Пленники Барсова ущелья - Вахтанг Ананян

И Саркис с легким вздохом откинулся на постель. Он устал от такого долгого разговора - был еще слишком слаб.

- Ох, - хлопнул себя по лбу Гагик, - да ведь эта дьявольская вода в течение веков вытекала из пещеры! Пойдем, ребята, там под тростниками должна быть глина!

Саркис улыбнулся и кивнул головой, подтверждая догадку Гагика.

Ребята взяли с собой тлеющую головешку, а Асо вытащил из своей постели несколько еловых веток. Спотыкаясь в темноте, они пошли к Ивняку, зажгли там еловые ветки и при их свете начали с корнями вырывать камыши. Заостренными палками мальчики раскапывали сырую землю, но это была не глина, а только растительный перегной, скопившийся тут за многие-многие годы.

Еловые факелы догорели и погасли. Асо разжег костер и продолжал копать то тут, то там.

Несколько ниже тростников поток, вырвавшись из пещеры, образовал небольшой, со скатом обрыв. В свете костра Асо различил на этом скате рыжую полосу. Он, ковырнул ее пальцем: глина! Схватив каменную мотыгу, мальчик начал торопливо копать.

- Чем ты там занят, Асо? - крикнул ему сверху Гагик. - Ничего не выходит? Не пойти ли нам лучше домой?

- Чем я могу быть занят? Глину копаю, - невозмутимо отозвался пастушок.

- Глину? Милый ты мой! Что же ты молчишь, ничего не говоришь?!

- Что ж тут говорить? Работать надо.

Ашот с Гагиком сошли вниз и, увидев желтую глину, принялись рьяно помогать Асо.

- Какой только у нас теперь посуды не будет! - заранее восторгался Гагик. - Такую гончарню устрою, что… Эй, парень, ты хотя бы с курицы брал пример: снесет яйцо и давай кудахтать - всему миру знать дает. А ты? Такое добро нашел - и молчишь!

Скромность Асо не впервые поражала Гагика.

Чем глубже они рыли, тем все более влажной становилась глина, и на глубине полуметра она была и совсем мокрой.

- Джан! - обрадовался Гагик. - Давайте дальше рыть, тут мы, пожалуй, и воду найдем!

- Нет, это просто всосалась вода, недавно выбежавшая из пещеры, - высказал свое мнение Ашот.

Взяв по большому кому глины, они вернулись в пещеру. По дороге Гагик срезал десятка два тонких ивовых веток.

- Сможешь сплести корзинку? - спросил Ашот.

- Не приходилось, - сознался пастушок.

- Ну что ж, давай пока будем мять глину.

Оба они молча начали работать, а Гагик сел в сторонке и, сам того не заметив, задремал. Однако уже через несколько минут он, как заяц, приоткрыл один глаз и сказал:

- Вижу, что без меня вам не обойтись. Соединим, Ашот, мой ум и твою силу, и тогда мы не пропадем. Давайте сюда прутья. А вы пока мните глину.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

О том, как человек, знающий какое-либо ремесло, никогда не пропадет

Взяв ивовые ветки, Гагик очистил их от листьев, воткнул концами в землю и начал что-то плести. Он делал это так быстро и ловко, словно всю жизнь ничем иным и не занимался. И действительно, дома Гагику приходилось плести корзины: большие, в которых он таскал соломенную резку для своей коровы, и маленькие - для фруктов и овощей.

Каждую осень они всей семьей - мать, отец и он - наполняли эти корзины золотистыми кистями винограда, помидорами и другими плодами, в изобилии произрастающими на плодородной почве Араратской долины.

- Человек, знающий ремесло, никогда не пропадет, - деловым тоном заявил Гагик, работая над корзинкой. - Послушайте, какую я расскажу вам сказку. Кстати, сегодня моя очередь. Сказка эта пригодится и тебе, Асо, и особенно нашему другу Саркису. Видите, он, как лиса, притворился мертвым, а навострил уши и прислушивается к моим мудрым словам (и верно, легкая улыбка промелькнула на бледных губах Саркиса). Так вот… В давние времена Вачаган, единственный сын царя нашего Агванского края, возвращаясь с охоты, встретил девушку Анаид, дочь пастуха из села Хацик. Он попросил у нее напиться, но вода не только не утолила жажды, а целый пожар разожгла в его сердце. Да и как было не вспыхнуть пожару, Асо-джан? Не девушка ведь была эта Анаид, а газель, настоящая газель. Глаза темные, как у меня, брови - словно резцом их точили, такие, как у нашей Шушик, косы - до пояса. Стройная, как чинара, девушка. Смелая была и мудрая. Даже старики села Хацик у нее совета спрашивали. Ну поди не влюбись в Такую! И влюбился в нее царевич Вачаган и, как все влюбленные, голову потерял. Стал перед матерью своей, царицей, и… “Одно из двух, говорит, или берите ее мне в жены, или в монастырь уйду, пустынником стану”… Дай-ка мне тот прутик, Ашот. Что вы рот разинули? Слушать - слушайте, а глину мните. Бабушка моя умела и пряжу прясть и в то же время с дедом успешно войну вести. А, Шушик-джан, ты улыбаешься? Значит, и ты слушаешь? Слушай, слушай. Пока я буду рассказывать, и посуду для чая твоего изготовлю. Так вот, уступил царь сыну и послал придворных в село Хацик сватать дочь пастуха. Но поглядите-ка, какая гордая девушка оказалась: “Не хочу быть женой царского сына!”

