Грани уязвимости - Екатерина Петровна Шумаева

этому помешать. А судя по сообщению от ее подруги, она собирается сделать именно это.

Останавливаюсь на мосту, возле озера и вижу ее, в голубом сарафане, на тонких бретелях. Ее волосы развиваются на ветру, а сама она стоит за перилами на мосту, держась только одной рукой, и смотрит вниз на воду.

Ее подруга, имя которой я не вспомню, даже если захочу, стоит, обливаясь слезами, и умоляет ее перелезть обратно.

– Стейси, я тут. – Говорю я, начиная приближаться к ней осторожно, шаг за шагом.

– Не подходи, или я прыгну. – Отвечает она. Поворачивается ко мне, и мне становятся видны слезы на ее глазах.

Ее щеки распухли, глаза заплаканы, волосы путаются, но она продолжает стоять.

– Пожалуйста, давай поговорим. – Говорю я и тут же понимаю, что я вообще не знаю о чем разговаривать с теми, кто решил попрощаться с жизнью. Да и вообще я не самый лучший переговорщик. А вдруг я скажу что-то не нужное? Вдруг я спровоцирую ее на дальнейшие действия?

Стейси игнорирует меня и продолжает стоять.

Пару часов она просто молча стоит, а я пытаюсь вывести на диалог ее всеми способами.

Потом, словно очнувшись от сна, она смотрит на меня и произносит:

– Я написала записку. Она в моей сумке. Прочти. – Просит она.

Я начинаю искать сумку по всему мосту, судорожно бегая из стороны в сторону. Как назло, тут редко ездят машины, а значит шанса на то, что проезжающие мимо люди вызовут службу спасения, нет. Я же, настоящий идиот, не подумал о том, чтобы позвонить самому. А теперь это не представляется возможным, потому что она заметит.

– Пожалуйста, давай я помогу тебе перелезть обратно и мы поговорим. – Говорю я, роясь в ее сумке.

– Не подходи или я прыгну. – Предупреждает она, словно готовясь к прыжку.

Я разворачиваю смятый лист бумаги, сложенный на четыре части. Вижу на нем капли слез, от них, некоторые слова искажаются, но я все равно прихожу в ужас, когда вникаю в смысл. Только этого мне не хватало.

« Дорогие родители, дорогая Синди. Я очень люблю вас и буду любить всегда, но я не могу так жить. Я не хочу жить в мире, где люди бросают друг друга, готовые променять человека, словно старые перчатки. Картер Харрис был именно таким человеком. Я любила его, а он издевался, бил меня, заставлял делать разные вещи ради него. Однажды, он чуть не избил меня возле бара, но какой-то мужчина вступился и ему крепко досталось. Его даже арестовали. Но он откупился от следствия и дело закрыли. Со стороны он кажется достаточно спокойным, но на самом деле, он настоящий монстр. В моей смерти прошу винить только его. Я больше не хочу так жить. Стейси.»

– Твою мать. – Не выдержав, ругаюсь я. – Стейси, какого черта, это же неправда! Тебе никто не поверит. Я сейчас сожгу это письмо. Давай, перелезай обратно. Что за спектакль ты устроила?

Я понимаю, что после случая с Амандой, ни единая душа не поверит мне, все поверят ей. И будь проклята Стейси, если попробует что-нибудь с собой сделать. Я демонстративно рву записку на мелкие кусочки и подбрасываю вверх. Возможно, это не совсем правильное поведение, рядом с человеком, который хочет попрощаться с жизнью, но она просто невыносима. Гнев застилает мне глаза, и я взорвусь с минуты на минуту. Эта стерва хочет оклеветать меня.

– Я написала три таких письма. Это было для тебя. Не поверит? Давай посмотрим. – Говорит она, отпускает руки и падает вниз.

Ее подруга пронзительно кричит, я скидываю с себя футболку и ботинки и перелезаю через перила.

– Не кричи, вызывай 911. – Кричу ей я и прыгаю за Стейси.

Оливия.

До прилета Чака три с половиной часа, а значит, нам пора выезжать в аэропорт, но телефон Картера не отвечает. Я слушаю гудки, потом оставляю, наверное, сотое сообщение на голосовую почту, и пытаюсь унять свое волнение. Он прилетает в Нью-Йорк, поэтому мне предстоит дальняя дорога туда и обратно, а я рассчитывала на то, что нас повезет Картер.

Надев белое хлопковое платье, я беру лист и пишу записку.

«Не дождалась тебя, уехала встречать Чарльза. До вечера.»

Обуваю сандалии и выхожу из дома. Сажусь в машину, и меня обдает жаром. Я включаю кондиционер и пытаюсь остудиться. Надо бы заехать и купить пару бутылок воды, перед дорогой.

***

Дорога оказалась долгой и мучительной. Ненавижу ездить в Нью-Йорк из-за пробок и проклинаю Чака за то, что он не захотел лететь с пересадкой. В Нью-Хейвен тоже летают самолеты, и полет составляет всего около получаса, но Чак так боится летать, что выбрал рейс без пересадок.

Радует лишь одно, что я ехала вдоль побережья и любовалась видом.

Я стою в аэропорту, ожидая своего друга и вижу, как он машет мне рукой. Улыбаюсь, и машу в ответ.

– Ты с шишкой? Эта прическа ведь называется шишка? – Спрашивает Чарльз, указывая на мои волосы. – Тебе идет.

– Спасибо. – Отвечаю я и ставлю ему балл за внимательность.

Вообще, я вышла из дома с распущенными волосами, но на улице такая жара, что мне пришлось собрать их как можно выше. Это не обычная прическа для меня.

– А где брат?

– Не знаю. – Отвечаю я. – Пойдем, я расскажу тебе все в машине. Тут платная парковка. Отличный загар.

Чак смеется, берет чемодан в другую руку и начинает катить. Представляю, как жарко сейчас в Палм-Спрингс, ведь он одет в белую футболку и шорты. Мы с Картером даже поспорили, прилетит ли он в костюме и рубашке. Он проспорил мне желание. Чак приехал не в брюках. И так одетым я вижу его впервые.

Подходя к машине, я снова набираю номер телефона Картера, но вместо гудков слышу автоответчик. Или он специально отключил телефон, или что-то случилось. Начинаю переживать еще больше, но Чак как может отвлекает меня рассказами о том, как классно провел месяц.

Мы садимся и едем домой, слушая последний альбом «Florence and the Machine». По пути домой, я оставляю еще несколько сообщений Картеру, но он не перезванивает.

Зайдя домой, я вижу, что его не было дома. Мысленно прикидываю, шесть часов на дорогу туда и обратно, пара часов дома. Его нет уже целый день.

– Может нам нужно позвонить в полицию? – Спрашиваю я, волнуясь.

– Не стоит, прошло слишком мало времени. – Отвечает Чарльз. – Давай подождем еще.

Я хожу из стороны в сторону, не могу ни сесть, ни перекусить. Мое волнение нарастает с каждой минутой, когда открывается