Инжектором втиснутые сны - Джеймс Бейкер

Норрайн отвела руку от губ. Она не улыбалась. Похоже, она сердилась, даже злилась, будто фильм оборвался за пять минут до финала.

— Что ты имеешь в виду? Она уехала?

Я дунул в свою пустую бутылку.

— Нет. Она просто… исчезла. Пропала… в соленом тумане.

— Пропала? Что ты хочешь сказать? Что с ней случилось?

— Провокационный вопрос, дорогая, — сейчас я изображал Роберта Морли.[332]

— Версий было несколько, как в «Расомоне»:[333] настоящее изобилие противоречивых историй о том, что случилось в эту ночь потом.

— Расо… чего?

— Это древний японский фильм, дорогая. Ты его не застала.

— Так что же все-таки случилось?

Я откашлялся и продолжил прожженным голосом Фреда Мак-Мюррея[334] из «Двойной страховки» — типа обычный парень Джо, который слишком часто проходил огонь, воду и медные трубы:

— Ну, предполагают, что она уехала дальше по побережью вместе с Биллом Холтнером. Прыщавец на форде «вуди»? Ну, не сказать, что это сценка прямо из «Гиджет», если ты понимаешь, о чем я. Костер там есть, и пляжные полотенца тоже, и они там кайфуют всю ночь, только не от «неба и моря». По пятницам, вечерами, там оттягиваются на всю катушку прогульщики чего только можно. Ну представь, Мундогги ссыт в костер во время эрекции, а Большой Кахуна[335] сует кому-то в рот, врубаешься? Черил уже порядком пьяна, вот они с Холтнером и расплевались. И вот ему назло она подходит к каким-то пижонам-мексикашкам, может, к кому-то одному из них, сальному метису, одетому черт знает во что, и начинает вылизывать серу из его уха, на радость мальчику-серферу. Но вместо того, чтобы приревновать ее и полезть в драку, как она рассчитывала, Билл просто говорит — ну и оттрахайте ее, кому какое дело до этой сучки. И вот, окончательно взбесившись, она уезжает с этими грязными латиносами,[336] и в конце концов эти стиляги уделывают ее насмерть на заднем сидении форда «импала» шестьдесят третьего года под «La Bamba»[337] на полную громкость.

Наверху кто-то захлопнул окно. Как далеко ветер разносил мой голос?

— С другой стороны, может, она отделывается от мексиканцев на парковке. Например, они уже подходят к машине, и тут она выдает что-нибудь непристойное о Трини Лопесе,[338] а они говорят: еще увидимся, сучка, и уезжают, а она остается стоять на парковке, распространяя душок… и тут подкатывает банда байкеров, из тех, что мотаются туда-сюда, перекурить и порявкать своими тачками. Может, это и не Ангелы Ада, но какая-нибудь их местная версия — ну там, Запоры для Дырок или вроде того — но если уж начистоту, так она тоже не Нэнси Синатра. И вот эта последняя группа анонимных свидетелей встречается с ней; ее руки втиснуты внутрь бескарманных «левисов» одного из этих лосей, в каждой ладони по яичку, а остальные дико орут в насыщенный озоном воздух. И кто знает, может, они en-masse[339] измываются над ней всю ночь, а утром сбрасывают тело в отстойник для нефти. Или, может, у нее с этим лосем начинается настоящая любовь, и они счастливо живут в Фонтане целых три месяца, пока одной дождливой ночью не врезаются на полной скорости в бензовоз где-нибудь под Сан-Берду.

С третьей спички я, наконец, закурил.

— А может, это были серферы.

— Тот самый парень на «вуди»? — уточнила она.

У меня внутри все сжалось:

— Ага, они. Это вполне мог быть Билл Холтнер со своими дружками. Может, там вообще не было ни мексиканцев, ни байкеров. А была сцена «Гиджет оттрахали в задницу по полной», с Черил Рэмптон в главной роли в той самой серии, которую Сандра Ди сделала знаменитой. Может, они разложили ее прямо в «вуди», и в исступлении момента даже не сразу заметили, что доски для серфа разъехались, и острый угол одной из них пробил ей спину между лопаток. Ну и они в полном офигении, в шоке от страха и раскаяния, а еще больше — от риска загреметь в тюрьму, так вот, они закопали ее тело под чьей-нибудь клумбой, и бетонная пагода до сих пор служит ей надгробием.

Меня всего трясло. Я сел так, чтобы Норрайн не видела, как дрожат мои колени.

— Это выглядит… не знаю, как сказать… неправдоподобно, — сказала она.

