Избранные произведения в двух томах: том I - Артюхова Нина Михайловна

— И вовсе не трудно… — приговаривал он сквозь зубы. И вовсе мне, Глебушка, хвост не нужен! А вот тебе, Глебушка, не мешало бы завести хвостик!

Весело было смотреть сверху вниз на крышу дачи, на деревья сада, на любимую липу, которая казалась отсюда маленькой, мягкой и пушистой. Земля отодвигалась вниз и раскрывалась вширь. Вот за садом стал виден овраг, и поле за оврагом, и лес. Из-за пригорка вынырнула труба далекого кирпичного завода. И только добравшись до первых зеленых веток на верхушке березы, Алеша почувствовал, что ему очень жарко и что он очень устал.

* * *

— Ау!

Глеб оторвался от книжки и лениво поднял голову: «Опять этот Алешка забрался куда-нибудь!»

Он посмотрел на липу, на крышу дома.

— Ау!

«Нет, это где-то гораздо выше».

Глеб привстал, заинтересованный.

— Пойдем, Володя, поищем его, — сказал он.

— Да ну его! — отмахнулся Володя.

Глеб подошел к забору.

— Ау!

Он посмотрел на березу — и ахнул.

* * *

Мама стояла в кухне с полотенцем на плече и вытирала последнюю чашку. Вдруг у окна показалось испуганное лицо Глеба.

— Тетя Зина! Тетя Зина! — крикнул он. — Ваш Алешка сошел с ума!

— Зинаида Львовна! — заглянул в другое окно Володя. — Ваш Алешка залез на большую березу!

— Ведь он может сорваться! — плачущим голосом продолжал Глеб. — И разобьется…

Чашка выскользнула из маминых рук и со звоном упала на пол.

— …вдребезги! — закончил Глеб, с ужасом глядя на белые черепки.

Мама выбежала на террасу, подошла к калитке:

— Где он?

— Да вот, на березе.

Мама посмотрела на белый ствол, на то место, где он разделялся надвое. Алеши не было.

— Глупые шутки, ребята! — сказала она и пошла к дому.

— Да нет же, мы же правду говорим! — закричал Глеб. — Он там, на самом верху! Там, где ветки!

Мама наконец поняла, где нужно искать. Она увидела Алешу.

Она смерила глазами расстояние от его ветки до земли, и лицо у нее стало почти такое же белое, как этот ровный березовый ствол.

— С ума сошел! — повторил Глеб.

— Молчи! — сказала мама тихо и очень строго. — Идите оба домой и сидите там.

Она подошла к дереву.

— Ну как, Алеша, — сказала она, — хорошо у тебя?

Алеша был удивлен, что мама не сердится и говорит таким спокойным, ласковым голосом.

— Здесь хорошо, — сказал он. — Только мне очень жарко, мамочка.

— Это ничего, — сказала мама, — посиди, отдохни немного и начинай спускаться. Только не спеши. Потихонечку… Отдохнул? — спросила она через минуту.

— Отдохнул.

— Ну, тогда спускайся.

Алеша, держась за ветку, искал, куда бы поставить ногу.

В это время на тропинке показался незнакомый толстый дачник.

Он услыхал голоса, посмотрел наверх и закричал испуганно и сердито:

— Куда ты забрался, негодный мальчишка! Слезай сейчас же!

Алеша вздрогнул и, не рассчитав движения, поставил ногу на сухой сучок. Сучок хрустнул и прошелестел вниз, к маминым ногам.

— Не так, — сказала мама. — Становись на следующую ветку.

Потом повернулась к дачнику:

— Не беспокойтесь, пожалуйста, он очень хорошо умеет лазить по деревьям. Он у меня молодец!

Маленькая, легонькая фигурка Алеши медленно спускалась. Лезть наверх было легче. Алеша устал. Но внизу стояла мама, давала ему советы, говорила ласковые, ободряющие слова.

Земля приближалась и сжималась. Вот уже не видно ни поля за оврагом, ни заводской трубы. Алеша добрался до развилки.

— Передохни, — сказала мама. — Молодец! Ну, теперь ставь ногу на этот сучок… Нет, не туда, тот сухой, вот сюда, поправее… Так, так. Не спеши.

Земля была совсем близко. Алеша повис на руках, вытянулся и спрыгнул на высокий пень, с которого начинал свое путешествие.

Он стоял красный, разгоряченный и дрожащими руками стряхивал с коленок белую пыль березовой коры.

