Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словно наперекор нежеланию матери сопротивляться болезни, сломанная нога срослась быстро. Прошло еще несколько недель, и надо было решать, кто возьмет мать. Но, так как всем дочерям хотелось забрать ее к себе и каждая считала, что у нее в доме матери будет лучше, чем у других, они решили предоставить матери выбирать самой. И она разрешила вопрос.
— Я еду домой, — заявила она. — Дульси может поехать со мной. — И никакие уговоры не могли ее переубедить.
И вот в конце концов все семеро дочерей повезли ее обратно в старый дом. Во всем видна была их забота: они купили ей новое радио, поставили ванну, наполнили кладовку банками персиков и груш. Иголки и ампулы с лекар — СТваМи оставили у Дульси, чтобы в нужный момент у йёе все было наготове. От матери «все скрыли», и дочери спорили между собой, догадывается она или нет. Дульси было приказано держаться должным образом — прежде всего не напускать на себя слишком много веселья. Но сами они изо всех сил старались быть веселыми и даже в понедельник утром до последнего момента, пока не сели в почтовую машину, пытались болтать и шутить. И только когда машина тронулась с места, они разрыдались.
А мать сидела на веранде на плетеном диване и махала им платком. Больная нога ее была приподнята и лежала на табуретке. Табуретку сделал еще сам Вилл, когда она носила своего первого ребенка и ноги у нее страшно опухали. А потом и у дочерей ноги опухали в такое же время: видно, передалось по наследству.
На другой стороне реки Алан с отцом убирали хлеб. Все еще стояла жара, трава побурела и казалась мертвой. Коровы прятались в тени эвкалиптов на склоне холма, там, где начинались заросли, или лениво лежали под чайными деревьями, где земля круглый год сохраняла влагу. Серый журавль важно стоял в яме, которую каждую весну заливал ручей.
Желудок у матери болел теперь почти все время. Тупая, ноющая, нудная, непрекращающаяся боль. Днем усилием воли можно было заставить себя забыть о ней, но ночью было очень тяжело, потому что боль не давала заснуть. Стараясь развлечь мать, Дульси целыми днями с утра до вечера не выключала радио. Вот и сейчас кто‑то гнусаво пел ковбойскую песню и все время повторял «Квинсленд» вместо «Техас». «На просторах Квинсленда…» Время от времени ковбой прерывал свою песню и начинал превозносить целебные свойства лекарства от ревматизма: его принимают американские погонщики, когда у них начинает ломить кости, после того как они целую зиму проводят в седле.
Вдруг мать опустила вязанье и прислушалась. Вот опять — легкий шорох, словно по дереву провели кожей. На мгновенье он утих, потом послышался снова — да, как будто провели кожей по дереву, только мягче. Шорох доносился у нее из‑за спины, оттуда, где небрежно прибитый к полу кусок линолеума скрывал широкую щель между досками. Она оглянулась и увидела, что линолеум слегка взду — вается, Словно снизу кто‑то шаловливо водит рукой. И опять этот легкий шорох…
Дом был без фундамента и стоял плотно на земле. Только в нескольких местах вода, стекавшая во время дождя, прорыла под ним канавки. Одна такая небольшая извилистая канавка проходила в левом углу под крыльцом. Мать внимательно пригляделась. Вдруг она заметила, что из‑под крыльца показалась широкая черная лента. Медленно, лениво выползала на солнце змея.
Мать повернулась еще больше и увидела Дульси. Она стояла в дверях и, дрожа, не отрываясь, смотрела на змею. Она что‑то шептала, но мать не могла разобрать слов. Дульси нагнулась поднять палку. Но палка тут же выпала из ее рук. Дульси в ужасе отскочила, а змея остановилась. Хвост ее все еще был под полом. Она подняла голову и зашипела. Мать наклонилась и подобрала палку. Вдруг черная змея опустила голову и, нацелившись прямо на мать, плотно прижалась к полу.
Мать ударила по ней палкой. Раз, два, три… Палка с громким стуком била по полу и по змее. Старуха, не переставая, колотила по своему врагу, который тщетно пытался уползти в безопасное место под дом. Первым же ударом мать перебила змее хребет, но она была еще жива. Наконец ей удалось отползти в сторону и опять спрятаться под крыльцом.
Дульси, ни слова не говоря, побежала в дом, вернулась с ружьем, зарядила его и выстрелила. Через несколько минут Алан верхом на неоседланной лошади, разбрызгивая воду, уже скакал через речку.
— Змея? — крикнул он, взлетая на холм. — Мы утром убили двух в Каменном загоне. Где эта гадина?
Мать все еще сидела с палкой в руках. Она молча указала на канавку. Алан взял у нее палку и осторожно начал шарить под полом.
— Вы, бабушка, идите лучше в комнату, — посоветовал он, не отрывая взгляда от пола. — Там мог^т быть еще змеи. Дайте кипятку, тетя Дульси.
Но вода так и не понадобилась. Змею нашли, когда подняли несколько досок в полу. Она лежала, свернувшись, мертвая. А под ней, в пыли, нашли кольцо. Оно провалилось через щель в полу.
Мать надела кольцо на безымянный палец левой руки. Оно удобно и прочно легло на свое место, как будто никогда и не терялось. Радость и торжество озарили Лицо матери. Впервые после того, как внук ее перестал носить короткие штанишки, она крепко прижала его к себе. Потом позвала Дульси и попросила ее приготовить мясо к завтраку, а не к обеду, потому что она проголодалась и с удовольствием сьест хороший, сочный кусок.
