От Тильзита до Эрфурта - Альберт Вандаль

ГЛАВА 2. ДИПЛОМАТИЧЕСКАЯ РАЗВЕДКА

Генерал Савари временно назначается состоять при императоре Александре. Двоякая цель его назначения: он должен поддерживать доверие Александра и изучить настроение русского общества. – Инструкции императора; слова Талейрана. – Тяжелое путешествие; всеобщее нерасположение. – Любезный прием царя. – Его разговоры, слово в слово переданные в донесениях генерала. – Вечера на Каменном острове. – Императрица Елизавета. – Простота в обращении Александра. – Два двора. – Положение императрицы-матери. – Минутная аудиенция. – С.-Петербург летом; острова. – Савари впал в немилость. – Оскорбления в адрес Савари. – Он отправляет первую серию сведений; портреты русских министров и иностранных представителей. – Князь Адам Чарторижский и Жозеф де Местр. – Император Александр старается смягчить неприязнь общества к французскому послу. – Предмет его отдохновений. – Император Наполеон и русские красавицы. – Возрастающая агитация в салонах. – Савари опасается покушения на жизнь царя; он самовольно делается его министром полиции. – Роль Нарышкиной. – Усилия Савари убедить Александра почистить министерство и удалить недовольных; характерные слова Александра. – Светская деятельность Савари; его воинственный нрав. – Результаты его исследования. – Его мнение об императоре Александре, царствующей императрице, императрице-матери. – Музей в Павловске. – Великий князь Константин. – Описание дворянства. – Роскошь и нищета; исторические причины разорения; опасность, которая отсюда вытекает для союза. – Качества, которыми должен будет обладать посланник Наполеона. – Торговый и экономический вопрос. – Наполеон назначает посланником генерала Коленкура. – Обмен подарками; дружеская и непосредственная переписка. – Какое заключение выводит Наполеон из донесений Савари.

I

После кратковременной остановки в Дрездене Наполеон вернулся во Францию, чтобы насладиться своей славой и на короткое время заняться внутренними делами своего государства. Как ни был он ими озабочен, его мысль часто, и не без тревоги, переносилась к молодому монарху, который только что скрылся в далекой России. Он спрашивал себя: не подпадет ли Александр, предоставленный самому себе, снова под враждебное влияние Франции, и устоит ли в разлуке с ним его недавняя дружба? Для сохранения над ним необходимого влияния, Наполеон желал, чтобы их отношения не прерывались. В Тильзите было решено восстановить дипломатические сношения и назначить посланников, но дело это требовало некоторого времени и формальностей. В ожидании этого Наполеон решил назначить к Александру и временно аккредитовать в Петербурге одного из своих флигель-адъютантов. Он надеялся, что этот, не имеющий официального характера посол, обращающий на себя внимание только генеральскими эполетами, займет, в душе царя место, на которое с трудом мог бы претендовать официально признанный посланник, права которого были строго установлены и ограничены этикетом. Флигель-адъютант, на которого пал его выбор, был генерал Савари, присутствовавший при свидании в Тильзите и неоднократно входивший в сношения с Александром. Для ведения дел ему был дан в помощники поверенный в делах Лессепс. Савари получил от императора рекомендательное письмо к царю: “Прошу, Ваше Величество, – писал император, – принять его с присущей вам добротой и вполне верить ему во всем, что он будет говорить от моего имени”.[168]

По правде говоря, дело не шло еще о переговорах и урегулировании вопросов, поднятых или затронутых в Тильзите, а только о поддержании доверия, о том, чтобы продлить, постоянно обновляя, в душе русского монарха впечатление, которое произвело на него общение с Наполеоном. Живя десять лет около императора, видя его каждый день, приноровившись служить ему и понимать его, Савари, лучше чем кто-либо мог передать мысли своего монарха, которые он привык брать за образец своим собственным. Он, как думал Наполеон, передаст не только их смысл, но и форму, с теми оригинальными оборотами, которые составляли их характерную черту. Он явится как бы воплощенным воспоминанием об интимных часах, проведенных в Тильзите; в его лице будет всегда стоять подле Александра смутный образ самого Наполеона.

Его миссия имела еще и другую цель. Хотя русский император, по-видимому, и был на нашей стороне, но ни его правительство, ни министры, ни официальные и закулисные советники, ни представители знати и руководители общественного мнения, – никто из тех, кто под управлением снисходительного монарха мог иметь в Петербурге влияние на ход дел, кто мог служить или противодействовать его предначертаниям – не присутствовал в Тильзите и не подписывал договора о союзе. Пойдет ли Россия за переменой, происшедшей с ее государем? Или, наоборот, она будет упорствовать во вражде с нами и будет постоянно держать под угрозой союз и даже мир? Есть ли возможность оказать на нее давление, овладеть ею всецело или хотя бы отчасти? Прежде чем решить, чего следовало от нее ожидать, необходимо было ее узнать. О ней имелись только устарелые, неточные и противоречивые сведения. Савари был послан на разведку. Он должен был рассмотреть вблизи русское общество, изучить тайные общества и политические партии, проникнуть в игру интриг, исследовать средства для создания французской партии, оценить дух армии и дать по всем этим вопросам подробные сведения. Наполеон нуждался в них, чтобы определить истинную цену союзу и соответственно этому установить дальнейшие свои поступки. Наблюдательность и проницательность – способности, которыми Савари обладал в высокой степени и благодаря которым он позднее сделался превосходным министром полиции, делали его особенно пригодным для роли разведчика. Он должен был приступить к ней тактично, втереться в доверие русских, не показывая вида, что наблюдает за ними, и избегать всего, что могло придать его деятельности характер надзора и шпионства. Талейран почти одним словом начертал ему план его поведения: “Старайтесь, – сказал он ему, – мало расспрашивая, многое узнать”.[169]

Савари вместе с прикомандированными к нему офицерами и секретарями переправился через Неман. Сперва французы проехали через узкую полосу прусской территории, которая не была занята нашими войсками. Они говорили громко, держали себя хозяевами, вели себя весьма шумно, как победители. На границе России им пришлось сразу понизить тон. Для начала их подвергли паспортным формальностям, хотя Савари и перечислил все свои звания.[170] Когда ему представилась возможность снова пуститься в путь, он скоро заметил, что русские все еще смотрели на нас, как на своих врагов. Повсюду угрюмые и недоброжелательные лица, немое молчание или злобные выходки. Повинуясь прежним внушениям, не ведая о Тильзите, чиновники и духовенство не переставали возбуждать против нас национальное и религиозное чувство. Так как Александр не позаботился еще об отмене указа о провозглашении анафемы французам, как врагам царя и врагам Бога, они по долгу службы продолжали молиться во всех церквах о нашем истреблении. По мере приближения наших путешественников к столице вражда принимала все более ощутимый и оскорбительный характер. По приезде в Петербург Савари едва нашел себе квартиру; никто не позаботился о том, чтобы его встретить и приготовить ему помещение.[171]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});