Презумпция виновности - Вячеслав Денисов

Кровь Сашка искать не стал. Раз ее нет на полу и одежде, значит, работал профессионал. Либо с хрустом ввел заточенную иглу в сердце, либо слегка придушил, а после – все равно иглой. Впрочем, покойный был в пальто, и кровь могла быть под ним. Так что, может быть – заточка, может – отвертка. Да и какая разница?

Главное, что вывернуты все карманы. И в брюках, и в пальто. Интересно, что могла искать сволочь в кожаной куртке с норковым воротником в карманах этого человека.

А сейчас нужно сматываться. И побыстрее, пока сюда действительно не пришли менты. Не исключено, что их просто кто-то опередил.

Обратный путь пролегал снова через чердак. Выбросив в пыльный угол тряпку, которой он протер все поверхности в квартире Мишки Петровича, Пикулин спустился, поднял воротник куртки и вышел из подъезда почти у самой арки. Свернул за угол, и через минуту его не стало видно.

Глава пятнадцатая

– Напрасно вы не дали команду «провести» этого курьера, – проговорил Желябин, спускаясь с лестницы. Сказал и тут же пожалел об этом. На лице советника и без того лежала печать досады и горечи. Там, на четвертом этаже старого дома, еще работали судебный медик, Мацуков и участковый уполномоченный, которому теперь предстояло выносить постановление и дожидаться «труповозки» городского морга. – Я хотел сказать, кто бы мог подумать, что Пикулин вдруг слетит с катушек… Послать человека за информацией в ГУВД, а после убить его… Глупо это. Вы в этом невиновны.

Советник метнул на майора осуждающий взгляд и покачал головой.

– Желябин, прежде чем что-то сказать, нужно хорошенько подумать. Но если уж ляпнул что-то впопыхах, то – добрый мой тебе совет – стой на этом до конца.

После этого до самой «Волги» они не обменялись ни словом. Сидельников торопился следом, но между вторым и третьим этажом отстал, приметив старушку. В руке та держала синтетическую плетеную сумку с пластмассовыми ручками, что были в ходу в семидесятых. В сумке стоял бидон – разливное молоко дешевле, чем в таре. С такой экономией в шесть рублей ежедневно выходит сто восемьдесят рублей в месяц. Как раз тот размер компенсации, что выделен щедрым правительством взамен натуральных льгот.

– Давайте помогу, – буркнул капитан, принимая у старушки сетку и ожидая, пока та справится с ключом и дверью. – Сроду бы не подумал, что у вас такой разбойничий дом.

– Милай. – Старушка, еще не потерявшая памяти, а значит, и рассудка, не без сожаления поклацала вставной челюстью. – С сорокового года в этом доме похоронили шестьдесят четыре человека. Сорок четыре убито на войне, а девятнадцать отошли своей смертью. Какой же он разбойничий?

– Откуда такая статистика? – опешил муровец.

– Старшая по дому, положено. Давай бидон. Ходют, ходют… Сегодня к Михаилу тип один заглядывал. В куртке, как у тебя, только не матерчатой, а кожаной.

– В черной, да?

– Да. И с мехом на воротнике, – качнула головой старуха. – Лиса бритая. Голубая.

– В смысле – норка, верно? – предположил Сидельников. Такие мужские куртки он видел. – Продолжайте…

– Ты не больно-то понужай! – рассердилась старуха. – Чего продолжать-то? Увидела я его, через двор сначала Мишка прошел, потом этот, с лисой. А сейчас отпусти-ка ты меня по-хорошему, пока я без молока не осталась…

Сидельников, оставшись уже в одиночестве, еще один пролет спускался в раздумьях, а потом вдруг остановился, и глаза его словно подернулись пленкой. Он взялся рукой за перила, и на минуту могло даже показаться, что опер боится упасть.

– Этого не может быть.

Подумав еще немного, он дошел до выхода, прикурил, чтобы не на ветру, и перед тем, как за его спиной захлопнулась дверь, проговорил:

– Хотя почему не может? Очень даже может.

К трем часам Кряжин снова собрал группу. Сам он до этого времени скитался по городу, прихватив Сидельникова. С некоторых пор такая привязанность следователя к муровцу стала вызывать у майора «убойного» отдела ГУВД некоторую ревность. Сразу после того, как Желябин расставил приоритеты в мотивации поведения следователя Генпрокуратуры. Кряжин казался ему человеком глубоко порядочным, не склонным к коварству в отношении подчиненных и в любой момент совместной работы знающим то, о чем сам Желябин даже не догадывался. Кирилл однажды предположил, что такие интеллектуальные познания московского гостя напрямую связаны с опытом и стажем работы, однако тут же от этой мысли отрекся, потому как сам не раз встречал и председателей судов, отправленных в почетную отставку и так и не познавших нравственность и правосудие, и милиционеров-пенсионеров, которые прослужили не один десяток лет, но так и не поняли смысл своей работы. В Кряжине же все было органично связано и гармонично устроено. Были, конечно, и у него недостатки… Однако теперь Желябин уже точно знал – не ему об этом судить.

