Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века) - Николай Колесницкий

Важное место в доходах фиска, как можно судить, занимали поступления от церковных и светских феодалов за полученные ими «должности» и королевскую инвеституру. На современном языке это можно назвать просто взятками, на языке феодальной эпохи это называлось «королевской долей» в доходах от феодальной собственности, передаваемой королем прелатам и светским магнатам. Правда, в глазах представителей клира, от которых мы и черпаем об этом известия, взятки с прелатов выглядели как противозаконное явление, как симония. Но этим церковники выражали только свою оппозицию к светской власти. С точки зрения феодального государства, всякое право, инвестируемое государственной властью, должно вознаграждаться. И эта точка зрения, безусловно, больше отвечает характеру отношений в среде эксплуататорского класса феодального государства, чем точка зрения церковной оппозиции.

Покупка епископств и аббатств была явлением привычным. Козьма Пражский говорит об этом следующей образной поговоркой: «Постучишь в королевскую дверь пустой рукой, с пустой и возвратишься»[603].

Випо говорит о большой взятке короля за епископство, как просто о выгодной для фисла сделке[604]. Существовала даже неофициальная такса на покупку должностей епископов и аббатов. За аббатство Райхенау, например, нужно было заплатить 1000 ф.[605], за Трирское архиепископство – 1100 марок[606]; за Лютихское епископство – 7000 ф.[607].

То же можно сказать и относительно светских княжеств. Графства, маркграфства, герцогства, фогтства, поскольку они инвестировались королем, давались за деньги; графства – просто продавались наравне с отчуждаемой собственностью. Маркграфство Антверпен было отдано Генрихом IV за 40 ф. золота[608], за Лаузитц было заплачено 2000 ф. серебра[609]; за Баварское герцогство король получил много денег и земельные владения[610]. О продаже и купле графств красноречиво рассказывает Адам Бременский[611].

В завоеванных и подвассальных странах продажа церковных и светских должностей: производилась императорами еще более открыто. Здесь продавались не только места прелатов и маркграфов, но и сбывались за деньги целые области. Так, например, Лотарь III продал датскому королю Кнуту свои права на всю область бодричей[612].

Перечисленные источники доходов фиска давали большие поступления, однако они не могли покрыть тех безграничных нужд, которые наваливались на королевскую camera. Дело шло не об одном содержании двора, а о постоянных больших затратах, связанных с проведением королевской политики. Королевской власти приходилось постоянно подкупать, вознаграждать, задабривать[613]. Г. Вайц правильно отмечает, что короли больше раздавали, чем получали[614]. Награбленное на войне обычно сразу делилось между участниками похода[615], собранное в казне раздавалось, и казна, как бы она ни была полной, вскоре оскудевала[616].

Королевские дарения и раздачи имели почти всегда определенное целевое назначение. Об этом мы можем прочитать в королевских дипломах. Иной раз здесь дается совершенно откровенная формулировка мотивов дарения, иногда, несколько дипломатичная. Так, Генрих IV, передавая базельскому епископу поместье и бург, указывал в своей грамоте, что вознаграждает этим за верность и поддержку в происходившей борьбе[617]. Генрих II подарил вюрцбургскому епископу поместье Зельца «в знак вознаграждения за его жертвы и покорность»[618]. Прелатам король обычно дарил земли и регалии с тем, чтобы получить от них помощь в своих политических мероприятиях, а также сервиции и деньги.

В деньгах, получивших к тому времени уже весьма широкое распространение в хозяйственной жизни, и в натуральных сервициях королевская власть постоянно нуждалась. Столь знакомое для феодальной сословной монархии явление, как дефицит казны, давало себя знать в Германии уже в XI в. Короли вынуждены были влезать в долги. Так, Генрих III заложил вормскому епископу за 20 ф. золота и 200 ф. серебра поместье, а гальберштадтскому епископу он заложил даже корону[619]. Генрих IV заложил за денежный заем монастырю Нидералтайх поместье Беринген[620].

