Иная. Песнь Хаоса - Мария Токарева

не поминали их лишний раз. Да ведь на них не нашлось бы управы! Вен Аур в истинной форме не поддавался описанию. Он был опасен. Даже теперь, в этом приятном облике, от него исходила опасность, сочилась дымом из-под светлой кожи.

– Сердца… – выдохнул он устало и грустно.

Котя обернулась к нему:

– У вас, как у зверей диких, все только зовом меряется?

«Кто же ты? Зверь или человек?» – терялась она в догадках, не ведая, как самой оценивать теперь Вен Аура. Он убивал с легкостью и жестокостью зверя, без наслаждения, но и без понимания неестественности этого деяния. Хотя защитить кого-то от врагов, если обладаешь силой, – что может быть естественнее? Во вред свои способности спутник еще ни разу не обращал. И Котя немного успокоилась. А вот Вен Аур мучительно раздумывал:

– Нет, не только зовом. Но если бы ты оказалась оборотнем, все стало бы понятнее и проще.

– Проще для тебя. Но не для меня.

– Ладно, пойдем дальше. Выбора у нас все равно нет.

«Выбора нет», – подумала Котя, тут же вспоминая свою деревню. Игор сказал, что наведывался туда, но никому не навредил. Верилось с трудом, хотя ватагу разбойников селяне всем миром отогнали бы, затворили бы ворота. Шевельнулось желание вернуться домой. Но тогда пришлось бы навсегда расстаться с Вен Ауром. И этого не хотелось.

– У меня нет. А ты можешь вернуться в Хаос.

Ведь у него и правда существовал выбор. Она бы вернулась домой к себе, а он – к себе. Тоже неплохой исход. И все-таки не этого желала Котя. Она знала: зов не отпустит их, заставит вновь разбираться в загадках мироздания. Или вновь заставит проходить тяжкие испытания.

– Не могу уже, пока не пойму, откуда на самом деле зов. Да и, Котя, теперь я переживаю за тебя. Ты мне стала другом, – отозвался с участием Вен Аур. Вновь с надеждой приподнялись брови, а мягкие черты лица исказила растерянность.

– Человек – друг созданию Хаоса? – недоверчиво ответила Котя, но все-таки оттаяла. Слишком уж она привыкла огрызаться, точно и из нее вырастили пугливую зверушку, а не человека.

– Почему нет? – ободряюще пожал плечами спутник.

– Надо помочь селянам в Дубочках, – отвлеклась от мрачных мыслей Котя, глядя на дым. Он уже почти иссяк, должно быть, пожар потушили.

– Да живы ли они вообще? Ох! Надо.

– А вы в Хаосе друг другу помогаете?

– Помогаем, так и выживаем. Друзей бережем, врагов едим, – все так же легко рассказал Вен Аур, вновь поразив Котю.

Но осуждать его не удавалось. Он просто не разумел, как живут люди.

«Что же он у меня? Вместо верного пса?» – подумала Котя, не понимая своего отношения к спутнику. Она не желала расставаться с ним, но связывало ли их то, что прочно связывает именно людей? Ведь к хорошей собаке или лошади тоже привязываются, не желая отпускать. Котя не любила усложнять, но на этот раз поняла, что все-таки без этого не обойдется. Предстояло многое осмыслить. Впрочем, Вен Аур нравился. Оба его воплощения. Даже после того, как она лицезрела, на какую жестокость он способен. Нет, ничего дурного он не совершил. Оба раза лиходеи получили по заслугам. Котя молча простила его.

Чувство это окрепло, когда они вернулись в Малые Дубочки, вернее, то, что осталось от несчастной деревеньки. Если раньше кривые темные избы хотя бы стояли, то теперь большая их часть распростерлась по земле сгоревшими дотла головешками. Тихо скулили собаки, оскаливаясь на перепуганных коз. Уцелевшая скотина норовила убежать в лес на милость голодным волкам. По пепелищу бродили старики и женщины с детьми, отыскивая хоть что-то уцелевшее из скарба.

«Жены-дети разбойников Однорукого? Эх… Жалко-то как их все равно», – подумала Котя. И ведь похищали ее лиходеи из этой ватаги, может, даже мужья этих горьких погорельцев. Да теперь никого не осталось, ни Игора с его теремом, ни Однорукого с бедной деревней. А несчастным людям предстояло как-то дальше жить и зимовать без запасов.

– Чем помочь вам, люди добрые? – первым начал разговор Вен Аур, бродя по сгоревшей деревне.

Он искал глазами старейшину с женой. Котя тоже боялась, что их убили первыми. Но покрытые копотью старики сидели возле чудом уцелевшей избы. Впрочем, у них сгорел амбар и сарай с сеном. Неспроста мучили Котю дурные предчувствия. Повезло еще, что они вышли на рассвете, разминувшись с Игором.

– Уходите! Вы зло нам принесли! – внезапно прошептала жена старейшины. Глаза ее безумно расширились, каждое слово точно вгоняло щепу под ноготь.

– Я убил лиходея Игора! Свободны вы теперь и от него, и от Однорукого! – нахмурился Вен Аур.

– Убил… ты же его и привел к нам! Лжецы! Сами вы разбойники и прелюбодеи, – выплюнула с отвращением старуха. – Беглая невеста… Ишь чего удумала!

– Игор меня у отчима выиграл бесчестно, дурман-травой его опоил, – попыталась оправдаться Котя.

Ее задело обидное прозвище. Ведь они с Вен Ауром не делали ничего предосудительного. Они еще разобраться-то не могли, кто зверь, кто человек. Но людская молва все извращает.

– Там, на дороге, наемники из Аларгата лежат мертвые, у них золото есть. Возьмите его, купите хотя бы зерна, муки себе на зиму! Вы имеете на это право после того, что сделал с вами Игор, – пытался советовать Вен Аур.

Но его не слушали. Или глаза его предательски блеснули слишком яркой зеленью.

– Уходите, а то рогатиной гнать будем! Как тварь из Хаоса поганую, – глухо погрозил старейшина, тряся своей неизменной палкой.

А потом несчастный дед заплакал. Пропала и его деревня, и сарай, и амбар, и банька, и запас дров, которые наколол Вен Аур. Котю охватила глухая тоска, она понимала, что никак не поможет этому горю. Их просили уйти – больше им ничего не оставалось. Тем более от обидных слов Вен Аур невольно сжимал кулаки, явно сдерживая свою звериную сущность.

– Пойдем, – только мягко дотронулась до его руки Котя.

Ее охватывала опустошенность. Только теперь она поняла, что больше за ней не гонятся призраки прошлого – ни Игор, ни Однорукий, ни долг отчима. Она теперь законно носила девичий венчик: не успела стать женой, потому не вдова.

– Да, пойдем, – кивнул Вен Аур.

Когда они покидали деревню, Котя заметила рядом с избой какое-то мерцание в снегу.

«Мой браслет», – догадалась она. Его, наверное, вытащили из разграбленной избы да выкинули в суматохе поджогов. Котя надела холодное украшение на левую руку и закрыла рукавом.

«Ну что же, отец, не из-за тебя ли за мной беды стелются шлейфом? – раздумывала Котя. – Или из-за того, что я избрана