За неимением информации от сыщиков и участковых, пронизывающих жилые и не пригодные для проживания кварталы Холмска, поговорили о текущем, о ценах в Москве (кто-то, быть может, подумает, что люди, расследующие преступления, могут беседовать исключительно о преступлениях и о принципах их расследования), о предполагаемом повышении заработной платы (это логически вытекает из предыдущей темы), и все, чем ознаменовалась середина рабочего дня, – это назначение Кряжиным членов своей следственной группы старшими на объектах. Объекты – тематические подборки ареала нахождения Пикулина – были разбиты на секторы, и каждый из присутствующих отвечал исключительно за свой участок работы. Мацукову, тому достались железнодорожный вокзал и аэродром, Георгиеву – гостиницы, больницы и риелторские конторы, отвечающие за съем и сдачу в аренду жилья, Желябину – притоны и связи Пикулина, Сидельникову – контроль за участковыми уполномоченными, ведущими поиск и от которых, по мнению Кряжина, можно было ожидать информации в большей степени.

Отпустив всех, советник остановил Желябина.

– Вот что, Кирилл… Мацуков, конечно, парень хороший, но у меня есть убежденность, что он недотепа. Это ясно хотя бы по тому, что он не понял ничего из того, что мне говорил Петраков (Мишка Петрович). Между тем пройдоха, понимая, что в кабинете лишние… А ты как думаешь, если в кабинете буду сидеть я с Мацуковым, то кого можно принять за лишнего?

Желябин улыбнулся.

– Так вот, понимая, что информация, которую его просил передать Пикулин, чрезвычайно важная и не для посторонних ушей, он довел ее до меня таким образом, чтобы лишний, будучи невнимательным человеком, не понял, о чем идет речь. Так вот, майор…

Только сейчас Кирилл почувствовал, как ему страшно общаться с этим безобидным с виду и чудовищно собранным внутри человеком. Пять часов кряду советник знает нечто, что может завершить дело, но терпеливо ждет своего часа. Мог ли он сам так поступить, думал Желябин. И тут же, пока Кряжин еще не начал говорить, отвечал – нет.

– Где тут у вас областная администрация?

– На улице Ленина, – пробормотал Желябин. – Перед въездом на площадь Ленина.

– Действительно, можно было и самому догадаться. Так вот, как войдешь, справа будет расположен ящик с противопожарными принадлежностями. Возможно, шланг с муфтой соединения. Возможно, топор с ведром. Быть может, там вообще ни черта нет!.. – Взмахнув руками, советник приблизил их ко рту и одновременно сунул в губы сигарету и щелкнул зажигалкой. Вышло весьма артистично. – Ничего, за исключением предмета, который мы ищем, – алюминиевого контейнера с содержимым стоимостью в сто миллионов долларов. А потому, Кирилл Убоевич, я хочу, чтобы ты туда поехал и привез то, что там находится. Возможно, что там ничего нет. Но тогда я и это хочу знать. Но только одна просьба…

– По всей видимости, я не должен никому об этом говорить, – предположил, озираясь в собственном кабинете, Желябин.

– Вот именно.

Желябин не мог найти этому объяснения, но он чувствовал себя полным идиотом. Он живет в этом городе тридцать пять лет, в милиции работает десять лет. Он знает здесь каждый куст, за которым распивают спиртное, и любой дом, где торгуют краденым. Он может назвать с ходу около ста фамилий холмчан, склонных к насилию, упоминая при этом их адреса, связи, даты рождения и прошлые судимости. Он в состоянии сказать прямо сейчас, чем в данный момент занимается Коля Моська, по информации агента, вышедший сегодня из дома в дурном настроении, – тот бьет морду своему товарищу по тарному цеху завода Егору Вязьмину за то, что Вязьмин сдал его директору за пьянку.

В это трудно было поверить, но минуту назад перед ним сидел человек, приехавший издалека, и спустя сутки этот человек, не выходя из кабинета, рассказывает ему, Желябину, где находится в областной администрации пожарный ящик и что там лежит. После этого умный человек, а Кирилл Сергеевич Желябин относился именно к этой немногочисленной группе людей, должен был чувствовать себя униженным. И Желябин чувствовал.