Покорившая небеса - Кира Вайнир

он был прав! Я давно забыл о покое. И причиной тому она, ненавидящая меня дочь Орландских. Я почти уничтожил род герцогов, а сейчас готов отдать руку на отсечение, лишь бы сохранить жизнь последнему потомку властителей Изумрудного острова. А безопасность трона…

Не станет Элейны, и трон уничтожится сам собой, как империя, которая без жёсткой, даже жестокой руки, моментально расползëтся на лоскуты, из которых она была скована моими предками. Бесконечные военные походы, завоевания одного острова за другим, реки крови…

Всё сотрётся из памяти людей. Императорский род так цеплявшийся за власть и престол в каждом из своих потомков просто исчезнет, если Элейна не найдёт сил для прощения.

— Ты всё видишь в ней Элейну Орландскую. А герцогиня жива только в твоей памяти. — Встал рядом Лир. — Что так удивлённо смотришь? Ваше родство с Винардом определит любой видящий. А у бастарда только один родственник.

Я не стал ничего спрашивать, а только внимательно посмотрел на остроухого.

— Нет, Лене я ничего не скажу. Не ради вашей Империи. Ради неё самой. Не хочу даже думать, что проклятье коснулось и её. — Не отводил взгляда Лир. — Но в итоге обман раскроется и только утяжелит твою вину. А выбирать в этот раз ей. Лене, девочке с изломанной душой, которую ты не хочешь видеть, ведь тебе дороже та, что осталась в твоей памяти.

Я по-прежнему молча, кивнул. При сходе с платформы мы увидели, что фургоны нас ждут. Мелкий дождь все усиливался, пока не превратился в ливень.

— Эх, успеть бы до постоялого двора. — С тревогой поглядывал на небо погонщик. — Дороги давно слова доброго не стоят. А прямо перед постоялым двором пару рест тянутся суглинки и ручьи. Как бы от такой погоды там всё в кашу не превратилось.

Опытный погонщик как заранее знал. Фургоны шли всё тяжелее, уже утопали почти до середины колеса. То один, то другой увязали и застревали в расплывшейся глине, больше напоминавшей жидкую кашу. Пока, наконец, не встали совсем.

Большой ручей впереди, напитавшись от постоянно идущих дождей, вышел из берегов, слился с другими ручьями и превратился в пусть и неглубокую, но широкую речушку с постоянным сильным движением воды. Несколько человек пошли, обвязавшись верёвками и с длинными палками, прощупать дно.

— Фургоны так не пройдут. — Принёс нам новость наш возница. — Придётся по очереди разгружать, переносить кладь на другой берег, а в фургоны запрягать по несколько лошадиных команд, отцепляя их от других фургонов.

В это время впереди уже началась сложная переправа. Элейна завозилась, поудобнее устраивая крыса в гнезде из своего одеяла. А потом встала и пошла к задней площадке, где можно было выйти из фургона.

— Ты куда? — остановил её Лир.

— Помогать. Так же будет быстрее. — Пожала плечами она.

Музыканты переглянулись и начали откладывать свои инструменты и натягивать сапоги. Именно поэтому первым на земле оказался Винард. Следом за нами подтянулись и остальные попутчики. До этого разгрузкой-погрузкой и переправой фургонов занимались только возницы, грузчики каравана и охранники.

— И что делать? — осматривал только подъехавший, точнее подтащенный фургон Винард.

— А что тут думать? Берёшь больше, тащишь дальше. И быстро. — Ответила ему Элейна.

Сначала она помогала, подтаскивая груз к краю фургона. При этом Винард живо подставлял спину под очередной мешок. Как будто и не было у него на теле тех же язв, что и у меня. Да слабее и меньше, но ведь были. Я только тяжело вздохнул и пошёл за своей долей поклажи.

В голове всё крутилась мысль, появившаяся после слов Лира, что я не вижу Лены, какая она теперь. Тьфу, какая ещё Лена? Меня даже от имени этого коробит. Чужое, чуждое. Не отзывается внутри на него ничего. Зато стоит только мысленно произнести Элейна, Лей, Эли…

Тяжёлый мешок опустившись на спину, сразу выталкивает из головы всякие мысли о несоответствии. Зато появляются другие. Значит, она хватается за любой непосильный труд, чтобы не вспоминать и не думать? Обо мне не вспоминать, о нас? От злости я даже боль меньше чувствовал.

Большая часть фургонов уже ушла, те, что остались, были для путников, что шли с караваном. Груз уже переносили охапками. И, конечно же, Элейна тоже месила эту грязь. Винард встречая, её на полпути, старался ускориться, чтобы забрать у неё груз. Тем же самым начал заниматься и я.

В результате она забегалась, и в какой-то момент, потеряв опору, она не смогла устоять и начала падать. Свёртки, которые она тащила, успел подхватить идущий обратно с пустыми руками наёмник из охраны каравана. А вот саму Элейну попытался поймать Винард. Но мокрая под слоем жижи глина не лучшая опора. В результате в грязь сначала упал Винард, а уже на него Элейна. Смогли подняться они тоже не с первой попытки. Совместными усилиями к фургону подошли две смеющиеся и отплевывающиеся глиной кучки.

— Ну… В фургон вас таких красивых пускать нельзя. Вас, герцогиня, даже ваш крыс не признает. — Почесал макушку возница. — Садитесь ка на задок. На рогожку. И вот вам, непродувайка. Её от грязи легко сполоснуть, сама она не мокнет, а поверх мокрого, всё теплее будет. А тут до постоялого двора осталось ресты полторы. А там в купальню, да с парной. И не вспомните, что мёрзли. Тем более, пока мы доедем, там уже хоть одна, но свободна будет.

Мы действительно были одним из последних фургонов, что прошёл переправу. Вздохнув, я пошёл делать брату и Элейне горячий отвар.

— Вот это дело! Это правильно, ещё из фляжки моей плесни им по паре ложек в отвар. Для согреву оно завсегда хорошо. — Кивнул мне возница, оглянувшись назад.

В кружки с уже готовым напитком я на глаз плеснул из фляжки возницы. Так как пахло мёдом, я решил добавить ещё. И отнёс кружки любителям искупаться в грязи. Винард завернул чумазую Элейну в непродувайку чуть ли не с головой, да ещё и обнял, прижимая к своему боку.

Первую кружку он, конечно же, протянул Элейне. И помог ей поднести напиток ко рту не расплескав, так как чумазые лапки заметно дрожали. Заметив, что Элейна и бастард о чём-то переговариваются, я снова ощутил приступ ревности и ушёл в фургон. Фарт обеспокоено метался по спальному месту Элейны, обратив на это внимание, я сам ощутил непонятную тревогу.

— Погонщик! — вылетел на переднюю часть фургона, опередив меня Лир. — А что в твоей фляге?

— Так понятное дело, медовуха. Крепленая немного, но не для озорства же, для тепла. — Спокойно пожал плечами возница.

— Ооой, Страааж! — протянул остроухий,