История тайной войны в Средние века. Византия и Западная Европа - Павел Остапенко

Но и сам Алексей не прочь был одолеть противника хитростью. Летописец императора, его дочь Анна, свидетельствует: «Мой отец-самодержец не боялся опасностей и много испытал их на своем веку. Однако он во всем руководствовался разумом и, несмотря на свое горячее желание вступить в бой, стремился одолеть Боэмунда иными средствами. Ведь, как мне кажется, полководец не должен во всех случаях стремиться оружием одержать победу, но иногда, когда время и обстоятельства это позволяют, может для завоевания полной победы прибегнуть к хитрости. Да и вообще бывают случаи, когда врага лучше одолеть коварством. Вот и тогда самодержец затеял хитрость».

Желая вызвать разногласия между Боэмундом и его союзниками, а еще лучше, вообще разорвать их союз, Алексей придумал следующее. Он призвал трех самых верных своих сподвижников и выяснил, кого считают самыми преданными и близкими Боэмунду людьми. Алексей заявил, что хочет привлечь этих людей на свою сторону: «Если нам удастся, мы с их помощью внесем раздор во все вражеское войско». Кроме того, он попросил у своих приближенных предоставить ему по одному человеку из числа наиболее преданных и умеющих держать язык за зубами слуг, чтобы отправить письма в стан врага. Такие люди были предоставлены императору.

Алексей составил письма тем троим самым близким соратникам Боэмунда. В них император не только выражал благодарность, но и сулил царские дары, увещевал и в будущем сохранять и проявлять преданность ему и не иметь от него никаких тайн. Таким образом, при прочтении письма складывалось впечатление, что адресат прежде писал Алексею, а это письмо — ответ. Император собирался устроить дело так, чтобы эти письма попали в руки Боэмунда. Алексей рассчитывал, что после этого Боэмунд начнет дурно с ними обращаться или даже порвет с ними. Самым же удачным вариантом развития событий было бы, если бы эти доверенные лица восстали против Боэмунда.

Когда предоставленные в распоряжение императора слуги с фальшивыми письмами отправились в лагерь Боэмунда, Алексей отправил еще одного верного человека с приказом скрытно следовать за гонцами, когда же те приблизятся к вражескому лагерю, обогнать их и явиться к Боэмунду, выдавая себя за перебежчика. Затем, в знак своей преданности, недвусмысленно уличить тех, кому направлены письма. Лжеперебежчик явился в лагерь крестоносцев и поведал все, что велел Алексей, добавив, что гонцы с письмами от императора к «изменникам» должны скоро прибыть. Боэмунд отправил людей перехватить гонцов, изъятые у них письма прочел и пришел в растерянность.

Пока он размышлял, подозреваемых заключили под стражу, а Боэмунд почти неделю мучительно думал, что делать дальше. Вызвать арестованных и высказать им в лицо о подозрениях, имеющихся на их счет? Вызвать после дознания или без дознания? Если они виновны, кого поставить на их место? Ведь все они были людьми знатными и уважаемыми в войске. Боэмунд прекрасно понимал, какой ущерб нанесет опала и поэтому решил это непростое дело так: освободил всех троих из под стражи, приветливо обошелся с ними и сохранил им прежнее положение и при нем, и при войске. Похоже, Боэмунд все-таки раскусил тайный смысл писем Алексея и в очередной раз переиграл изощренного в коварстве византийского императора.

* * *

Однако намерение «вонзить копье в самой Византии» Боэмунд так и не сумел осуществить: ромеи разбили его при Диррахии, и он окончил свои дни в Италии. Остается только пожалеть, что этот блестящий знаток и мастер тайной войны не оставил нам своих воспоминаний, ведь они, без сомнения, стали бы настольной книгой для следующих поколений рыцарей «плаща и кинжала».

Глава 15.

ДВОЙНАЯ МОРАЛЬ «ВОИНСТВА ХРИСТОВА»

Крестовые походы… Чем на самом деле они были? Являлись ли они актом благочестия, предпринятым Западом во имя высоких религиозных идеалов, «священными войнами», «вооруженными паломничествами», единственным или главным двигателем которых была религия? Или есть другие ответы на столь непростой вопрос. Попробуем разобраться. И начнем с предыстории крестовых походов, с понтификата папы Григория VII (1073—1085) Гильдебранда, который дал идеологическое обоснование крестоносному движению на Восток.

* * *

Одна из самых ярких личностей на папском престоле, Григорий VII долго вынашивал идею организации военного похода на Восток под лозунгом защиты христианской веры и помощи грекам против мусульман-сельджуков. В своих проповедях он призывал выручить восточную церковь из беды и не скупился на обещания небесных наград тем, кто согласится воевать с неверными. «Бейтесь смело, — увещевал Папа верующих, — чтобы снискать в Небесах славу, которая превзойдет все ваши ожидания. Вам представляется случай малым трудом приобрести вечное блаженство».