ДЖЕФФРИ ДАТТОН
КЛИНОХВОСТЫЙ (Перевод А. Любовцова)
В жаркие безоблачные дни, когда солнце высоко стоит В небе, над одной из окраин Нового Южного Уэльса всегда что‑то зорко глядит на вас с высоты. Над линией ли холмов или над пустынными равнинами в поднебесье темной точкой кружит и кружит птица. Лениво выписывая бесконечные кривые, она то медленно поднимается в вышину, то плавно скользит книзу, то просто неподвижно парит в воздухе, распластав свои шести-, а то и девятифутовые крылья, и глаза ее зорко озирают окрестность на много миль вокруг. И хоть этот орел кажется еле видимой точкой, хоть летит высоко, вы знаете, что ни одно ваше движение не укроется от него, знаете, что его свирепый, острый, как и его когти, взгляд всегда прикован к земле.
Но кроме земли, орлы следят еще и за воздушным пространством, и не только за пернатыми. Впрочем, их мало тревожат стрекочущие желтенькие самолеты, появившиеся в этих краях с тех пор, как тут обосновалась авиабаза. Иногда они даже залетают на аэродром и, покружившись над ним, скрываются за холмами.
Столкновений с этими осторожными, бесстрашно кружащимися в небе птицами летчики не боялись.
Размашистые темно — коричневые крылья орла не раз оказывались под самым носом маленькой «ночной бабочки» ', но тут же исчезали. Только и всего. И никакой поспешности, ни испуганного хлопанья крыльями; едва заметный легкий взмах — и орел снова начинал спокойно парить в воздухе, описывая круги. Иногда летчик пробовал догнать
1 Марка легкого одноместного учебного самолета, выпущенного фирмой «De Havilland» для австралийских военно — воздушных сил в 1927 году. — Прим. персе.
птицу и, к своему удивлению, обнаруживал, что она охотно вступает с ним в игру: орел словно не замечал несущегося на него самолета и продолжал невозмутимо скользить по кругу до того самого момента, когда столкновение уже казалось неизбежным. Но тут, неуловимый, он то резко взмывал кверху, то нырял под брюхо самолета, то круто уходил в сторону на своих недрогнувших распластанных крыльях. Нарочитая оттяжка и стремительный маневр исполнялись орлом с такой великолепной невозмутимостью и уверенностью в себе, словно он — бесшумный и сильный — издевался над этим назойливо гудящим самолетиком и его мотором.
Однажды двое летчиков с базы выпивали в городке со знакомым фермером, над владениями которого им частенько случалось летать.
— А знаешь, вдвоем мы бы прижали его как следует, — заметил один из них. — Но в одиночку — гиблое дело. Бесполезно. Этот орел обставит тебя и крылом не махнет. Ну, а вдвоем‑то — куда проще. Один стал бы гонять его по кругу, а другой набрал бы высоту — да и в пике… Вот так мы бы его наконец и накрыли.
Однако у фермера не было на этот счет никаких иллюзий.
— Пожалуй, чтобы накрыть гарпию[10], парой самолетов не обойдешься, — возразил он. — Водится одна такая тут у меня. Двенадцать футов поперек. Хотел бы я, чтоб вы ее ссадили. Да только навряд ли что останется от вашего аэропланишки, коли уж вам и в самом деле удастся ее подбить.
— Никак не возьму в толк, почему вы зовете их гарпиями, — проворчал летчик. — Клинохвостый орлан — самый большой орел в мире, и вам, как‑никак, следовало бы относиться к нему с большим уважением. Ведь это же царь птиц!
Но фермер был настроен по отношению к орлу явно недружелюбно.
— Да вы вблизи‑то их видели? — сердито спросил он. — Или когда, скажем, они набивают себе брюхо? Вы бы поглядели на этого «царя птиц», когда он усядется на ягненка да примется раздирать его на части. Или когда он копается в старой, уже облепленной мухами дохлой овце, у которой хватило глупости испустить дух. Вы поглядели бы, как он кромсает ее, добираясь до внутренностей, и как в его смердящих коричневых перьях кишмя кишат черви. Единственное, что вы можете сделать, — это подойти к нему ярдов на пятьсот. Но стоит вам только ступить на шаг ближе, как он медленно, неуклюже взмахнет крыльями, усядется на акацию и будет сидеть там, нахохлившись, да еще уставится на вас с таким лютым видом, будто он хочет с корнями вывернуть это несчастное деревце. А впрочем, валяйте, как задумали, — заключил он. — Я бы хотел посмотреть, как вы справитесь с такой гарпией. Задаст она вам жару в этой игре!
- Затишье - Арнольд Цвейг - Современная проза
- Рассказы • Девяностые годы - Генри Лоусон - Современная проза
- Здравствуй, Никто - Берли Догерти - Современная проза
- Сестра Тома - Билл Ноутон - Современная проза
- Третий полицейский - Флэнн О'Брайен - Современная проза
- Хорошо быть тихоней - Стивен Чбоски - Современная проза
- И вся моя чудесная родня - Ясен Антов - Современная проза
- Медведки - Мария Галина - Современная проза
- АРХИПЕЛАГ СВЯТОГО ПЕТРА - Наталья Галкина - Современная проза
- Мартин-Плейс - Дональд Крик - Современная проза