Я Распутин. Книга 4 - Алексей Викторович Вязовский

после мобилизации выход продукции должен упасть, но не настолько же! Значит, надо озадачить Чернова и Пошехонова, это чисто для Военно-аграрного комитета дело.

Из Иваново, под зарядившими осенними дождями, съездил старыми путями в Кинешму и Вичугу — что характерно, у «патриархальных» вичугских фабрикантов обстановка была получше. Или это в Иваново концентрация пролетариата сказывается?

Из Кинешмы во Владимир, там просили проверить госпиталя — ну чисто «чиновник с секретным предписанием, инкогнито из Петербурга». Ну да ладно, не обломаюсь.

— По турецким сведениям, бомбардировка русского флота уничтожила все сооружения для добывания угля в Зунгулдаке, разрушила подъездные пути, пристань и два грузившихся углем парохода и серьезно повредила шоссейную дорогу, сооруженную турками для перевозки угля, — радостным голосом читал газету мальчишка-гимназист.

Собравшиеся вокруг пациенты госпиталя особо его радость не разделяли, хотя, по мнению господина Милюкова русский человек ни о чем так не мечтает, как втащить туркам и водрузить православный крест над Святой Софией.

— Бомбардировка 25-го мая причинила туркам столь ощутительные повреждения, что вызвала в правящих кругах большое смущение и уныние, — заливался чтец. — Все предыдущие бомбардировки признаны незначительными в сравнении с последней. Положение вследствие отсутствия угля признается критическим.

Скрипнула дверь, в щелку которой я наблюдал за палатой. Раненые обернулись, пришлось заходить внутрь, прижимая палец к губам и знаками показывать, чтоб продолжали.

— Флот это хорошо, а что еще пишут?

— Сейчас… — мальчишка перелистнул газету. — Вот! Делегаты русского и германского правительств посетят лагери военнопленных в Германии и России.

— Делегаты, ишь. А госпиталя они посетить не собираются?

Гимназист смутился:

— Нет, про госпиталя ничего не сказано…

— А зачем вам делегаты, служивые? Вот он я, щитай главный думский чин. Коли желаете что сказать — слушаю!

Я уселся на стул, уступленный мне пареньком. Народ подорвался, кто из раненых поздоровее подорвался на ноги. И потекло…

С кормежкой понятно, хуже, чем на фронте. Белья не хватает. Курева тоже. Многих привезли в драной или порезанной врачами форме, а другой нету. Выздоравливающие ничем не заняты, от безделья на стену лезут. Не хватает простейших бытовых вещей — зубного порошка, бритв, мыла, корыт для мытья, бумаги и карандашей для писем, чаю и сахару…

Ну тут, по крайней мере, ясно, что делать — повторить акцию «Тыл для фронта», но только системно. У нас же партийные организации по всем губерниям, вот пусть и возьмут шефство над каждым госпиталем и каждым полком. И быстрее, чем через всероссийский комитет собирать, и надежнее — чем меньше передаточных звеньев, тем лучше.

Пришедшие врачи тоже жаловались. Но больше на скудное денежное содержание. С лекарствами, перевязочными материалами все было слава Богу.

— По деньгам в столице все порешают — нынче же — пообещал я, тяжело вздыхая. Бюджет трещал по швам, Янжул на бюджетном комитете регулярно жаловался. И тут нам плохой урожай подсуропил.

Чтобы доказать свою полезность и ободрить народ, прямо из госпиталя позвонил во Владимирское отделение небесников и уже к вечеру приехала первая повозка с мыльно-рыльными, которые выделило местное купечество. Раненые сразу повеселели, врачи тоже начали улыбаться.

Газетку, что читал гимназист, я прихватил — не все подробности налета на Зонгулдак он успел огласить. Турецкий флот опасается русских подводных лодок и потому прячется в Золотом Роге. При последней бомбардировке Босфора снаряд долетел до Бейкоза, вызвав в городе изрядную панику (во всяком случае, так утверждала газета). А вот то, что наши миноносцы остановили, досмотрели и конфисковали полтора десятка румынских парусников с грузом бензина и керосина, это совсем хорошо. И нейтральной Румынии звоночек, и броневикам на Фракийском фронте подарочек.

* * *

— Так, господа хорошие, — Чернова и Пошехонова я пригласил для разговора в свой кабинет в Таврическом. — Вот, ознакомьтесь.

Они зарылись в стопку листов, привезенных мной из Иваново, Кинешмы и Владимира и с каждой страницей мрачнели все больше и больше. Хлеб дорожает, снабжение в госпиталях хромает, а что это, как не их зона ответственности?

— Видите ли, господин Распутин, в этом году невысокий урожай…

— Спасибо, я знаю. Но мне кажется, что задача комитета в том и состоит, чтобы в таких тяжелых условиях наладить поставки продовольствия.

— Людей много призвали, — буркнул Пошехонов, не отрываясь от листов.

— Есть военнопленные, почему бы их не привлечь к работам на селе?

— Мы привлекаем, но сталкиваемся с сопротивлением военных властей, они опасаются побегов…

О господи… Ну ладно русский офицер, говорящий по-немецки, может удрать из лагеря в Германии. Ладно русского солдата могут укрыть чехи или словаки, но куда бежать из Тюмени? Да из того же Владимира?

— Здесь помогу. Пишите отношение, представлю его военному министру. Но вообще странно — цены выросли гораздо больше, чем можно предположить, глядя на урожай…

— Мне кажется, — задумчиво заметил Чернов, — надо запретить вывоз зерна и продовольствия, кроме правительственных контрактов с союзниками…

— А что, таковой еще есть??? — изумился я.

Я-то думал, что с закрытием Босфора закрылся и хлебный экспорт…

— Так пошел же вывоз через Романов-на Мурмане.

Это была новость. Как такое событие прошло мимо меня?? Пришлось зарыться в документы, а потом ехать в Зимний. Прошелся по министерствам, поговорил с чиновниками. Все лебезили, старались угодить. Столыпин простудился и хворал дома, правительством — гражданской его частью — считай управлял один Янжул.

— Первые десять тысяч пудов в прошлом месяце вывезли северным путем — министр финансов пригласил меня к себе, достал папку с документами. Показал цифры по экспортным пошлинам. Я скрипнул зубами. Казнить нельзя помиловать. Что страшнее — голодные бунты или рухнувший бюджет? Дефицит достигал уже четверти всех доходов — война словно громадный пылесос вытягивал из страны финансы.

— Кто основные плательщики? — я взял бумаги, посмотрел названия товариществ.

Башкировы и сыновья, нижегородские Буровы… Самые известные хлебопромышленники России. Их поди подвинь — у них все везде подмазано. Можно, конечно, сверху, сломать «данной мне властью», но чиновничий аппарат будет сопротивляться, да и новых врагов себе наживу. Ага, еще и зарубежные компании. Англичане, французы… Этим тоже палец в рот не клади.

— Знаю зачем ты приехал — Янжул тяжело вздохнул — Я буду против.

— Займами никак не перекрутиться?

Ироничный взгляд мне был ответом. И так закредитованы по самое немогу.

— Иван Иванович — я попытался воззвать к совести министра — Это же хлебная мафия! Набивают карманы пока страна кровью истекает. Я поездил по губерниям. Голода еще нет, но вот-вот начнется. А дальше что? Нас же с тобой первым делом на вилы и поднимут!

— Мафия? — Янжул удивился незнакомому слову.

— У итальянцев криминальное сообщество, тайное и сплоченое.

— Вот сюда посмотри — министр подвинул