- Ох! - воскликнул Асо, с большим интересом слушавший рассказ Гагика.

- Да, так и отказалась. “Если царский сын хочет моим мужем стать, пусть сначала хоть одному какому-нибудь ремеслу научится!” Ей говорят: “Послушай, девушка, ведь он целой страны властелин, ему все служат, зачем ему ремесло?…” А она в ответ: “Кто знает, что может случиться. Может, тот, кто слугой был, владыкой станет, а кто владыкой был - слугой станет…” Видите, какими мудрыми были те, кто эту сказку сложил! Ведь исполнилось их предсказание!… Ну вот, сказала так Анаид и добавила: “Что толку в том, что он царский сын?… Глядишь, лишится царства в один прекрасный день, чем жить будет?” Ты слушай, Саркис-джан, это и тебя касается. В уме ты сейчас, должно быть, говоришь: “Опять меня за ворот взяли”. Не обижайся, братец, тут обижаться нечего. Сам погляди: Ашот может жить охотой, я - корзинками, Шушик - белье стирать будет, Асо - овец пасти… А что ты делать будешь? Да, у ремесленника руки - золото! Ты погляди только, какая у меня корзинка вышла!

- Что же дальше, Гагик? - нетерпеливо спросила Шушик.

- Так вот, Вачаган-царевич и начал с горя ремеслу учиться. Проходит год, и он уже умеет из золотых ниток парчу ткать. Соткал он парчу, сшил из нее роскошную кофту и послал ее Анаид. Видит девушка, что царевич и на самом деле замечательную корзинку сделал… Фу, какую корзинку! Кофту, кофту! - поправился Гагик, взглянув на лица товарищей и с удовольствием заметив, что они забыли на время о своих горестях. Даже больные - и те слушают. - Согласилась Анаид. Свадьбу справили пышную-препышную. Шашлыком на весь Хацик запахло. Тут царевич Вачаган и говорит: “Пока здесь не будет моего младшего брата Гагика, я этого шашлыка ни кусочка не съем”. Почем он знал, что его братец Гагик тут, в Барсовом ущелье, от голода стонет? Ну, да ладно, не буду вас мучить.

Не проходит и нескольких недель после свадьбы, как царь с царицей умирают, и на трон садится их сын Вачаган. Как раз в это время из сел и городов начали загадочно исчезать люди. Ну прямо как мы: шли с фермы в село и вдруг пропали, очутились в каком-нибудь темном углу, вроде Барсова ущелья.

Новый царь и думает: “Пойду-ка я, покружу по своей стране, погляжу, что есть в ней, чего нет, может быть, и узнаю, куда деваются мои подданные”.

Посадил он Анаид на свой трон, а сам надел крестьянскую одежду и пошел бродить по своему царству, знакомиться с нуждами народа. А к народу под влиянием жены, дочери простого пастуха, он относился хорошо. Старики говорят, - прервал Гагик свой рассказ, - что любовь меняет людей. Не знаю. А из вас хоть один испытал это? Нет? Ну и хорошо, иначе бы ночей не спал и похудел бы…

Приходит Вачаган в город Перож на берегу Куры. Жили в этом городе персы-язычники. И армяне жили. Вышел Вачаган на рынок. Видит - идет бородатый человек, главный жрец, а за ним другие, помельче. Покупают они разные товары, складывают в тюки, а тюки дают нести носильщикам.

Берет один из таких тюков и Вачаган и идет вслед за носильщиками. Ему хочется вместе с ними в покои жреца войти, поглядеть, что там такое… Идут они, идут, выходят за город. Там стоит крепость, окруженная стенами. Открываются железные ворота, впускают носильщиков и снова закрываются. “Вот так штука! - думает царь. - Не попал ли я в ловушку?” А носильщиков ведут в ходы, прорытые под землей. Там, под плетями, работают сотни людей. Работают в полутьме - в кузницах, ткацких и плотницких мастерских. Все голые, все истощенные, худые, как скелеты. И трудятся они до полного изнеможения, пока в силах на ногах стоять. А если кто падает, того кидают в большие медные котлы, варят и кормят этим мясом оставшихся в живых. А жрецы выносят из этих дьявольских подземных мастерских сотни всяких товаров, продают их в разных городах и богатеют.

Тому из пленников, кто ремесло знает, работу дают. Тот, кто не знает, - “на мясо” идет…

Вачагана, как “жирненькое мясцо”, хотели было к мяснику послать… Но взмолился он: “Ой, не убивайте, я для главного жреца вашего такую парчу сотку, которой и цены нет!” - “Ладно, говорят, тки”. - “Для этого мне светлая комната нужна, чтобы глаз мой мог цвета различать”. Дали ему комнату. “Теперь, говорит, мясом меня не кормите - умру, если поем, и вы тогда большого дохода лишитесь. За сработанную мною ткань вам золотом дадут - в сто раз больше, чем она сама весит”. - “А если мы по этой цене не продадим?” - “Тогда рубите мне голову…”