При таких условиях королевской власти приходилось искать новые возможные источники пополнения казны и обращаться за помощью к феодалам и городам. Возможно, что делались попытки ввести какое-то общее обложение всех феодальных землевладельцев и городов. Известия, хотя и не вполне точные, на этот счет имеются. Так, в Регенсбургских анналах за 1084 г. рассказывается, что, когда Генрих IV вернулся из Италии, где были израсходованы все имевшиеся в фиске средства, он намеревался собрать деньга с епископов, аббатов и прочих князей и, в первую очередь, с городов. Но эта попытка успеха не имела и только вызвала общее недовольство феодалов[621]. Тем же окончились и аналогичные попытки Генриха V. По словам Оттона Фрейзингенского, император по совету своего шурина – английского короля пытался ввести общий налог и вызвал этим ненависть у оптиматов[622]. Тщетными были попытки этого короля обложить феодалов Саксонии и Лотарингии. Здесь он натолкнулся на сопротивление магнатов и вынужден был отказаться от своей затеи[623]. В Саксонии он, как и его отец, не мог собрать даже присваиваемый феодалами поземельный чинш с владений домена. Сведения о попытках обложения феодалов и городов в конце XI – начале XII в. не следует понимать в том смысле, что предпринимались меры к введению постоянных государственных налогов на все население страны или хотя бы на тех, кто обладал собственностью[624]. Это всего лишь попытки найти выход из затруднительного финансового положения посредством получения субсидий у феодалов и эксплуатируемых ими городов. Речь шла не о постоянных налогах, а только о вспомоществованиях, об известных с давних пор подарках (dona). За этими dona[625] короли обращались и к отдельным магнатам и ко всем феодалам вместе. Очевидно, такого рода dona имел в виду Генрих IV в своем письме к епископу бамбергскому Руперту. Король приглашал епископа на собрание в Вормс и заодно, пользуясь случаем, напоминал ему насчет денег, которые король давно уже ожидал от него[626]. Вероятно, прелат всячески увиливал от уплаты денег, и король в деликатной форме писал ему: «нам весьма стеснительно и неудобно (magnum impedimentum... et incommodum) ожидать так долго этих денег».

Суммируя все изложенное выше о фискальной базе германской монархии X – XI вв., мы можем сделать следующие выводы.

Основным источником поступлений служило королевское землевладение, состоявшее из вотчин царствующей династии и земельной собственности короны. Значительная доля его составляла королевский домен и эксплуатировалась непосредственно королевским двором (Tafelguter). Остальные земли были розданы во владение церковным учреждениям (фамильным королевским, имперским и прочим церквам и монастырям) и в бенефиции (лены) светским феодалам и королевским министериалам. Но поступления от домениального хозяйства только отчасти покрывали потребительские нужды королевского двора. В значительной мере эти нужды удовлетворялись за счет натуральных сервиций церквей и монастырей. Известное место занимали также государственные поступления в форме налогов, судебных штрафов, пошлин и т. п.

Собираемые фиском натуральные и денежные средства расходовались на содержание двора (королевского семейства вместе с штатом слуг и министериалов), представлявшего собой центральный аппарат феодального государства, а также на различного рода подачки для феодальной знати.

Кроме непосредственных поступлений, составлявших доходную часть королевского бюджета, монархия располагала еще правами на различные доходы (регалии), которые ею не использовались, а передавались отдельным феодальным землевладельцам (чаще всего церковным) в расчете получить за это натуральные сервиции или поддержку в своих политических и военных мероприятиях. В этом главным образом и состояло значение регалий в данный период. Но отчуждение регалий короной и закрепление их в собственности отдельных феодальных землевладельцев подрывало общегосударственную власть и приводило к росту политической разобщенности.

Анализ королевских доходов показывает, что основная их масса представляла собой феодальную ренту, получаемую королем как земельным собственником. Эта рента создавалась крепостным и зависимым крестьянством, сидевшим на землях домена и во владениях, переданных короной церквам и монастырям. Остальные поступления, собираемые фиском в виде налогов, пошлин, судебных сборов, штрафов и т. п., представляли собой долю прибавочного продукта тех категорий непосредственных производителей, которые еще не были окончательно втянуты в отношения частной поземельной и личной зависимости и продолжали оставаться под юрисдикцией государства. Завершение процесса формирования феодальных производственных отношений приводило к все большему сокращению этих источников государственных поступлений, так как прибавочный продукт крестьян приобретал свою специфическую для феодализма форму – форму ренты феодальному собственнику. Потеря государством своей доли прибавочного продукта этой категории непосредственных производителей обусловлена самим фактом вступления в частную поземельную и личную зависимость. Но она во многих случаях оформлялась особыми юридическими актами – королевскими дипломами на пожалование иммунитетными привилегиями, регалиями и банном. Этими актами королевская власть оформляла свой отказ от причитающейся ей реальной, а в некоторых случаях уже только идеальной, доли выколачиваемого из феодально-эксплуатируемых крестьян прибавочного продукта, уступая весь этот продукт феодальному землевладельцу, к которому теперь переходила и вся полнота юрисдикции над эксплуатируемым им населением. У королевской власти оставались после этого только феодальная рента проживающих на домене крепостных и зависимых крестьян и те взносы, которые поступали в фиск из церковных владений и некоторых светских вотчин в знак признания права верховной собственности короля. Но получение этих взносов в значительной мере зависело от складывающейся в государстве политической обстановки и ставило королевскую власть в прямое подчинение феодальным магнатам. При таком положении единственная возможность усиления королевской власти заключалась в расширении и консолидации домениального землевладения. В дальнейшем с появлением свободного городского населения и ослаблением личной связанности вотчинно-зависимого крестьянства королевская власть как общегосударственная территориальная власть имела возможность втянуть в орбиту своей фискальной эксплуатации эти свободные категории населения, подчинив их своей непосредственной юрисдикции и превратив тем самым в государственных подданных. Однако в Германии развитие пошло в другом направлении: монархия не смогла взять на себя функций общей территориальной власти; эти функции присвоили себе территориальные князья.