Пленник дуба (Туманы Авалона - 4) - Мэрион Брэдли

Да, Уриенс был добр к ней - на свой лад. "Но теперь все это - в прошлом, и мои труды в той стране завершены. Я больше никогда в жизни не увижу Уриенса и не узнаю, где он упокоится".

Акколон погиб, и все ее замыслы обратились в прах. Эскалибур и волшебные ножны, оберегающие своего владельца, по-прежнему у Артура. Что ж, раз единственный человек, которому Моргейна могла доверить это дело, подвел ее и умер, значит, она сама должна стать карающей рукою Авалона и повергнуть Артура.

Моргейна оделась, двигаясь бесшумно, словно тень, и прицепила к поясу авалонский нож. Она оставила все красивые платья и драгоценности, что дарил ей Уриенс, и облачилась в самое простое свое темное платье, напоминающее одеяние жрицы. Разыскав свою сумку с травами и лекарствами, Моргейна в темноте, на ощупь, нарисовала на лбу синий полумесяц. Затем она взяла самый скромный плащ, какой только удалось найти - не свой собственный, расшитый золотом и драгоценными камнями, а сотканный из грубой шерсти плащ служанки, - и тихо, крадучись спустилась вниз.

Из церкви доносилось пение молитв; Увейн все-таки как-то упросил церковников отпеть Акколона. Впрочем, какое это имеет значение? Акколон свободен, а бездыханному праху нет дела до лицедейства священников. Сейчас важно лишь одно: вернуть меч Авалона. Моргейна двинулась прочь от церкви. Когда-нибудь, когда у нее появится время, она оплачет Акколона. Ныне же она должна завершить начатое им дело.

Бесшумно пробравшись в конюшню, Моргейна отыскала своего коня и кое-как умудрилась оседлать его, хоть руки и с трудом слушались хозяйку. Затем она вывела лошадь со двора через маленькую калитку в стене.

Взобраться в седло оказалось делом нелегким; Моргейну одолела дурнота, и в какой-то миг королева едва не рухнула наземь. Может, лучше подождать или попробовать позвать на помощь Кевина? Мерлин Британии обязан выполнять повеления Владычицы. Нет, Кевину доверять нельзя. Он уже предал Вивиану и отдал ее в руки тех самых священников, что ныне распевают свои псалмы над беспомощным телом Акколона. Моргейна шепотом послала лошадь вперед и почувствовала, как та пошла рысью; у подножия холма Моргейна обернулась, чтоб бросить прощальный взгляд на Камелот.

- Я еще вернусь сюда, - но лишь однажды. И после этого в Камелоте не останется ничего, к чему я могла бы вернуться, - прошептала Моргейна, сама не зная, что же означают эти слова.

При том, что Моргейна не раз ездила на Авалон, лишь однажды ей довелось побывать на Острове монахов; и вот теперь, направляясь в Гластонберийский монастырь, где покоилась Вивиана и где провела свои последние годы Игрейна, Моргейна чувствовала себя куда неуютнее, чем тогда, когда ей приходилось пробираться сквозь туманы потаенной страны. На озере устроили перевоз, и Моргейна дала лодочнику мелкую монету, чтоб он отвез ее на остров. Интересно, что бы он сделал, если бы она вдруг встала во весь рост и прочла заклятие - и лодка полетела бы сквозь туманы, на Авалон. Но нет, этого она не сделает. "А почему? - спросила у себя Моргейна. - Только потому, что не могу?"

Предрассветный воздух был холоден и свеж. Над водой плыл колокольный звон, негромкий и чистый, и Моргейна увидела череду серых фигур, неспешно тянувшихся ко входу в церковь. Братия встала к заутрене и уже принялась распевать псалмы; на миг Моргейна застыла, прислушиваясь. Здесь, на этом острове, была похоронена их с Артуром мать. И Вивиану тоже погребли под звук церковных песнопений. Моргейна, всегда тонко чувствовавшая музыку, прислушалась к негромкой мелодии, долетавшей до нее с утренним ветерком, и на глаза ее навернулись слезы. Неужто ей и вправду хочется оскорбить эту святую землю?

Ей почудилось, будто полузабытый голос Игрейны укоризненно произнес: "Дети, перестаньте. Сейчас же помиритесь..."

Последний серый силуэт скрылся в дверях церкви. Моргейна много слыхала о здешнем аббатстве... Она знала, что здесь обосновалась монашеская община и что в некотором отдалении от мужского монастыря проживают монахини, женщины, давшие обет во имя Христа всю жизнь оставаться девственницами. Моргейна скривилась от отвращения. Бог, велевший людям более заботиться о царствии небесном, чем о земной жизни - а ведь она дана для познания и духовного роста! - был совершенно чужд ей. И вот теперь, когда она своими глазами увидела, как мужчины и женщины сходятся лишь ради молитвы и никому из них даже в голову не приходит поговорить о чем-либо ином или коснуться друг друга, в ней вспыхнуло раздражение. Ну, да, на Авалоне тоже были непорочные девы - она сама до надлежащего срока вела именно такую жизнь, а Врана отдала Богине не только свое тело, но даже и голос. Да взять хоть приемную дочь Моргейны, дочь Ланселета, Нимуэ - Врана избрала ее для отшельничества... Но Богиня признавала, что подобный выбор - редкость, и не следует требовать подобного от каждой женщины, стремящейся служить ей.

Моргейна не верила слухам, что ходили среди ее авалонских подруг будто монахи и монахини лишь притворяются, будто ведут святую и безгрешную жизнь, чтоб поразить воображение простого люда, а сами за дверями монастырей творят что хотят. Да, она презирала бы подобный обман. Если человек вознамерился служить духу, а не плоти, его служение должно быть истинным; а лицемерие отвратительно в любом своем проявлении. Но самая мысль о том, что монахи живут именно так, как утверждают и что некая сила, именующая себя божественной, способна предпочесть бесплодие плодородию вот что казалось Моргейне истинным предательством тех сил, что дают жизнь миру.

"Глупцы! Они обедняют свои жизни и хотят навязать это всем остальным!.."

Но ей не следует задерживаться здесь надолго. Моргейна повернулась спиной к церкви и, стараясь держаться как можно незаметнее, двинулась к дому для гостей; она призвала Зрение, чтоб разыскать Артура.

В доме для гостей находились три женщины: одна дремала у входной двери, вторая возилась на кухне, помешивая кашу в котелке, а третья сидела у двери той комнаты, в которой смутно ощущалось присутствие Артура; Артур крепко спал. Но женщины, облаченные в скромные платья и покрывала, забеспокоились при приближении Моргейны; они и вправду были по-своему святы и обладали чем-то наподобие Зрения - они чувствовали в Моргейне нечто глубоко чуждое им, должно быть, саму природу Авалона.

Одна из монахинь встала и, преградив Моргейне путь, шепотом спросила:

- Кто ты и зачем явилась сюда в столь ранний час?

- Я - Моргейна, королева Северного Уэльса и Корнуолла, - негромко, но повелительно отозвалась Моргейна, - и я пришла, чтоб повидать своего брата. Или ты посмеешь помешать мне?

Она поймала и удержала взгляд монахини, а затем взмахнула рукой, сотворив простенькое заклинание подчинения, и женщина попятилась, не в силах вымолвить ни слова - не то что остановить непрошеную гостью. Моргейна знала, что впоследствии монахиня сочинит целую историю о кошмарных чарах, но на самом деле ничего ужасного в этом заклинании не было: просто сильная воля подчиняла более слабую, да еще и привычную к послушанию.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});