Толстый незнакомый дачник усмехнулся, покачал головой и сказал:

— Ну-ну! Парашютистом будешь!

А мама обхватила тоненькие, коричневые от загара, исцарапанные ножки и крикнула:

— Алешка, обещай мне, что никогда-никогда больше не будешь лазить так высоко!

Она быстро пошла к дому.

На террасе стояли Володя и Глеб. Мама пробежала мимо них, через огород, к оврагу. Села на траву и закрыла лицо платком. Алеша шел за ней смущенный и растерянный.

Он сел рядом с ней на склоне оврага, взял ее за руки, гладил по волосам и говорил:

— Ну, мамочка, ну, успокойся… Я не буду так высоко! Ну, успокойся!..

Он в первый раз видел, как плакала мама.

В ногу

— Что, Леня, опять Кузнецов?

— Опять Кузнецов.

— Что же он опять натворил?

— После тихого часа все прибирали постели, а Кузнецов прибирать не стал, ворвался к девочкам и организовал драку подушками.

Старший вожатый усмехнулся:

— Неплохой организатор, Леня, а?

Леня ответил с полной серьезностью:

— Хороший организатор, когда нужно организовать плохое.

Старший вожатый Сергей Николаевич и Леня Жегалов, председатель совета лагеря, стояли на террасе. Под навесом, в столовой, девочки прибирали посуду после полдника. За деревьями на футбольной площадке ребята перебрасывались мячом. Малыши из пятого отряда уходили со своей вожатой по тропинке в лес.

Вожатая обернулась и крикнула:

— Ау! Машенька!

Беленькая Маша Глебова в тревоге догоняла свой отряд. Она бежала, раздвигая кусты, наперерез и тоненько пищала:

— Анна Павловна! Я иду!

Она была похожа на цыпленка, запутавшегося в траве и отставшего от наседки. Вот наконец выбралась на тропинку — и прямо к Анне Павловне под крылышко.

— Где сейчас Кузнецов? — спросил Сергей Николаевич. — Позови его ко мне, я с ним поговорю.

— Сейчас позову, — сказал Леня. — Ведь и выговор ему уже объявили, и на совете отряда ставили на вид, и вы ему замечания делали — что-то ему ненадолго хватает. Уж очень его дома избаловали: все, что хочет, то и делает!

— Хорошо, Леня, ведь Кузнецов в лагере первый раз. Подождем день-другой, а если он не возьмется за ум, примем более решительные меры.

— Вот он мчится, легок на помине!

Андрюша Кузнецов шел от футбольной площадки к дому, и даже не очень быстро шел, но со стороны всегда казалось, что он мчится: при ходьбе руки и ноги у него как-то добавочно двигались. Андрюша хотел войти в дом через террасу, но вовремя заметил начальство, скрылся за кустами направо и промчался — на этот раз уже по-настоящему промчался — к заднему крыльцу.

Разговора со старшим вожатым Андрюше Кузнецову хватило ровно на сутки.

На следующий день, никому ничего не сказав, он убежал в деревню, где жили на даче его московские приятели. Ходил с ними на речку, удил рыбу, купался. О лагере вспомнил, только услышав далекий звук горна к вечерней линейке.

— Эх, — сказал Андрюша, — ужин-то я пропустил! До свиданья, ребята, мне пора, а то, пожалуй, меня искать будут.

Андрюшу искали уже давно. Весь лагерь был в тревоге. Особенно возмутило ребят, что Андрюша, по-видимому, даже не понял, почему он не может идти, куда ему хочется, и делать, что в голову придет.

— Каждое лето у бабушки на даче живу — и купаюсь и гуляю один.

— У бабушки ты один, — ответил ему Сергей Николаевич, — а у меня вас девяносто четыре человека. Ты подумай, что будет, если все девяносто четыре разбредутся в девяносто четыре стороны и захотят гулять и купаться в одиночку? Предупреждаю: еще одно нарушение дисциплины — и домой уедешь к маме, папе и бабушке!

А Лене Жегалову Сергей Николаевич сказал:

— Завтра собери совет лагеря и вызови Кузнецова.

Члены совета лагеря были настроены по отношению к Андрюше еще более сурово. Да это и понятно. Для старшего вожатого Андрюша Кузнецов — двенадцатилетний мальчик, а для членов совета лагеря Андрюша — товарищ, ровесник или почти ровесник, а к равному себе и отношение более требовательное.