Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки (СИ) - Ежов Сергей Юрьевич

— Поясни, что ты имеешь в виду?

— Дядя Баука, скажи, одинаково ли ведут себя гаишники здесь, в Караганде, и, допустим, в Джамбульской или Чимкентской области?

— Ну и в чём же разница?

— А вот в чём: здесь милиционер в первую очередь человек на государственной службе, а там — бай на своей поляне. Не все, далеко не все, конечно, но много таких милиционеров.

— Да — подумав, признал полковник — имеются такие явления.

— Скажу больше: я слышал, что уже имеются факты продажи должностей участковых или рыбных мест для гаишников. Люди целыми аулами собирают деньги на взятку для своих родственников, которые служат в милиции.

— И кто продаёт?

— Те, кто должен бороться с этими явлениями: первые лица в райкомах.

— Да, я кое-что слышал и о таком.

— И как относитесь к таким слухам?

— Это отвратительно.

— Теперь такой факт: в МВД периодически проводят чистки, причём увольняют самых профессиональных и знающих сотрудников. Эти процессы мало касаются рядовых милиционеров, зато больно бьют по офицерам, и особенно по узким специалистам. Следователи, эксперты-криминалисты, психологи и прочие ценные сотрудники — все они рано или поздно оказываются под ударом. А взамен в милицию вливают простых парней, по комсомольскому набору. Скажем, выпускников непрофильных ВУЗов, да сразу на офицерские должности, и почти без специальной подготовки. От этого страдает качество, я же говорил об организованной преступности, с которой должны бороться очень опытные сотрудники.

— Так-так-так… А в КГБ?

— В КГБ идут те же самые процессы, но ещё быстрее и опаснее. Как Вы, дядя Баука, относитесь к Синявскому и Даниэлю? Как Вы относитесь к Солженицыну?

— Омерзительные подонки! Уроды, хуже власовцев. — с чувством сказал, как сплюнул полковник.

— А как вам факт, что этих негодяев, а вместе с ними сотни, если не тысячи других бездарей и дармоедов КГБ старательно подкармливает, поощряет их паразитический образ жизни? Одновременно та же контора делает невыносимой жизнь вполне талантливого поэта Иосифа Бродского. Думаю, что очень скоро Бродского вышлют из СССР. Кстати сказать, Бродский вполне лоялен по отношению к Советской власти.

— Зачем же травят Бродского?

— О, это очень интересный вопрос! Я думаю, что для демонстрации: если такого как Бродский выгоняют, то каких титанов изящной словесности проклятые большевики держат на цепи да взаперти?

— Я скоро поеду в Москву, наведу справки о твоём Бродском. Действительно хороший поэт?

— Очень талантливый. Я, правда, не поклонник его творчества, но это мой личный вкус.

— Милицию и КГБ я знаю скорее понаслышке. А что ты скажешь об армии?

— С армией тоже не всё в порядке. В качестве примера я возьму Вас: из армии, под разными предлогами, выгоняют инициативных офицеров, а остаются послушные. Вы ведь как раз из непослушных и инициативных, верно? Полковник, командующий гвардейской дивизией, в то время как генералов хоть пруд пруди, это серьёзно. Дивизию же у Вас забрали только тогда, когда война завершилась. Когда нужно было воевать, Вас не трогали, верно? Теперь старшие офицерские и генеральские должности занимают именно послушные и неинициативные люди. Я не знаю, как поведёт себя такая армия в случае войны. А ещё интереснее, как она себя поведёт в случае внутренних нестроений, которые становятся всё более вероятными.

— А вот скажи, малолетний пророк, откуда ты всё это знаешь? У тебя обширный доступ к секретным сведениям?

— Да, дядя Баука, в отдалённом посёлке мало источников для анализа, но они есть. Мой покойный отец был офицером, и его выгнали в отставку, в звании капитана. Вы же помните хрущёвское сокращение.

Полковник скорбно кивнул.

— Я помню отцовские разговоры с друзьями. Это моё знание армии. О милиции много спорит мой отчим с нашим участковым. Отчим-то тоже служил в милиции, дослужился до старшего лейтенанта, только его уволили после ранения, и он стал шофёром.

— А о КГБ откуда знаешь?