Однако под призывами к защите христианской веры скрывались несколько иные намерения Рима. По крайней мере, восточная церковь чувствовала себя вполне уверенно и, во всяком случае, не просила помощи у Рима. Политика западной церкви во многом была чисто прагматической. Религиозные интересы, о которых так красноречиво говорил Григорий VII, вряд ли имели для него, этого политика от церкви, первостепенное значение. Переписка Григория VII свидетельствует, что он не считал нужным настаивать на каких-либо принципиальных различиях между христианством и исламом, когда этого требовали политические интересы Рима. Например, в письме 1076 года к мусульманскому князьку Аль-Насиру в Алжире Папа заявил без обиняков, что «мы и вы веруем в одного Бога, хотя и разными способами», что «мы все равно почитаем Его и воздаем Ему ежедневные хвалы, как Творцу небесному и управителю этого мира». Так Григорий VII добивался от Аль-Насира содействия римским купцам, которые отправились в его владения.

Вернуть греческую церковь в лоно римской, иначе говоря, овладеть богатствами православной церкви, расширить сферу влияния католицизма за счет Византии, насильственным путем включить ее в орбиту папского влияния — таковые были истинные цели Григория VII. Папа утверждал в своих письмах, что хотел бы положить душу свою «за заморских братьев-греков». Возможно, и так, но бесспорно и то, что более этого Григорий VII стремился восстановить единство церквей под своей властью ради распоряжения доходами не только католических, но и православных земель.

План организации военного похода на Восток, задуманный в 70-х годах XI века, получил дальнейшее развитие у преемников Григория VII. Обстановка, создавшаяся в течение последних десятилетий этого столетия в странах восточного Средиземноморья, благоприятствовала реализации замыслов римской курии. В полной мере планы Григория VII воскресил папа Урбан II, понтификат которого приходится на 1088—1099 годы. И не просто воскресил, но и дополнил: не только Византия — все восточное Средиземноморье должно было, согласно его намерениям, стать объектом притязаний римско-католической церкви. Вместе с тем Урбан II представил эти планы более детально, чем Григорий VII, не гнушаясь откровенной лжи и демагогии самого низкого пошиба.

В ноябре 1095 года во французском городе Клермоне Урбан II выступил с торжественной речью прямо под открытым небом перед огромными толпами людей. Он призвал верующих взяться за оружие против «персидского племени турок». Воззвал к крестовому походу на Восток. Не пожалел красок, чтобы живописать мнимые бедствия «восточных братьев» по вере от язычников-сельджуков и таким образом накалить до предела религиозный фанатизм своих многочисленных слушателей. Урбан II стремился изобразить предприятие, затеваемое римским престолом, как войну ради «освобождения Гроба Господня в Иерусалиме». Папа обещал участникам похода — «мученикам за веру» — отпущение грехов, вечную награду на Небесах и пр. Все эти обещания были закреплены особым постановлением Клермонского собора.

Рыцарь и его слуги Облачение и вооружение крестоносцев XII—XIII вв.

Но Урбан II прекрасно понимал, что одних посулов загробного блаженства недостаточно для привлечения нужного количества людей. Поэтому он счел необходимым прибегнуть к обещанию наряду с «небесными» и земных благ. Бедняков, которые примут обет идти в «святую землю», ожидает не только спасение на Небесах, — победа над «неверными» принесет и ощутимые земные выгоды. Там, на Востоке, бедняков ждет иная, безбедная жизнь. Земля в этих странах «течет медом и млеком». «Иерусалим — этот пуп земель, земля плодоноснейшая по сравнению со всеми остальными, она словно второй рай». «Кто здесь горестны и бедны, там будут радостны и богаты!» В этом месте речь Урбана II была прервана громкими возгласами: «Так хочет Бог! Так хочет Бог!»

Речь Урбана II была рассчитана не только на народные массы. Прежде всего Папа склонял к завоеванию восточных стран оскудевшее рыцарство и тех крупных феодалов, которые стремились расширить свои владения. Рыцарей он соблазнял перспективами грабежей и территориальных захватов в богатых восточных странах. Он напоминал «отпрыскам непобедимых предков» о земельной тесноте, в которой они живут: «да не привлекает вас эта земля, которую вы населяете, в которой вас становится все больше, богатства же не умножаются». Папа прямо звал рыцарство к грабежу Востока, к тому, чтобы «захватить сокровища врагов». В своей речи Урбан II, как ни старался, не смог скрыть обширные планы, которые связывал с предстоящим походом за апостольский престол. Римская курия рассчитывала силами крестоносцев нанести поражение сельджукам и, раздвинув границы влияния католической церкви за счет «освобожденных» единоверцев, захватить богатства восточных церквей. Именно в этом состояла важнейшая цель папства при организации крестовых походов.