Загадать желание - Ольга Кай

Неширокая коса выходила почти до середины озера и заканчивалась круглым островком. Вот туда-то и привела нас тропинка. Мы остановились под взглядами множества глаз, держась за руки.

– Доброй ночи всему честному народу, – громко произнес Леон и поклонился. Мы последовали его примеру.

– Доброй ночи! Доброй ночи! – послышалось отовсюду, в разнобой и на разные голоса. Лягушки заквакали, словно засмеялись. А потом кто-то сказал, и остальные подхватили: – Тише! Тише!.. Тише…

И смолкли.

Прямо напротив нас на берегу возвышалось огромное дерево с неохватным стволом, узловатыми могучими ветвями и густой кроной, в которой мерцали мелкие блестки светлячков. В последних лучах заходящего солнца на его коре проступили очертания человеческого тела, и на траву шагнул мужчина – плечистый, бородатый, в простых полотняных штанах, рубахе да меховой безрукавке. Подошел к воде и сел, скрестив ноги.

– И вам доброй ночи, гости дорогие, – его голос был негромким и напоминал шелест ветра в листве, но в напоенном влагой воздухе отчетливо слышалось каждое слово. – Длинный вы путь проделали, да и впереди ждет дорога нелегкая. Говорите, зачем пришли.

– Здравствуй, хозяин леса, – догадавшись, кто перед ним, Леон вышел вперед, отпустив Алинкину руку. – И вы здравствуйте, жители лесные и водные. Мы пришли к вам за помощью, чтобы вместе с общей бедой бороться.

– Это с какой такой общей? – раздался скрипучий голосок болотной кикиморы.

– Вы, верно, и без нас знаете, что в мире делается, – ответил Леон. – Церковники с колдунами власть делят, одни людей за ведовство камнями и плетьми наказывают, другие на дорогах и тропах ловушки ставят. А князь ни одним, ни другим перечить не решается. Люди теперь живут по указке, вас, извечных своих соседей, кого раньше о помощи просили, гонят отовсюду. А из чужого города зараза ползет во все стороны, землю и воду отравляет, и некому без вас ее сдерживать.

– Некому, – поддакнул старый водяной. – Русалок моих перебили, так река и погибла от черного яда.

– Люди сами виноваты, – крякнула кикимора.

– Люди виноваты! – поддержала ее золотоглазая дочь леса, так похожая на ту, что притворялась Алиной. – Если бы нас не прогоняли, если б не убивали, мы бы сумели справиться с ядом, ползущим из другого мира. Это люди виноваты!

– Люди, люди… – зашипели вокруг, но хозяин леса поднял руку, и все смолкли.

– Говори, сын каменного воеводы, – сказал он.

Солнце спряталось, и в наползающей тьме над водой медленно раскрывались маленькие бутоны ночных цветов. От них исходил мягкий голубоватый свет. Алина вынула из кармана подарок водяного и бережно держала сияющий цветок-звезду в ладонях.

– Люди виноваты, – повторил Леон, соглашаясь. Его голос стал холодным, чужим. – Но и вы сами не слишком много сделали, чтобы всего этого избежать. Почему забавы ради пугали крестьян, заблудившихся в лесу и забредших к ночи на болото? То в чащу кого заманите, то в речке утопите.

Русалки захихикали.

– Не токмо забавы ради, – подал голос мохнатый лесовичок с длинным сучковатым носом. – Но и для наущения. Если дурак почем зря зверей стреляет, не для пропитания, а так, для азарту, или деревья ломает, силушкой своей похваляясь, такому самое место деревом у ручья стоять, воду охранять. Или мшистой корягой у болота людей пугать, чтобы в самую топь не залезли.

– Кто вам хорош, а кто нет – люди о том не знают, и потому боятся, – Леон обвел взглядом собрание и снова обернулся к хозяину Заповедного леса. – Мы хотим, чтобы колдуны вернулись в свой мир, чтобы больше не было ни покинутого города, в котором оселилось зло, ни всемогущих пришельцев, помогающих церковникам в борьбе за власть. Мы хотим найти шар желаний и с его помощью вернуть все на свои места. Пусть нам придется нелегко и после, но все же без помощи колдунов церковникам сложнее будет подчинить себе и городских властителей, и князя. Да и чудеса людям они больше не смогут показывать, выдавая их за свои. А когда пришельцы вернутся в свой мир, вы тоже сможете вернуться в свои леса и озера, в поля и реки.

– Но вы не знаете, где искать, – златоглазая дочь леса не скрывала пренебрежительной ухмылки.

– Шар может находиться в заброшенном городе, – Леон оглянулся, посмотрел на нас, пожал плечами. – Пока это единственная догадка.

