Утраченный символ - Дэн Браун

«На „эврику“ не тянет…»

Беллами едва заметно улыбнулся:

— Как вы знаете, профессор, Мистерии древности открываются только просветленным.

— Верно… — кивнул Лэнгдон и нахмурился.

«Похоже, я к ним не отношусь».

Глава 50

В подвале штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, штат Виргиния, работали над тем же самым шифром. Нола Кей, старший аналитик СБ, сидела за монитором высокого разрешения и внимательно разглядывала фотографию, которую десять минут назад прислала директор Сато.

«Это что, шутка такая?»

Впрочем, сегодня ЦРУ было не до шуток, да и директор начисто лишена чувства юмора. Ответственная секретная работа во всевидящей Службе безопасности открыла Ноле глаза на закулисный мир власти. Однако за последние сутки ее представления о тайнах влиятельных людей совершенно перевернулись.

— Да, директор, — сказала Нола, придерживая телефонную трубку плечом. — Надпись действительно представляет собой масонский шифр. Но если его дешифровать, выходит какая-то абракадабра, набор случайных букв.

Она еще раз взглянула на получившийся квадрат.

— Нет, должен быть какой-то смысл, — упорствовала Сато.

— Только если существует второй уровень кодирования, о котором я не догадываюсь.

— Что можно сделать?

— В основе матрицы лежит решетка, так что я попробую шифр Виженера и прочее в том же роде, но никаких гарантий дать не могу, особенно если при кодировании использовалась схема одноразовых блокнотов.

— Сделайте все возможное. И быстро. А что с рентгеновским снимком?

Нола подъехала на стуле ко второму монитору, на экране которого был обычный снимок чьего-то портфеля. Сато запросила информацию по небольшой пирамидке, лежавшей в квадратной шкатулке. Двухдюймовые предметы редко становились делом государственной важности — если только не были изготовлены из обогащенного плутония. Впрочем, материал этой пирамидки тоже вызывал немало вопросов.

— Оптический анализ дал однозначные результаты, — сказала Нола. — Плотность вещества — девятнадцать целых три десятых грамма на кубический сантиметр. Пирамида сделана из чистейшего золота.

— Это все?

— Нет, мэм. Сканирование показало, что на поверхности золотой пирамиды есть незначительные неровности. Скорей всего это гравировка.

— Правда? — с надеждой переспросила Сато. — И что там написано?

— Пока не знаю. Текст едва различим — я пытаюсь улучшить изображение при помощи фильтров, но разрешение снимка слишком маленькое.

— Ладно, работайте дальше. И позвоните, если что-то узнаете.

— Хорошо, мэм.

— Да, Нола… — Сато понизила голос и зловеще проговорила: — Как и все, что вы видели за последние сутки, фотография пирамиды и рентгеновский снимок — секретные материалы. Ни с кем не советуйтесь, о результатах работы докладывайте мне лично, понятно?

— Да, мэм.

— Хорошо. До связи. — Сато отключилась.

Нола потерла глаза и сонно взглянула на мониторы. Она не спала уже тридцать шесть часов и знала, что отдохнуть не удастся, пока проклятую чрезвычайную ситуацию не урегулируют.

Что бы там ни стряслось.

* * *

В экскурсионном центре Капитолия четверо оперативников ЦРУ, одетых во все черное, жадно смотрели в глубь тускло освещенного туннеля, точно свора борзых перед охотой.

Закончив звонок, к ним подошла Сато.

— Господа, цели операции ясны?

— Так точно, — кивнул командир. — Необходимо добыть два предмета: каменную пирамиду высотой приблизительно в один фут и запечатанный сверток кубической формы, высотой два дюйма. И то и другое последний раз видели в портфеле Роберта Лэнгдона.

— Верно, — кивнула Сато. — Эти предметы надо достать неповрежденными и как можно скорее. Вопросы есть?

— Применение силы разрешено?

Плечо у Сато до сих пор болело в том месте, куда ее ударил Беллами.

— Как я сказала, главное — изъять означенные предметы.

— Будет сделано. — Оперативники развернулись и побежали по туннелю.

Сато посмотрела им вслед и прикурила сигарету.

Глава 51

Кэтрин Соломон всегда была осторожным водителем, но сейчас, не разбирая дороги, гнала по Cьютлэнд-парквей со скоростью девяносто миль в час. Целую милю она не отрывала ноги от педали газа — лишь тогда паника начала понемногу отступать и Кэтрин сообразила, что дрожит всем телом не только от страха.

«Мне холодно!»

