История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей - Иштван Фекете

Арпад не удивился вопросу и понял его вполне правильно. Ни на миг не подумал, что Элфи ждет от него какого-нибудь комплимента. Как бы не так! Еще высмеяла бы она его, чего доброго!

— Во-первых, — заговорил он, взвешивая каждое слово, — ты не воображала, во-вторых, не любишь зря языком болтать, в-третьих, с тобой можно потолковать.

Был уже вечер: четверть десятого. Они возвращались из кино, с сеанса в семь сорок пять. Шли по Бульварному кольцу. Сентябрьский теплый, пыльный вечер. Гудят, гремят автобусы, трамваи. Народу тьма! У каждого свое, каждый спешит по своим делам. Но все ищут взаимопонимания. Как вот и Элфи с Арпадом.

И все же сегодня все как-то по-другому получилось, не как обычно. Наверное, потому, что Элфи задала Арпаду этот самый вопрос насчет «что ты во мне нашел», и теперь они впервые заговорили о себе: что они думают, чего хотят друг от друга, иными словами — чем они, Элфи Варга и Арпад Кёрменди, отличаются от миллионов других девушек и юношей. Ведь о том, в чем они похожи на прочих, и говорить-то не стоит.

— Понимаешь, я знаю, что мне еще лет маловато, — объяснял Арпад. — Вот почему и бабушка твоя взъелась на меня. Она, наверное, думает: «Кто знает, что-то будет через пять или шесть лет?» Верно ведь, большой срок. Три года назад я еще школьником был, а ты — даже всего только год назад. Потому я и не говорю тебе: жди меня. Наперед человек ничего не может знать. Через три-четыре года ты можешь и еще кого-нибудь встретить…

— Ты тоже! — отрезала Элфи, которой было чуточку обидно, что Арпад говорит с ней как-то свысока. Хотя это было совсем не так!

— Ну чего ты горячишься? — сказал юноша. — Или тебе больше по душе, если я скажу тебе «жди»? Кто же может заглянуть в будущее? Ну видишь! Я уже говорил с моим отцом. Возможно, я этой весной поеду за границу и вернусь только к призыву в армию. Это значит, что через четыре года я — самостоятельный человек.

Элфи, ничего не отвечая, смотрела прямо перед собой и плелась рядом. Давно остался позади переулок, в который им нужно было бы свернуть, чтобы попасть к дому Элфи. Уже и проспект Ракоци пересекли они. Здесь, на проспекте Йожефа, движение заметно меньше. Конечно, давно бы пора и домой возвращаться, и так Элфи будет нагоняй, ну, да теперь уж все равно. То, о чем они сейчас говорят, важнее любого нагоняя.

— Я написал своим родственникам за границу, — продолжал Арпад, — но ответа еще не получил. Старик мой тоже не очень-то в восторге, что я хочу ехать именно сейчас. Говорит, что сначала мне следовало бы встать на ноги. Ведь я только сейчас начал немного зарабатывать. Говорит, что мне и паспорт заграничный могут не дать. Хотя теперь куда легче получить паспорт, если, конечно, похлопотать. Но я знаю, все это отговорки. Мать тоже охает: не езди, еще успеешь, что это тебе так приспичило?

Все это верно. Пока Арпад только говорил, что хочет ехать, они не возражали. А теперь, когда он на самом деле собирается отправиться в дорогу, появляются возражения, родители начинают крутить-вертеть.

А Элфи? Что может сказать на это она? Не горюй, мол, ну подумаешь — в худшем случае останешься дома поучиться? Нет, она скорее язык себе откусит, чем такое скажет. Хочет Арпад ехать — пусть едет! Да и прав он. Один раз человек живет. Один раз в жизни дается ему молодость. А уж как женится, остепенится, станет на якорь — никуда ему больше не ездить! Разве если только, упаси господи, на войну заберут! И пусть он ради нее не отказывается от своих заветных желаний, чтобы потом не упрекал всю жизнь. Если и есть в Элфи что хорошего — это ее гордость, самолюбие. Не надо ей ничьих жертв! Ведь Арпад и так поездку свою ради нее перенес: прежде он собирался ехать после действительной службы, а теперь — до нее! Чтобы, значит, срок ее ожидания сократить.

— Обо мне ты не пекись. Не сможешь сейчас, поедешь потом. Девушку себе найдешь, не бойся, — заявила Элфи.

«Так-то лучше!» — думала она.

Они дошли уже до самой площади Борарош, поднялись на мост через Дунай и, опершись о перила, стали смотреть на воду, на фонари, на небо. Вода была темно-серая, как сталь; фонари горели каким-то влажным светом. Да, такого города, как Будапешт, нет нигде больше на свете! Других городов, они, правда, еще и не видели, но все равно знают, что их город — самый красивый, потому что он — их город. Арпад так и сказал: куда бы ни забросила его судьба, он не боится застрять на чужбине. В любом случае вернется на родину, здесь хочет жить.