— От дяди, маминого брата. Он в России, в обкоме партии работает инструктором по идеологии, так что тему знает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Хм… И на таком скудном материале такой широкий анализ? Слабо верится, дружок. Уж не с чужого ли ты голоса поёшь, а?

— Дядя Баука, а вы просто проверьте мои аргументы. Если я где-то сделал неверные выводы, укажите.

— Беда в том, что я не вижу особенной путаницы в том, что ты говоришь. — вздохнул дядя Баука — Но выводы из твоих речей уж очень печальные. Ну ладно, я услышал тебя. С кем ещё ты делился этими мыслями?

— Ни с кем. Я и с Вами заговорил, только хорошенько всё обдумав.

— Это хорошо. Продолжай и дальше помалкивать, сам понимаешь почему. Твои слова я доведу до нужных людей, посмотрю на их реакцию. А там, если понадобишься, я либо тебя к себе вызову, либо к тебе приедет мой человек, скажет, мол, меня прислал Шан-Тимес. Именно этими словами, запомни. Не забудь: ты обещал докладную записку, пиши, как можно подробнее. Передашь лично мне или моему посыльному. И ещё раз скажу: будь осторожнее.

— Договорились.

— Будут спрашивать, скажешь, что мы говорили о песне, посвященной вдовам. Действительно хорошая песня, душевная. Ты автор?

— Моя музыка, а слова Дины Нурпеисовой. Очень талантливая девочка.

–Что у тебя с ней?

— У меня ничего. Это она ко мне неравнодушна.

— У тебя ничего… — проворчал полковник — А кто ей причёски делал и всё остальное?

— Дине от этого стало хуже?

— Да уж… Я в твои годы был таким же дураком.

— Тут уж ничего не поделаешь, дядя Баука. Могу только пообещать, что Дину я не обижу.

— Не обещай, Юра, жизнь штука сложная. Может статься, что она сама очень желает того, что ты тут назвал обидой.

— Почему вы беспокоитесь о Дине?

— Родственница мне она. Дальняя, правда. Ну, пойду. Мы обо всём поговорили, а там меня уже ждут.

И полковник Бауыржан Момышулы, пожав мне руку, отправился к ожидавшим его руководителям республики.

* * *

Возвращение было триумфальным. На вокзале нас встречали без оркестра, но только потому, что в Троебратном отродясь не было оркестра. И встречающих было всего человек пятнадцать, но шум при нашем выходе из вагона они устроили такой, что пассажиры поезда чуть не повыпали из окон.

— Ну, показывайте! — выдохнул Жумагалей Ахмедович.

Ирина Сергеевна, не торопясь вынула из сумки папку, из папки конверт, а из конверта необыкновенной красоты почётную грамоту и диплом победителей республиканского конкурса. Я из своей сумки вытащил лаковую деревянную коробку, а из неё — расписное фарфоровое блюдо я надписью «Республиканский конкурс художественной самодеятельности. Темиртау 1971 год», поднял его над головой и повернулся во все стороны. Зрители опять завопили от восторга.

— Ну, вы молодцы, ребята! Дай подержать в руках! — раздался голос сбоку.

Я оглянулся: к блюду тянул руки радостно улыбающийся милиционер из вокзального отдела милиции.

— Держите товарищ милиционер, только осторожно, уроните, разобьётся.

Милиционер бережно взял блюдо, рассмотрел и передал следующему желающему. Я оглянулся: наши грамота и диплом тоже пошли по рукам: все жаждали приобщиться к победе земляков.

— Ирина Сергеевна, а можно я возьму грамоту домой? Я очень хочу порадовать маму? — делая жалобно-просительную рожицу попросила Фая.

— Знаешь, как мы сделаем, Фая? — громко заговорил Жумагалей Ахмедович — Я сегодня же сфотографирую грамоту, диплом и блюдо, и отпечатаю каждому участнику фотокопию. Цветную!

Все опять восторженно завопили.

— Ну, значит договорились! Первого апреля у нас начало новой четверти, прошу всех пригласить родителей на общешкольное собрание, там я вручу каждому его награду. Согласны, ребята?

ПГТ Троебратский, 12.00 08.04.1971 год, четверг

На второй перемене в класс прибежал дежурный со срочным сообщением: меня вызвали к директору. Никаких особенных грехов за мной не водится, поэтому я спокойно собрал учебники и тетради в рюкзак, и попросил Дину отнести его на следующий урок, в кабинет математики.