В салоне бушевал залетавший в разбитое окно промозглый ветер. Босые ноги Кэтрин онемели, и она потянулась за запасными туфлями, которые всегда держала под пассажирским сиденьем. Тут же дали о себе знать синяки на шее, оставленные могучими руками убийцы.

Человек, разбивший стекло в ее машине, не имел ничего общего с привлекательным доктором Аваддоном. Густые светлые волосы и ровный загар исчезли, а вместо них была бритая наголо голова и чудовищная мешанина татуировок под размазанным тональным кремом.

Кэтрин вновь услышала голос ревевшего сквозь завывание ветра: «Надо было убить тебя десять лет назад, когда я убил твою мать!»

Она содрогнулась: да, это он. Как ни старалась, Кэтрин не смогла забыть его горящий безумной яростью взгляд. Не забыла она и звук единственного выстрела, который прикончил этого зверя: он упал с высокого обрыва в реку, пробил лед и утонул. Тело искали несколько недель, но в конце концов решили, что труп унесло течением в Чесапикский залив.

«Нет, он жив. И вернулся».

Кэтрин обуял страх — нахлынули страшные воспоминания. Это произошло почти ровно десять лет назад. На Рождество. Кэтрин, Питер и их мама — вся семья — собрались в своем великолепном потомакском имении. Вокруг было двести акров леса, через который бежала река.

Мама, как всегда на праздники, прилежно трудилась на кухне и готовила угощение. Даже в почтенном семидесятипятилетнем возрасте Изабель Соломон стряпала с удовольствием и в избытке. По дому витали аппетитные ароматы запеченной оленины, подливы с пастернаком и картофельного пюре с чесноком. Пока мама готовила, брат с сестрой отдыхали в зимнем саду, обсуждая новую науку под названием «ноэтика». Фантастическая смесь физики элементарных частиц и древнего мистицизма, ноэтика полностью захватила ум и увлекла воображение Кэтрин.

«Гибрид физики и философии».

Рассказ Кэтрин об экспериментах, которые она мечтала провести, весьма заинтриговал Питера. Было особенно приятно развлечь брата под Рождество, ведь последние годы праздник напоминал всей семье о страшной трагедии — о смерти Закари, единственного сына Питера.

Двадцать первый день рождения Закари оказался последним в его жизни.

Семья прошла через сущий кошмар, и теперь, спустя пять лет, Питер заново учился смеяться.

В физическом развитии Закари отставал от своих сверстников, был хрупким и нескладным, капризным и озлобленным подростком. Несмотря на любящую и состоятельную семью, он словно бы нарочно отгораживался от «истеблишмента» Соломонов. Его выгнали из частной школы, он ночами напролет кутил в клубах со знаменитостями и отвергал все родительские попытки твердо, но с любовью наставить его на путь истинный.

«Он разбил Питеру сердце».

Незадолго до совершеннолетия племянника Кэтрин встретилась с мамой и братом и долго слушала их пререкания по поводу того, стоит ли придержать наследство Закари, пока он не образумится. Соломоны исправно чтили традиции и на восемнадцатый день рождения передавали каждому ребенку изрядную часть семейного состояния, твердо веря, что наследство приносит куда больше пользы в начале жизни, чем в конце. Тем более такое распределение средств среди молодых и ретивых отпрысков было главным принципом преумножения фамильного капитала.

Однако мама настаивала, что доверять нерадивому внуку такие средства попросту опасно. Питер с ней не соглашался.

— Нельзя нарушать вековую традицию Соломонов. Деньги помогут Закари взяться за ум.

Увы, брат ошибся.

Получив наследство, Закари сбежал из дома, даже не взяв вещей. Через несколько месяцев в бульварных газетах стали появляться заметки: «“Золотой мальчик” прожигает семейный капитал в Европе».

«Желтая пресса» со смаком описывала жизнь молодого повесы. Соломонам было нелегко видеть фотографии с разнузданных вечеринок на яхтах и попоек в ночных клубах, но печаль сменилась ужасом, когда в газетах появились сообщения об аресте Закари за провоз кокаина через турецкую границу: «Юный Соломон в турецком узилище».

Тюрьма называлась «Соганлик» — грязный клоповник в районе Картал, что под Стамбулом. Испугавшись за жизнь нерадивого сына, Питер поехал в Турцию, но вернулся с пустыми руками — ему не дали даже встретиться с Закари. Обнадеживало лишь то, что влиятельные знакомые Питера из госдепартамента США пообещали как можно скорее добиться экстрадиции.