы бумаги, кружившие над водой стайкой белых птиц.

Ветка при появлении Алеши только вздрогнула от неожиданности и потупилась, не проронив ни слова. И сразу кинулась ловить промелькнувший мимо светлый листок. Но тот, рванувшись в потоке воздуха, взвился, полетел над водой и стал плавно снижаться, чуть покачиваясь, точно планируя крыльями.

— Что это? — Алеша наконец сообразил, что девчонки пытались поймать ускользавшие от них письма: на ближайшем к нему листочке, защепившемся за ветку шиповника, склоненную над водой, он заметил ровные ряды строк. — Так это… те самые письма?

— Вот именно, что те самые! — бросила через плечо Манюня, уже всецело поглощенная своим занятием, — она старалась пригнуть пониже верхние ветки, на которых еще удерживалось несколько измятых страниц.

— А как же… как они тут оказались? — Алеша адресовал свой вопрос Веточке, стараясь хоть как-то привлечь ее внимание.

Но она, казалось, вопроса не слышала, металась вдоль берега, где тут и там вспархивали и исчезали в воде злосчастные письма.

— Давайте я в воду залезу? — предложил Алеша, развязывая шнурки кроссовок.

Тут только девчонки заметили, что правая его кисть обмотана насквозь пропитавшимся кровью платком.

— Ой, что это у тебя с рукой? Погоди, стой… да стой, говорю! — скомандовала Манюня, ухватывая его за здоровую руку. — Ну-ка, покажи!

— Да это… я рыбу резал. Нож острый, немножко поранился… — Алеша отдернул руку и отступил на шаг. — Ничего страшного, я ее уже перекисью…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});