– В чужом городе? Вы пойдете в чужой город? – послышались отовсюду голоса, полные не страха – отвращения. – В том городе живет зло… Оттуда никто из людей не возвращался.

– Его охраняют стражи, мимо которых трудно пройти, – снова заговорил старый водяной. – Чужие города, появляясь на нашей земле, питаются жизнью живущих на ней, пьют ее силы. Получив жертву, зло из запретного города станет сильнее, потому стражи и не пускают туда любопытных дураков.

Наступила тишина. Я вспомнила стража, встреченного мной и Алиной еще зимой, в покинутой жителями деревне на месте аномалии. Тогда мы приняли его за Леона…

– Вы хотите, чтобы стражи пропустили вас к запретному городу? – прозвучал тихий голос хозяина леса.

– Да, – ответил Леон, и мы с подругой, все еще держась за руки, молча кивнули, подтверждая.

– А знаете ли вы, что ваши замыслы – не тайна для тех, кто захочет помешать?

– Догадываемся, – пробормотал за моей спиной Арис.

– Своими силами не справитесь.

– Да, – повторил Леон. – Нам нужна ваша помощь.

– Что ж, – хозяин леса склонил голову. – Мы подумаем.

– Подумаем… подумаем… – эхом разнеслось над озером.

– Завтра в это же время вы придете сюда и узнаете наше решение. Но сперва я хочу спросить у всех, кто собрался здесь: нет ли у кого-то из вас причин не верить этим людям? Или кто-то хочет пожаловаться на несправедливость или обиду, ими нанесенную?

Возможно, этот вопрос – лишь дань традиции, потому что мне сложно было представить, чтобы кто-то из собравшихся здесь существ мог на нас пожаловаться: уж слишком мало мы общались. И хорошо. Осинки хватило… Кстати, а нет ли ее поблизости?

Я вытянула шею, вглядываясь в полутьму, рассеиваемую голубоватым свечением волшебных цветов, присматриваясь к дочерям леса. Сейчас они прятались в тени деревьев, но Осинку я бы заметила сразу, еще засветло. Нет, вряд ли…

– Есть! – сказал вдруг старый водяной. – Есть жалоба.

И, с молчаливого согласия хозяина леса, махнул рукой. Послышался легкий всплеск, возле русалок из воды появилась еще одна – чуть ниже других ростом, светловолосая, миловидная, с большими темными глазами и пухлыми губками. Одетая только в венок из листьев каких-то водных растений, она медленно прошла вдоль берега и остановилась напротив островка.

– Помню тебя, сын каменного воеводы, – негромко произнесла она.

– Он – твой обидчик?

Русалка покачала головой.

– Нет. Мой обидчик – тот, кто прячется за чужими спинами, – она улыбнулась, взмахнула ресницами. – Узнаешь меня, змеиный брат?

Горыныч отодвинул нас с подругой в сторону и вышел, встав рядом с Леоном.

– Нет, не узнаю.

Она провела рукой у лица. Алинка ахнула – на безупречном лице русалки проступил темный след через нос и щеку – словно лезвием полоснули.

– А теперь узнаешь?

– Нет, – повторил Арис.

– И про озеро Пруток не знаешь? Не был? И друзей не водил?

– Озеро помню, – ответил Горыныч.

– А меня, значит, забыл? – она обернулась к хозяину леса. – Он! Он – мой обидчик! Мы с сестричками при полной луне на берег выбрались хороводы водить, а тут Марьянка говорит, что молодцы в зарослях прячутся. И все как будто не уродливые, а один так особливо пригожий, – русалка стрельнула глазками в сторону Леона. – Мы их, как водится, выманили да в воду потянули, а тут один как выскочит, как начнет ручищами размахивать. Сестричек раскидал, мне лицо оцарапал. Мало, что друзья его нам хоровод испортили, так и после потехи не вышло!

– Хороша потеха! – не выдержал Арис.

– А чем плоха? – русалка наклонила голову, серебряные отсветы заструились по светлым прядям. – Нечего было в нашу ночь на озеро приходить да подглядывать. Знали ведь…

– Зря ты его обидчиком своим назвала, – вдруг заговорил Леон. – Ведь и я там был. И мои друзья. Арис нас отговаривал на озеро идти, так что его вины в том нет. И если он поранил тебя, так нечаянно, потому и не вспомнил.

– Чаянно или нет – дела не меняет, – красавица передернула обнаженными плечиками. – Он, говоришь, не помнит, а я после той ночи долго не могла на берегу показаться, пока водица-матушка рану заглаживала, чтобы лицо стало, как прежде, без следов, без изъянов.

Она улыбнулась, темный след пореза вмиг пропал, словно растворился в белизне безукоризненной кожи.

– Что скажешь в свое оправдание? – спросил хозяин леса.