Я быстро продолжил:

— А может, вся эта пляжная тусовка уже давно обкурилась, как компания идиотов, что выпускает диски с Шелли Фабарес,[340] и через пять секунд Черил уже сваливает. И вот выходит она одна на парковку и говорит себе: «Блин, сейчас середина шестидесятых, у нас тут культурной революции не было или как? Чего я до сих пор болтаюсь с этим быдлом, застрявшим в пятидесятых, они относятся ко мне по-свински только потому, что мне нравится секс? Где все это продвинутое, крутое, стильное „новое поколение“?» И тут она сталкивается с сияющим юным «нордическим аполлоном» с кудрявыми белокурыми волосами ниже колен и глазами, бездонными, как аэродинамические трубы, который закинулся голубенькими от «Сандоз»[341] на тысячу микрограмм, что, в общем-то, пока что не так уж незаконно. Он говорит ей, что она прелестнейшее дитя вселенной, и начинает ее раздевать. Не здесь, протестует она, и тогда они уходят в ветхий многоквартирный дом, что стоит ниже по побережью, где двадцать проигрывателей играют одновременно, а три сотни людей корчатся и лыбятся под вспышками стробоскопа, и тоже одновременно. Так вот, этот Галахад уводит ее в сортир, переделанный в спальню, они на пару закидываются кислотой и под пластинку Донована медленно и красиво занимаются любовью, но только это не кислота, это стрихнин, и они уже почти добрались до туинала, когда она вдруг окоченела, как летучая мышь.

Порыв ветра взметнул песок, и Норрайн прикрыла глаза:

— А что подумали ее родители, что с ней случилось?

— У нее была только мать.

— Ну так что считала ее мать?

— Что это я убил ее.

Норрайн искоса посмотрела на меня долгим взглядом:

— А ты ее убил?

Я не мог ответить ей прямо, просто не мог:

— А что, если я скажу «да», это добавит к впечатлению от моей персоны возбуждающего ощущения опасности?

Она не улыбнулась, как я надеялся:

— Нет, скорее это приведет к тому, что я не захочу больше с тобой общаться.

Ветер нес листья по травяному покрытию.

— Не дергайся. Я невиновен.

— Тогда почему они тебя подозревали?

— Не они. Она. Только ее мать. Полиция никогда не выдвигала обвинения всерьез.

— А почему ее мать тебя подозревала?

— Потому что я был одним из немногих, у кого действительно был мотив.

— Какой мотив?

Я отшвырнул сигарету:

— Я любил ее, — ответил я.

Со следующего дня я начал выходить на работу — хотя мой приличный вид все еще портили синяки, а шрам над левой бровью должен был остаться навсегда. По тому, как со мной общались (похлопывая по спине, тревожно выражая сочувствие — но не задавая никаких вопросов), я понял, что все знали о случившемся, и, как и Нил, считали это всего лишь неудавшимся любовным приключением. Я хочу сказать, что если бы меня ограбили на улице, то тут же завалили бы вопросами: когда это случилось, что сказала полиция, ну и так далее. Но то, что произошло, было ценой, которую приходится платить тому, кто пытается украсть чужую жену. Порой мне хотелось схватить кого-нибудь за грудки и постараться заставить понять, но я знал, что в результате буду выглядеть, как кретин с «волчьей пастью», который пытается декламировать один из сонетов Шекспира. И все же больше всего на свете я хотел забыть ее.

Но не мог. Все время приходили запросы от слушателей на композиции Контрелла — моя вина, раньше я ставил их много и часто. Я пил понемногу, но все время, и дома, и на работе — вероятно, это тоже вносило свой вклад в мое отношение к случившемуся.

— Студия KRUF. С вами говорит Эрнест Геморроид.[342]

— Привет, Скотт. Меня зовут Фред. Поставь, пожалуйста, ту старую песню «Vectors» — «Ринкон»…

— Эй-эй, стоп. Извини, Фред, ничего не получится. Похоже, ты просто еще не слышал, приятель — но у нас тут смена формата. Мы теперь играем только зарубежные каверы. Как насчет «Lady» Кенни Роджерса[343] в варианте филиппинского техно-попа? О, вот тут еще кое-что есть — может, «Little Red Corvette» в исполнении детского хора Камбоджи?.. — щелчок, гудки.

Ближе к рассвету мое обаяние иссякало.

— Привет, Скотт, ты не поставишь «Stingrays», «Люби ме…»

— Ни за что! Я больше не ставлю этот идиотский гребаный хлам. Хочется поплавать в этом дерьмовом сиропчике — позвони доктору Маразмато.[344]

И тебя туда же, жопа с ручкой! — Отбой.

Как-то утром (нервы с похмелья были ни к черту) я прочел заметку в «Биллборде», давясь омлетом с арахисовым маслом и киви в кофейне «Дьюк».

«Легендарный продюсер и композитор Деннис Контрелл объявил о своих планах записать новый сингл со своей женой, Шарлен, которая более всего известна как ведущая вокалистка „Stingrays“, рок-группы шестидесятых. „Я уже долгое время работал над инструментальной частью, — сообщил затворник Контрелл. — Но я не был уверен в том, кому отдать вокал, пока однажды меня не осенило. Ну конечно же! Кто был величайшим голосом этой или любой другой эры? Иногда для того, чтобы разглядеть то, что находится прямо перед тобой, надо уехать довольно далеко от дома“.»