Сколько волка ни корми - Карина Володина

растерянно Бая отвечает, по сторонам оглядываясь.

Вран тоже оглядывается — на всякий случай. Нет, ничего «необычного»: тлеет справа от двери низкая каменная печка, поднимается дым к потолку высокому и в окно на нём прорезанное вылетает. Отодвинута на окне задвижка, хоть и холодно на улице ещё — может, это Баю удивило?

Бая внезапно громко кашляет, недовольно морщась.

— Фу, — сипло говорит она. — Дурь какая-то… Зачем… Ой. А это зачем?

Бая так недоумевает, красный угол бабкин рассматривая — словно не в избу вошла, а в шатёр кочевников далёких. Забавное это недоумение, милое даже — но не успевает Вран ей толком ответить: возиться кто-то во второй комнате начинает. Никак ведунья проснулась. А ведунью лучше сразу с порога встретить — мало ли, перепугается спросонья ещё от двух теней в глубине избы, подслеповата она.

— Не трогай, — негромко говорит Вран, осторожно к двери внутренней приближаясь. Бая за ним следует — но не к двери, а прямиком к углу красному. И что только там разглядела? Ведунья так здесь всё оберегами своими увешала, в несколько слоёв, тут и при дневном свете ничего не разобрать — сплошные трав пучки да куски ткани сгнившей посеревшие.

— Тут же в саже всё, — тянет Бая озадаченно, уже чем-то шурша. — Фу. Цветы чёрные совсем…

— Говорю тебе — не трогай, — шепчет Вран, волосы поспешно приглаживая — а то подумает бабка ещё, что покойником растрёпанным он к ней из леса вышел. — Это её… поделки-безделки всякие. Не надо в них копаться. Бая, слышишь меня? Не над…

— Вран.

Меняется почему-то голос Баи — стремительно вниз ухает, проседает, сиплым враз становится. Дыма, что ли, с непривычки глотнула?

— Бая, — сердито уже Вран шепчет, к Бае поворачиваясь, — бабка наша добрая, но если увидит, что обереги кто её…

Застревают слова у Врана в горле.

Потому что то, что Бая в руке держит, стеклянными глазами на Врана глядя, совсем на оберег не похоже.

Глава 7. Пальцы

В руках Баи — грубое железное кольцо, на подкову похожее, только замкнутое. Или на серьгу женскую, для великанши с гору ростом.

А на самом кольце — много-много вещиц одинаковых. Маленьких, высохших, сморщенных уже. Слишком маленьких, чтобы взрослому принадлежать.

Пальцы детские.

Шаркают у Врана за спиной, кажется, дверь открывают. Вран всё на кольцо смотрит, не отрываясь.

Пальцы детские.

У Рыжки пальца безымянного на руке правой нет.

— Вран, — повторяет Бая голосом неестественно ровным. Ничего в этом голосе нет — ничего и у Врана в голове нет. Пустота одна. Опять — сплошная пустота.

— Вран? — сзади голос ведуньи раздаётся. Не удивлённый, не испуганный — прав был Вран, забыла бабка, что он из деревни пропал. Забыла. — И Душанка тут…

Душанка. Душана — девка из деревни, смутно на Баю похожая. Цветом волос, наверное. Тёмные они у неё. Тёмные.

— Бабуля, — Вран в улыбке широкой губы растягивает, к ведунье поворачиваясь. — Бабуля, дай волк тебе здоровья! А мы тут…

Ведунья — крошечная, сухонькая, едва невысокому Врану по грудь достаёт. Собраны её длинные седые волосы в косу нечёсаную, пол подметающую, из одежды — лохмотья одни серые, древние, все узоры уж на них выцвели, все нитки поотваливались, на одном честном слове они держатся, да поршни кожаные, на босые ноги надетые — смотрит Вран на эти поршни старые, на ремешки, даже не затянутые, и слова у него из горла дальше не идут.

Сколько Вран себя помнит, всегда ведунья обувь эту носила, с каждым шагом всё больше разваливающуюся. Носила да от деревенских со смехом отмахивалась, когда пытались они ей обувь новую всучить: не тратьте на меня, мол, кожу хорошую, лучше ребятишкам куда приспособьте.

Ребятишкам…

Вскидывает Вран глаза на ведунью. Сводит губы судорогой колкой, ещё шире его улыбка становится — и делает он к Бае шаг медленный, осторожный, спиной своей её руки прикрывая — чтобы не увидела ведунья, что руки эти сжимают.

— А мы тут навестить тебя решили, — продолжает Вран, ведунье ласково в глаза глядя. — Дай, думаем, зайдём к бабуле нашей любимой, спросим, не нужно ли ей чего — всё равно не спится, а от Латутки помощи не дождёшься, верно? Ленивая она, Латутка, никогда по своей воле не поможет.

— Ась? — ведунья прищуривается, глуховато к Врану ухом рабочим наклоняясь.

Всё в морщинах лицо её, ни одной черты толком не разобрать — все в переплетениях бороздок старческих затерялись, даже глаза глубоко-глубоко, двумя щёлочками на Врана смотрят.

— Говорю, не спится нам, бабуля, — громче Вран говорит, Баю спиной к выходу подталкивая. — Ночь сегодня беспокойная, говорю! Ворочались-ворочались, да поняли: нет, не заснём уже. Бабуля, а… а сколько лет тебе?

Слетает вопрос у Врана с губ необдуманно — слишком он на морщины эти засмотрелся.

Все говорят: долго бабка в деревне живёт, век целый, а, может, и больше. Когда она на свет появилась, никто уж и не вспомнит, нет ни одного её ровесника в живых, все пеплом по земле давно рассыпались. Все говорят: хорошая у нас бабка, если столько в этом мире остаётся, любят её волки, заботятся о ней, в лес вечный не забирают, чтобы за общиной она присматривала, чтобы не потеряла община мудрость её, умения её, многими десятилетиями отточенные.

— Лет? — переспрашивает ведунья. Хихикает едва слышно — и зубы Вран изо всех сил стискивает, чтобы от хихиканья этого не превратилась улыбка в кривой оскал. — Мне сколько лет, милый? Ох, ну и вопросы у тебя на ночь глядя… Не помнит, не помнит бабка старая уже…

Вран продолжает медленно Баю к выходу подталкивать. Пятится. Пятится и Бая — не видит Вран лица её, хорошо бы, чтобы и ведунья не видела: вряд ли что-то хорошее на лице этом написано.

А ведунья продолжает на месте стоять — словно и не замечая, что Вран с каждым мигом от неё отдаляется.

— Да, говорю же — ночь беспокойная! — почти кричит Вран, чтобы ведунья расслышала. — А в ночи беспокойные о чём только не подумаешь, отвлечься чтобы! А скажи, бабуля… ещё один вопрос у нас есть глупый — а как зовут тебя?

— Ась?

Почти у выхода они уже — и чувствует Вран, как Бая к двери шагает, и ловит её вслепую за руку: погоди немного.

Только не то пальцы его хватают. Другие пальцы. Детские.

Снова у Врана в ушах шуметь начинает.

— Как зовут тебя, бабуля? — кричит Вран, пальцы крепче сжимая. — Имя какое у тебя?

Все говорят, и ведунья говорит: за