Григорий Распутин-Новый - Алексей Варламов

Но реальный Григорий Распутин едва ли укладывался в определения, которые она ему давала, и был от них еще более далек, чем от поэтических фантазий Клюева.

Тут важнее иное: что бы ни писали о Распутине писатели и поэты серебряного века, фигура сибирского крестьянина оказалась настолько значима, что мимо нее мало кто из них сумел пройти. В том числе и Блок написавший, казалось бы, и вовсе парадоксальное, но, быть может, самое точное: «Распутин – всё, Распутин – всюду». «Что-то нервы притупились от виденного и слышанного. Опущусь —и сейчас же поднимается этот сидящий во мне Р(аспутин). Конечно уж, в Духов день. Все, все они – живые и убитые дети моего века сидят во мне… Ночь, как мышь… глаза мои как у кошки, сидит во мне Гришка, жить люблю, а не умею».

ГЛАВА ПЯТАЯ

Первые шаги Распутина в Петербурге. Князь Н. Д. Жевахов о Распутине. Распутин и Иоанн Кронштадтский. Распутин и отец Роман Медведь. Мужик и премьер: столкновение с П. А. Столыпиным

Итак, дело о принадлежности Распутина к хлыстовской секте повисло и никаких последствий для подследственного пока не имело. Оно не было закрыто, ему просто не дали ход – оно лежало под сукном и ждало своего часа. А слава Распутина в Петербурге день ото дня росла, встречи с ним искали самые разные люди, но почти все мемуаристы признают, что в свой первый петербургский период сибирский паломник вел себя довольно сдержанно и его жизнь сильно отличалась от той, что позднее принесла ему скандальную славу.

«…он сам подолгу отсутствовал, а когда проживал в Петербурге, то вел образ жизни весьма скромный, мало принимал людей, редко показывался в каких-либо собраниях. О нем вообще мало говорили в городе, и круг его посетителей ограничивался таким разрядом людей, которые не имели доступа ко двору и передавали о своих впечатлениях от бесед со "старцем" больше в собственном тесном кругу, не выходя на широкую общественную арену и не давая пищи для газетных сообщений и пересуд», – писал Коковцов в книге воспоминаний «Из моего прошлого».

«В то время Распутин вел себя безукоризненно, не позволял себе ни пьянства, ни особого оригинальничанья. Распутин произвел на меня очень хорошее впечатление. Подобно доктору, ставящему диагноз при болезни физической, Распутин умело подходил к людям, страдающим духовно, и сразу разгадывал, что человек ищет, чем он волнуется. Простота в обращении и ласковость, которую он проявлял к собеседникам, вносили успокоение…» – вспоминал полковник Д. Н. Ломан.

«Распутин на первых порах держал себя очень осторожно и осмотрительно, не подавая виду о своих намерениях <…> Распутин не выходил из роли богобоязненного, благочестивого старца, усердного молитвенника и ревнителя православной Церкви Христовой», – отмечал Родзянко в своей книге «Крушение империи».

В Петербурге Распутин жил на разных квартирах. Сначала у Феофана, но потом, заскучав в его аскетичном жилище, переехал в дом действительного статского советника Лохтина, где излечил от тяжелого заболевания его жену Ольгу Владимировну, ставшую одной из самых верных и экзальтированных его последовательниц.

От дома Лохтиных Распутину было отказано мужем генеральши, по причине то ли действительной, то ли мнимой супружеской измены исцеленной женщины с ее врачевателем, и тогда странник переселился к журналисту Георгию Петровичу Сазонову, человеку с довольно изменчивыми политическими взглядами и извилистым жизненным путем. В конце XIX века Сазонов издавал газету левого направления «Россия». В этой газете был напечатан знаменитый фельетон А. В. Амфитеатрова «Господа Обмановы», направленный против царствующей династии, после чего газету закрыли, а самого Сазонова сослали в Псков. В дальнейшем, как писал о Сазонове С. Ю. Витте, журналист резко поправел, стал монархистом и на время примкнул к «Союзу русского народа».