И еще о многом другом говорили они в этот вечер. Будто прощались. Не друг с другом, не с Будапештом, поскольку Арпад, как видно, не скоро еще поедет, — с детством своим прощались они. Таких забот, как у них теперь, дети не знают. В детстве только мечтаешь, но мало заботишься о том, какие из твоих грез осуществятся. А они вдвоем стояли в этот час лицом к лицу с настоящими заботами взрослых людей. И это — словно великая честь. Тут уж и у Элфи развязался язык:

— Глупо желать себе что-то такое, чему еще не пришла пора. К примеру, моя мама! Она и сейчас словно девочка. А была молоденькой, страх как хотела выйти замуж, иметь детей. Ну, а теперь? Наверное, и в сорок лет хотела бы снова стать маленькой девочкой!

Арпад нахмурил лоб;

— Моя сестра со своим мужем тоже все время не ладят. Потому что муж у нее до сих пор как мальчишка. Ребенок заплачет, а он — ругаться на чем свет стоит!

В этот вечер на улицах Будапешта не было, наверное, пары моложе их: одной пятнадцать, другому — восемнадцать лет. И все же рассуждали они о том, что с женитьбой человек не должен торопиться, нужно подождать, пока ума прибавится. Жизнь длинна — к чему очень-то спешить?

Элфи упомянула о Бэби Нейлон. Мол, вот даже у этой легкомысленной девушки хватает рассудка не торопиться. Не хочет поскользнуться, как в свое время мать ее.

Арпад снова нахмурился, теперь гораздо строже, чем в прошлый раз. Заворчал, что Бэби, дескать, неудачный пример. Каждый вечер она околачивается с ребятами в подъезде. С Пуби она гуляет, с этим длинноносым.

Элфи вступилась было за Бэби:

— И совсем она не плохая!

Но Арпад только отмахнулся:

— Не будь наивной! Ты, видно, не знаешь еще жизни! И не ручайся за Бэби, просчитаешься.

Элфи рассерженно дернула плечом. Она поняла, что имеет в виду Арпад, хотя ей совсем и не хотелось его понимать, но все равно продолжала защищать Бэби, сама не зная почему.

— Из-за того только, — спорила она, — что девушка остра на язык и одевается модно нельзя ее считать плохой. Так могут говорить только ограниченные люди, из тех, что дальше своего носа не видят.

Говоря так, Элфи даже притопнула от возмущения. От Арпада она, во всяком случае, не ожидала, что именно он станет плохо отзываться о Бэби. Кстати сказать, Бэби не раз откровенно признавалась Элфи, что «она это только „так просто“, парней дурачит. А больше ничего!»

Арпад загадочно улыбнулся:

— Глупа ты еще.

— Да?

— Не думай, Пуби не станет с ней «так просто» ходить.

— Тебе-то это откуда известно?

— Знаю я эту братию: люди разные попадаются среди них, — пожал плечами Арпад. — Есть даже такие, о которых по внешнему их виду и не скажешь и не подумаешь ничего такого.

— Вот видишь!

— Но все же, если молоденькая девушка красится и постоянно шатается с парнями, мало вероятности, что она хорошая!

Элфи эти слова будто ножом по сердцу резанули.

— Чего же ты тогда со мной дружишь? — возмутилась она. — Я, между прочим, тоже крашусь!

— Потому что ты обезьяна! — повторил Арпад, но теперь уже не сквозь смех, а совершенно серьезно. — Ты тоже можешь пойти пожать руку своей Бэби. И все!

— Знаешь что? Чихать я на тебя хотела! Ищи тогда себе такую, которая не красится.

— Найду еще, мне не к спеху…

И, круто повернувшись, Арпад зашагал в сторону площади Борарош. Элфи же стояла и смотрела ему вслед, ничего не понимая. Ведь они еще ни разу не ссорились с Арпадом — и вдруг так резко и так сильно. Из-за одного-единственного слова, из-за Бэби!

— Ну и ладно, видеть тебя не желаю! — крикнула Элфи вдогонку Арпаду, а самое душили слезы.

Она с такой силой вцепилась в перила моста, что ее пальцы побелели от напряжения. Уж не думает ли он, что она догонять его побежит? Как бы не так! И чего это он вдруг взбеленился? До сих пор ни одним словом не возражал против, того, что она красит губы и даже волосы, а теперь пожалуйста!

Элфи хотелось ногами топать он негодования и кричать вслед Арпаду все самые отборные грубости, какие мальчишки говорили друг другу у них в школе, дома и на дворе: «Дурак! Балбес!»

Только страх был сильнее ее негодования, и, прижавшись лицом к перилам, она жалобно заплакала.

А поздно-то как! Народу на улицах почти никого не видать. Вот только на трамвайной остановке стоят несколько человек. И трамваи-то в такую пору ходят Редко-редко. Каким страшным, опасным, угрожающим сделался вдруг город! Грозный, как трясина, Как лес…