Сансара - Дарина Гордина

«Это Воронов, он подарил Литвиновой театр!»

«Да все было изначально ясно — она лишь часть его пиар-кампании!..»

«Но зато какой информационный повод!»

«Что вы, прямой репортаж будет стоить гораздо дороже…»

К театру подъезжали все новые и новые машины, тех, кто не хотел очутиться на задворках истории. Прибывали все новые журналисты, светские львицы и мелкие тусовщики торопились на банкет. Костя, не скупясь, проливал реки шампанского и своего красноречия до голосового срыва. В душе он был далеко отсюда, он ликовал — черные откаты и белые расходы смешались, утонув в главном — в успехе мероприятия. Для разминки он сочинял в уме слоганы к сегодняшнему случаю. Получалось что-то вроде: «Презентация без банкета — что киллер без пистолета», «Покорение мира начинается с разлива!».

А вслух восклицал:

— А теперь, господа, поднимем бокалы за искусство! За счастливое детство! За братство между народами и мир во всем мире!

Костя понимал, что можно зачитать всю телефонную книгу, его уже давно никто не слушает. На десятой минуте банкет вышел из-под контроля, как Везувий. Музыканты Большого на совесть отрабатывали гонорар, народ пустился в пляс и разгул. Каждый занимал себя сам, тем, кому нужно было налаживать связи — имел уникальную возможность, кто мечтал напиться — пил, кто хотел на дурыку съесть тазик красной икры — накладывал ее ложками. Пресса брала интервью, и что было особенно ценно: каждый был счастлив по-своему.

Альберт Данилович сбился с ног, перебегая от Кости к Воронову, гак и не решив для себя, кто же из них ближе его «творческому гению».

Вандикоз Мурьянович уже пятнадцать минут пытался перехватить инициативу: с наполненным бокалом шампанского ему, несмотря на Костин самоотвод, никак не удавалось оказаться в центре внимания.

— Уважаемые граждане, сестры, братья, разрешите сказать тост! Ведь как все начиналось, я знал балерину Литвинову, когда она еще сама была, как вот эти дети, но мы тогда уже мечтали о театре… — Дальше было длинно и скучно, не интересно.

Застольные карты давно перемешались, Воронова отбросила от Эли толпа репортеров, которые дорвались наконец до политики.

Она с трудом отбилась от отряда журналистов и отошла за колонну, к окну, откуда хорошо было видно все происходящее. Вот ведь что интересно: Воронов совсем забыл о ней. После ее острых шпилек он на нее вообще не реагировал. Уединился с журналюгами и раздает интервью кому попало. А на нее ноль внимания! Все ясно как день — он использовал ее популярность в целях личного пиара! Если бы он оказался тэдом, было бы хорошо, она бы вызвала его на бой и убила! Эля пыталась проследить за ним отсюда, ей не давала покоя недосказанность. Нет такого повода, за который можно вот так легко и свободно несколько миллионов бухнуть на ее каприз. Любая пиар-кампания обойдется дешевле! Если бы это была роковая страсть, он бы появился сначала в театре с букетом, как все, зачем так уж миллионы выбрасывать. Ведь ни один бизнесмен просто так на ветер и копейки не потратит. Что все-таки стоит за этой маской «меценат Воронов»? Вот он оглянулся и заметил ее, ага, опять отвернулся, его интересуют только фотокамеры, он даже украдкой на нее не глядит! Значит, не страсть, что-то другое. Он просто играет в свою игру, хитрый обманщик! Эля еще не знала, почему обманщик и в чем заключается сама хитрость, но подчеркнутое невнимание восприняла как войну. Так прошел битый час ее полного игнорирования. Она ходила между гостей, улыбалась, принимала поздравления, обнимала Руслана Цагоева, кормила его тортом, но на этом празднике жизни чувствовала себя жертвой, а не хозяином. Журналисты ее атаковали, но она категорически не желала ни с кем разговаривать, не отвечала ни на один вопрос. Опять спряталась за штору и начала ощипывать растущий в горшке цветок, не замечая, как сыпятся на пол его лепестки. Похоже, ее простое задание: «Пробить кандидатуру Воронова на принадлежность к тэдам перерастало в запутанную лав-стори».

«Ах ты гад!» — Эльвира увидела из своего укрытия, как Воронов нагло заигрывает у нее на глазах с кокетливой журналисткой, которая извивалась перед ним с кинокамерой. Он оглянулся на Элю, как на пустое место, и обнял журналистку за талию!

«Ну что ж, черт с тобой! Все! Она уходит! Может быть, так оно и лучше! И больше никогда… И ни за что! Забирай свой театр, он мне не нужен!»