«Когда крайние реакционеры перестали быть новинкой, и союзники, в значительной степени, потеряли свое влияние и силу, то он начал приближаться к тем лицам духовного звания, или занимающимся духовными проповедями – как архиепископ Гермоген, иеромонах Иллиодор и старец Распутин; в особенности он очень подружился с последним. Распутин останавливался у него на квартире и, когда приезжает в Петербург, живет у него на квартире, поэтому некоторые дамы великосветского общества, которые ездят к Распутину, у него бывают на квартире. В конце концов, он создал себе особое отношение к Распутину, нечто вроде аналогичного с содержателем музея, показывающего заморские чудовища.

Так как эти господа имели значительное влияние, а в особенности последний, то он и упер свое благосостояние на этом влиянии. Всюду он ходил, показывая Распутина; в разговорах уверял, что он имеет особую силу и особое влияние через Распутина, имел случай доказать это влияние и в результате добился следующего: он начал издавать журнал еженедельный "Экономист", журнал чрезвычайно посредственный… Как это ни удивительно, но несомненно, что Сазонов имел значительное косвенное влияние, держа в руках Распутина», – писал Витте, хотя трудно согласиться с тем, чтобы Распутина мог кто-то держать в руках.

Однако слухи о влиянии Сазонова на Распутина были настолько упорными, что на следствии 1917 года бывший министр внутренних дел А. Н. Хвостов говорил о том, что Сазонов «первый изобрел Распутина, первый пустил его в ход… Распутин служил у него, подавал галоши, был прислуживающим при редакции, и Сазонов потом влиял на него».

Все это было полной чушью, но – повторим – так создавалась легенда. Сам Г. П. Сазонов, чью жену впоследствии, так же как и жену Лохтина, подозревали в грехе прелюбодейства с Распутиным, показывал на следствии: «Прислуга наша, когда Распутин, случалось, ночевал у нас или приезжал к нам на дачу, говорила, что Распутин по ночам не спит, а молится. Когда мы жили в Харьковской губернии на даче, был такой случай, что дети видели его в лесу погруженным в глубокую молитву. Это сообщение детишек заинтересовало нашу соседку-генеральшу, которая без отвращения не могла слышать имени Распутина. Она не поленилась пойти за ребятишками в лес и действительно, хотя уже прошел час, увидела Распутина, погруженного в молитву».

И это свидетельство не единственное. Министр финансов Коковцов ссылается в своей книге на епископа Феофана, говорившего, что Распутин «доходил до такого глубокого молитвенного настроения», которое Феофан «встречал в редких случаях среди наиболее выдающихся представителей нашего монашества».

«Это раб Божий: вы согрешите, если даже мысленно его осудите», – приводил в своих мемуарах отзыв епископа Гермогена о Распутине князь Жевахов и так объяснял секрет распутинского успеха: «Петербургское общество, во главе со своими иерархами <…> чрезвычайно чутко отзывалось на всякое явление религиозной жизни, предпочитая ошибиться, приняв грешника за святого, чем наоборот, пройти мимо святого, осудив его <…> Когда на горизонте Петербурга показался Распутин, которого народная молва назвала "старцем", приехавшим из далекой Сибири, где он, якобы, прославился высокою подвижническою жизнью, то общество дрогнуло и неудержимым потоком устремилось к нему. Им заинтересовались и простолюдины, и верующие представители высшего общества, монахи, миряне, епископы и члены Государственного Совета, государственные и общественные деятели, объединенные между собою столько же общим религиозным настроением, сколько, может быть, и общими нравственными страданиями и невзгодами. Славе Распутина предшествовало много привходящих обстоятельств и, между прочим, тот факт, что известный всему Петербургу высотою духовной жизни архимандрит Феофан, будто бы, несколько раз ездил к Распутину в Сибирь и пользовался его духовными наставлениями…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});