В двух шагах от рая - Наталия Рощина

Он жил на птичьих правах в квартире Пожарской и, пожалуй, это обстоятельство более всего не давало ему покоя. Однажды он обмолвился об этом, но осекся под удивленным взглядом Маши. Она продолжала вести машину, только лицо ее напряженно замерло.

— Тебя не устраивает площадь, район или вообще мое соседство? — прикуривая сигарету, спросила она через какое-то время. — Или мне тебя прописать?

— Маша, ты как всегда без полутонов.

— Я просто хочу определенности. Я знаю, чего хочу. Чего ты хочешь?

— Не знаю, — буркнул Щеголев и, отвернувшись, уставился в окно.

— Вот с этого и начнем.

Он понял, что затеял бессмысленный разговор. Чего он добивается? Он не предложил Маше того, что должно стать логическим продолжением тех изменений, на которые он решился. Может быть это — причина ее отрешенности, некоторой холодности? Нет, он не чувствовал себя готовым к этому важному шагу. Но и не собирался идти на попятную, возвратившись к разговору о размене квартиры, в которой осталась Юлия. Об этом не могло быть и речи. Поэтому, усмирив свою гордыню, Лев принял правила Машиного дома. Теперь он поднимался первым, чтобы приготовить легкий завтрак. Пожарская быстро забыла о своей «безмерной любви» к хозяйственным заботам. Она перестала играть роль заботливой подружки, с удовольствием колдующей на кухне за любимым блюдом своего избранника. С некоторых пор Пожарская не напрягалась в этом направлении. Теперь в обязанности Щеголева входило заглядывать в холодильник, следя за тем, чтобы он не стал пустым. Маша демонстративно показывала, что может довольствоваться йогуртом и апельсиновым соком. Она совершенно спокойно относилась к отсутствию мяса и вообще чего-то съестного. Видя, что Льву это не нравится, она позволяла себе отпускать в его адрес шутки о духовной пище, вреде лишнего веса и борьбе с холестерином.

Совместное проживание не делало его и Машу роднее — это очевидно. Лев успокаивал себя тем, что слишком многого хочет от молодой женщины. Все-таки за ее спиной чуть больше двадцати лет жизни. По сути она еще ребенок. И как его угораздило! Что называется, связался черт с младенцем. Хоть и образованным, способным уколоть, но все же ребенком. Она и сама не знает, как быть. Взрослый мужчина бросил ради нее семью, выставил себя на всеобщее обсуждение, потому как человек он не последний. Теперь и она оказалась в центре внимания, и старается как может соответствовать этому неопределенному положению. Кто знает, возможно, ей тоже хочется вернуться в тот день, когда она смело подошла к нему с вопросами социологического опроса? Может быть, при всем желании ей никак не удается примерить на себя роль его спутницы? Щеголев допускал, что ей с ним нелегко. Только почему она как-то странно демонстрирует эти трудности?

Щеголев чувствовал, как голова его начинает гудеть от переплетающихся мыслей. Одни совершенно исключали другие. И этот сумбур лишает его покоя. Ему нужно успокоиться, иначе его ожидает нервный срыв. Никогда раньше он не чувствовал такой взвинченности. Придя к такому выводу, Лев попытался другими глазами посмотреть на Машу. Она все еще ослепительно улыбалась его ученому секретарю, успевая при этом кокетливо попивать из своего бокала красное вино. Маша пила слишком много — Щеголев заметил это, но решил, что ей просто хочется сегодня расслабиться чуть больше обычного. Казалось, она очень уютно себя чувствует, но в какой-то миг Лев поймал ее мимолетный взгляд: тяжелый, обреченный, тревожный. Это длилось всего лишь мгновение, но Щеголеву стало не по себе. Он тут же поднялся и, улыбаясь, прошел через весь длинный стол к ней.

— Прошу прощения, — Лев продолжал держать самую обворожительную улыбку, на которую только был способен. Маша вопросительно смотрела на него. — Станислав Петрович, я лишаю вас общества Машеньки.

— Не смею возражать, — тот развел руками.

— Пора потанцевать, Маша, ты не против? — Лев протянул ей руку.

— Можно и потанцевать, можно, — как-то странно посмотрев на Льва, ответила Маша. И, обратившись к своему собеседнику, добавила: — Танцы — это прекрасно, приправа к хорошему застолью.

Маша взяла Щеголева под руку, и они направились к центру танцевальной площадки. Медленная музыка предполагала неспешные, плавные движения.

— Что с тобой? — он нежно обнял Машу за талию.

— Ничего, — она рассеянно смотрела в сторону, явно не желая встречаться со Щеголевым взглядом. — Ничего, Лева. Наконец ты вспомнил обо мне.

— Я и не забывал.

— Кажется, общество твоего друга тебе доставило неописуемое удовольствие.

— Ты не ревнуешь, случайно? — засмеялся Щеголев.

— Нет, высказываю результаты наблюдения. Оставил меня на съедение своим ученым мужам. Ты не думал, что мне будет скучно слушать их?

— Честно говоря, не задумывался над этим. Они очень милые люди. Что ты так обозлилась? Станислав Петрович оказался слишком настойчивым в желании развлечь? Ты ведь сама не захотела сесть рядом со мной. Я решил, что тебе так уютнее.

— Да, твой Андреев убил бы меня взглядом, окажись я за столом рядом с тобой.

— Ты говоришь ерунду.

— Еще и не начинала. Будешь настаивать, пожалуйста.

— Ты устала, — Щеголев интуитивно чувствовал, что она недоговаривает.

— Устала? Да, я бы с удовольствием оказалась дома. Мне хочется домой.

— Потерпи, котенок, все скоро закончится, — прошептал Щеголев ей на ухо, успев поцеловать ее в теплую мочку.

— Нет, скоро все не закончится, — поджав губы, произнесла Маша и теперь прямо посмотрела Щеголеву в глаза. — Нам нужно поговорить.

— Начало мне уже не нравится. Что мы, по-твоему, делаем?

— Щеголев, в каком качестве я присутствую сегодня на этом празднике? — пропуская мимо ушей его вопрос, спросила Маша. Лев мгновенно поймал ее жесткий взгляд. — Кто я такая, по-твоему?

— Почему ты решила сегодня заговорить об этом? — уходя от прямого ответа, произнес Щеголев. — Почему?

— Я знаю, что сегодня не самый лучший день для этого разговора, но я не хочу больше носить это в себе. Мы вместе почти год.

— Время неумолимо, — улыбнулся Лев.

— Да, оно неизменно отсчитывает минуты, часы, месяцы. Складывает в годы, и наступает момент, когда пора повести итоги. Короче говоря, нам нужно решить, что мы собираемся делать дальше. Как мы собираемся жить? Мне кажется, что нам не очень уютно друг с другом. Я не могу стать другой, ты — тем более. Тебя скроила та женщина. Ты весь остался там, в ее доме с ее порядками, традициями, и тебе их не хватает.

— Может, потом поговорим…

— Нет, сейчас. Иногда мне кажется, что я не могу без тебя. Иногда — не хочу возвращаться домой, зная, что там ждешь меня ты, — Маша взяла его лицо в свои ладони. — Лева, я ужасная. Я эгоистка, я знаю.