Эля, стараясь быть незамеченной, проскользнула к выходу и сбежала по ступенькам. Пусть только попробует к ней подойти! Это страшный олигарх-акула!.. Эля бросилась к машине, открыла дверь, как вдруг ее локоть сцепила знакомая стальная хватка.

— Добро пожаловать в мою! — Воронов насильно повел ее к белому лимузину, больше напоминающему длинную акулу, чем машину. — Ну, слава богу, вы созрели к поступку, а то я все жду-жду, когда вы уже наиграетесь!

— Я не участвую в опытах на людях и не позволяю их ставить на себе! — вырывалась из его рук Эля.

— Прошу прощения, мадам, но это похищение! — Воронов взял ее в охапку и закинул в свою машину. — Вас ждет корабль! Увлекательная прогулка на белом теплоходе — недавно купил, заодно и обкатаем!

КОРАБЛЬ ПЛЫВЕТ

В этот день сюрпризы для Эльвиры только начинались. Бывают дни безликие, как капли воды, ничем друг от друга не отличаются, а бывает один день, который так резко повернет жизнь на триста шестьдесят градусов, что и днем его назвать трудно: век или жизнь можно прожить и не в каждой жизни такой день случится. Воронов и Эля плыли на корабле, который был куплен специально для продолжения банкета. Она хотела отклонить все просьбы Романа Анатольевича, но испытанная ею сердечная горечь по поводу его якобы невнимания как сторожевой пес напомнила, что без него эта горечь будет грызть сердце постоянно.

«… Эта смертная тоска,Ты не скажешь брысь ей,Волчьей ягодой с куста —Надави и брызнет!..»

Эля знала таких мужчин — вцепится, не отпустит, а наскучит — выкинет, и ничем уже не вернешь его внимания. Все они любят неприступность, а потом в два счета пресыщаются. Таким людям необходимы препятствия.

Они стояли на борту под холодным ветром и делали вид, что наблюдают за природой. На самом деле их интересовало только одно — природа друг друга. Они с гудком отплыли от станции и пошли вверх по живописным берегам Москвы-реки.

Яхта, как и все, к чему прикасался Воронов, поражала воображение. Ослепительно-белая, новейшей конструкции, разработанная по специальному чертежу и заказу, она вызывала немой восторг. Все было продумано и механизировано до мелочей: от самовыдвигающегося трапа и смотровой площадки с телескопом, до спортивного зала и бассейна с горячей водой. Воронов понимал толк в наслаждениях. Три спальни, одна лично для него, с прозрачным потолком, в который можно смотреть на звезды, бар с дорогими винами, аквариум с морскими продуктами.

Справа и слева по борту проплывал обычный осенний пейзаж: последние мгновения третьего этапа бабьего лета. Красные тучи на фоне заходящего солнца, теплый ветер и холодные брызги от волн. Эля и Воронов стояли на палубе и любовались закатом. Оба чувствовали, как невероятная сила притяжения прыгает между ними, как маленький юркий предатель. Она хорошо скрывалась под маской враждебности и от этого становилась опасной. Это напоминало войну против себя самого. Но это и было тем самым острым ощущением, которое так искал Воронов. Нет у охотника радости от подстреленной дичи, если она дается ему без погони! Они некоторое время молчали: после долгой битвы в машине обоим хотелось помолчать, отношения плавно переходили в мирную фазу. Молчание получалось хорошим, наполненным, так молчат люди, которые могут и без слов разговаривать друг с другом.

Первым нарушил тишину Воронов:

— Как хорошо, что я вас похитил! Я так давно вот так не расслаблялся, все работа, люди!

— И вы для этого меня похитили, чтобы пожаловаться на жизнь?

— А разве это не достойное занятие для мужчины?

— А вы всегда похищаете девушек для того, чтобы вести душевные разговоры?

— Я, знаете ли, мечтаю, чтобы кто-то похитил и меня! Или хотя бы мое сердце!

— Это скука? Или пресыщение — болезнь миллионеров?

— Скорей тоска по идеалу!

— Не верю в эти мужские излияния! Вы, Роман Анатольевич, настоящий стратег! Вот только зачем вам понадобилась эта экзотика? В воздухе холодно, сыро, я могу заболеть!

— Очень хотелось увидеть вас в непривычной атмосфере, сломать, так сказать, стереотипы. Природа расслабляет…

— И женщина теряет бдительность… — Эля повернулась спиной к ветру, ее золотые волосы рассыпались, и ветер трепал их, как флаг корабля.

— Но грех на душу я не возьму, давайте пройдем в каюту! — Воронов жестом пригласил даму в заранее подготовленное помещение.