Язык цветов - Ванесса Диффенбах

Меня впустила худенькая девушка со светлыми волосами.

– Кому-нибудь нужна работа? – спросила я.

Светловолосая тут же ушла и больше уже не возвращалась.

Девчонки, сгрудившиеся кучкой на диване, смотрели на меня подозрительно.

– Я сама здесь раньше жила, – сказала я. – А сейчас работаю флористом. Завтра я обслуживаю свадьбу, и мне нужна помощь. Надо сходить на рынок за цветами. – Несколько девочек встали и сели рядом со мной за стол.

Вместо собеседования я задала каждой из них три вопроса, выслушивая ответы по очереди. Первый – есть ли у вас будильник? – был встречен уверенными кивками. Второй – знаете ли вы, как доехать до Браннана на автобусе? – отсеял невысокую полную рыжеволосую девушку в конце стола. Оказалось, она ни при каких обстоятельствах не ездит на автобусе. Я щелкнула пальцами, показывая, что разговор окончен.

Остались две претендентки. Я спросила, зачем им деньги. Первая, латиноамериканка по имени Лилия, перечислила целый список желаний, среди которых были как предметы первой необходимости, так и полная ерунда. У нее отросли корни волос, заявила она, почти кончился лосьон для тела и нет туфель, которые подходили бы к подаренному бойфрендом платью. И в самом конце, подумав, добавила, что нечем платить за жилье. Мне нравилось ее имя, но не ответы.

Глаза последней претендентки не были видны за длинной челкой. Когда она периодически смахивала ее с лица, то вместо челки закрывала лоб рукой. Но ее ответ на мой вопрос был простым и в точности соответствовал моим ожиданиям. Если она не внесет плату за жилье, ее выселят. На последнем слове ее голос дрогнул, и она спряталась под воротник водолазки, высунув только нос и глаза. Мне нужен был человек в отчаянном положении, которое заставит его, услышав звонок будильника в три тридцать утра, встать с кровати без лишних размышлений; я знала, что эта девушка меня не подведет. Я велела ей встретиться со мной в пять утра следующего дня на автобусной остановке в Браннане, в квартале от цветочного рынка, и ушла, не спросив ее имени.

Девушка опоздала. Не настолько, чтобы помешать мне завершить букеты вовремя, но достаточно, чтобы заставить меня волноваться. Плана Б у меня не было, и я скорее была готова бросить Бетани у алтаря без букета, чем рисковать увидеться с Грантом. Стоило мне подумать о нем, как все тело начинало ныть, а ребенок – кувыркаться. Но девушка пришла через пятнадцать минут после назначенного времени; она бежала и совсем запыхалась. Оказалось, уснула в автобусе и проехала остановку, но готова работать быстро, чтобы нагнать упущенное время. Я дала ей свою карточку оптовика, пачку денег и список цветов.

Пока она была в здании, я дежурила снаружи, опасаясь, что она сбежит с деньгами. На рынке было множество пожарных выходов; я надеялась, что они закрыты на сигнализацию. Однако через полчаса девушка вышла с охапками цветов и вручила их мне вместе со сдачей, а потом пошла за второй партией. Когда она вернулась, мы погрузили цветы в машину и в тишине вернулись на Потреро-Хилл.

Я застелила комнату внизу толстой малярной пленкой, и мы взялись за работу прямо на полу. В центре комнаты я выставила вазы, купленные за доллар на распродаже; в них уже была вода. Рядом лежали моток ленты и булавки. Я показывала помощнице, как снимать шипы у роз, удалять листья и под углом подрезать стебли. Она взялась подготавливать цветы, а я принялась за аранжировку. Мы работали, пока под тяжестью тела у меня не онемели ноги. Я поднялась наверх, потянулась и достала акацию, которую сорвала в парке. Она стояла на средней полке холодильника, рядом с упаковкой булочек с корицей и пакетом молока. Взяв все три веточки, я отнесла их вниз и протянула девушке булочки.

– Спасибо, – сказала она и взяла две. – Меня зовут Марлена. – Она встряхнула головой и подула; челка разлетелась и упала по обе стороны карих глаз. Я наконец увидела ее лицо целиком. Для своих восемнадцати она выглядела юно. Лицо у нее было круглое, кожа гладкая, без прыщиков. На ней была теплая кофта невообразимого размера, свисавшая почти до колен. В ней она была похожа на заблудившегося ребенка. Когда она доела булочку, челка снова закрыла лоб; она ее не смахнула.

– Виктория, – ответила я и протянула ей высокий ирис из вазы на столе. Она прочла надпись на карточке.

– Повезло вам, – сказала она. – Хозяйка своего дела, да еще и малыш на подходе. Не думаю, что большинство из нас сможет добиться того же, что и вы.

Я не стала рассказывать о месяцах, прожитых в парке, и о страхе, который я чувствовала каждый раз, когда вспоминала, что ворочающаяся масса внутри скоро превратится в ребенка – орущего, голодного, живого.

– Кто-то сможет, кто-то нет, – ответила я. – Как и везде. – Я тоже доела булочку и вернулась к работе. Шли часы, и время от времени Марлена задавала вопрос или делала мне комплимент по поводу букета, но я молчала. Когда мы закончили, она помогла отнести вазы в машину, а я достала деньги.

– Сколько тебе нужно? – спросила я.

Марлена уже приготовила ответ.

– Шестьдесят, – ответила она. – Плата за аренду, внести первого числа. Тогда смогу остаться еще на месяц.

Я отсчитала три двадцатки, задумалась и дала четвертую.

– Восемьдесят, – проговорила я. – Звони по номеру на визитке каждый понедельник. Я скажу, когда будет работа.

– Спасибо, – ответила она. Я могла бы отвезти ее домой – свадьба была всего в нескольких кварталах от общежития, – но меня утомило присутствие другого человека. Я подождала, пока она завернет за угол, села в машину и поехала на пляж.

Свадьба была идеальной. Розы не взорвались; гроздья жимолости не спутались. После церемонии я встала у входа на стоянку и стала вручать всем выходившим гостям по ирису. Мой живот никто не трогал. На прием я не пошла.

Я ничего не сказала Наталье про свой бизнес, поэтому редко выходила из дома и всегда брала трубку первой. «Слушаю», – говорила я вопросительно-утвердительным тоном. Друзья Натальи оставляли ей сообщения, и я приклеивала записки к ее двери. А мои клиенты называли свое имя и объясняли, почему ко мне обратились. Я уточняла, что именно им нужно, расспрашивая по телефону или приглашая на консультацию. Друзья Бетани были обеспеченными, и никто ни разу не поинтересовался о цене. Я брала больше, когда нуждалась в деньгах, и меньше, когда бизнес разросся.

Сидя у телефона и расписывая свой календарь по часам, я сделала еще две коробки. Мне было неприятно, что незнакомые люди будут сидеть за столом и трогать мою голубую коробку; к тому же нужна была картотека, составленная в алфавитном порядке по названиям цветов, как у Гранта. Я напечатала новые фотографии с негативов, наклеила их на простой белый картон и разложила по обувным коробкам, найденным на свалке. Один набор поставила на стол внизу, второй отдала Марлене и приказала выучить наизусть. А голубую коробку отнесла в комнату, где та надежно хранилась за шестью замками.

Я делала букеты для праздника в честь новорожденного в Лос-Алтос-Хиллз, дня рождения годовалого малыша в апартаментах с паркетными полами на Калифорния-авеню и предсвадебной вечеринки в гавани, напротив моей любимой лавки деликатесов. Для трех рождественских праздников и новогодней вечеринки у Бетани и Рэя. И куда бы ни шла, всегда брала с собой серебряное ведерко ирисов с карточками. К январю Марлена заработала на двухмесячную аренду собственной квартиры, а у меня было запланировано шестнадцать свадеб на лето.

На март я заявок не принимала, а те, что были на февраль, вызывали у меня дрожь. В углах голубой комнаты стояли четыре пластиковых контейнера с ясенцем белым[10], каждый емкостью в галлон. Без света ясенец никогда бы не зацвел; пытаясь отсрочить неизбежное, я не выносила его наружу.

Но, несмотря на мой ужас, ребенок продолжал расти. К концу января мой живот так округлился, что пришлось отодвинуть сиденье машины на максимум. И даже тогда между рулем и животом оставалось меньше дюйма. Когда ребенок выставлял локоть или стопу, это выглядело так, будто он хочет сам вести машину. Я носила мужские вещи, просторные и длинные футболки и кофты и спортивные штаны на резинке, спустив их под самый живот. Иногда меня принимали за толстуху, но чаще я все же становилась добычей для любопытных рук.

В последний месяц беременности я старалась как можно реже встречаться с клиентами и привозила цветы задолго до прихода гостей, оставляя ведро с ирисами на видном месте. Среди хорошо одетых женщин мой неряшливый внешний вид был неуместен, и я видела, что вызываю у них неловкость, хоть они и притворялись, что это не так.

Мамаша Марта все чаще наведывалась ко мне под разными предлогами, но не особенно старалась, чтобы они казались достоверными. В первый раз она заявила, что ей показалось, будто Наталья отощала, и потому она принесла ей запеканку с тофу. Мы с Натальей, которая вовсе не отощала, не съели ни кусочка. Тофу был одним из немногих продуктов, которые я не переваривала. Когда Наталья уехала на первые гастроли длиной в месяц – число ее фанатов увеличилось, – я выбросила запеканку прямо в стеклянной форме. Оставшись одна в квартире, я перед уходом стала выглядывать на улицу, и если мамаша Марта сидела на тротуаре внизу, шла в голубую комнату и запиралась на все шесть замков. Я знала, что это Рената рассказала матери о ребенке. Наталье бы не понравились частые визиты мамаши Марты, но Ренате по необъяснимым причинам с первой минуты нашей встречи было небезразлично мое положение – несмотря на то, что она меня уволила. По утрам, составляя букеты на первом этаже, я иногда видела, как она едет в лавку; фургон всегда был нагружен под завязку. Наши взгляды встречались, и она махала мне, а я иногда махала в ответ, но она всегда проезжала мимо, а я всегда оставалась сидеть на полу.