ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер

Не сумев помешать формальному введению в должность директора Центральной разведывательной службы, Гувер проник в только что созданное разведывательное управление и занялся в нем вредительством.

Гуверу позвонил полковник Билл Куинн с просьбой помочь ему в создании нового центрального разведывательного корпуса для тайных операций и ведения шпионской работы. Полковник столкнулся с жестким противодействием со стороны действующих военных, которые сказали ему, что его организация кишит коммунистами. В ФБР имелись досье, полные слухов о том, что Центральная разведывательная служба нанимает на работу «красных».

Держа в руке фуражку, Куинн пошел к Гуверу. Вот как полковник вспоминал об этом:

— Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил Гувер[205].

— Господин Гувер, — сказал Куинн, — вот простой ответ на ваш вопрос: выяснить, есть ли в моей организации коммунисты.

— Что ж, мы можем это сделать, — согласился Гувер.

— Пока вы делаете это негласно, не могли бы вы проверить их на причастность к криминалу?

— Хорошо.

— Прежде чем мы решим, как это сделать, для потомков и для максимального сотрудничества я хотел бы попросить вас прислать мне представителя, который стал бы вашим посредником в контактах с моей организацией.

При этом Гувер чуть не выпал из кресла, как вспоминал полковник. «Я знаю, что творилось в его голове, — рассказывал Куинн. — Он, вероятно, думал: «Боже мой, этот парень напрямую просит, чтобы проникли в его организацию».

Куинн только что пригласил Гувера шпионить за его шпионами. Такая связь была проникновением. Ты пожимаешь руку собеседника правой рукой, а левой обчищаешь его карман.

Бюро изучило политическую лояльность десятков офицеров Центральной разведывательной службы, многие из которых были взяты туда именно из-за своих российских или восточноевропейских корней, что делало их подозрительными в глазах Гувера. Первые три директора Центрального разведывательного управления просили Гувера дать им опытных офицеров ФБР, обеспечить практическое обучение сотрудников, предоставить официальные донесения, имена и описать характер надежных осведомителей и завербованных иностранных агентов. Гувер испытывал удовольствие, отклоняя их просьбы.

В нем теплилась обида на то, что его не допустили к разведывательной системе, охватывающей весь мир. Он стремился вновь обрести свое исключительное положение.

«Время какой-то истерии»

По просьбе Гувера адмирал Сауэрс написал президенту Трумэну 17 апреля 1946 года: «Крайне необходимо, чтобы Федеральному бюро расследований было разрешено продолжать осуществлять свои функции по обеспечению безопасности… в странах Западного полушария — Лондоне, Париже, Риме, Маниле, Токио и американской зоне Германии. Миссия обеспечения безопасности, которую оно выполняет, может быть проиллюстрирована канадским расследованием в Оттаве, которое затрагивает также и Соединенные Штаты, и Англию»[206].

«Канадское расследование» должно было начать разоблачать масштабы советского шпионажа в атомном арсенале Америки.

Дело началось с недобросовестности тридцатишестилетнего лейтенанта Красной армии Игоря Сергеевича Гузенко, который был одним из сталинских шпионов в канцелярии советского военного атташе в Оттаве (Канада). Он был шифровальщиком, который занимался секретными телеграммами и шифрами. Однажды вечером он выбросил два черновых варианта зашифрованных сообщений в Москву. Уборщица, которая отвечала за режим безопасности, нашла скомканные сообщения и доложила об этом послу. Наказанием за нарушение правил безопасности в сталинской секретной службе были ссылка в Сибирь или смерть. Гузенко собрал все секретные телеграммы, которые смог унести, и бежал, спасая свою жизнь. Он провел три дня в бегах, прежде чем убедил офицеров канадской Королевской конной полиции защитить его.

Атташе по юридическим вопросам от ФБР в Оттаве участвовал в допросе Гузенко. Вскоре Гувер послал семьдесят пять агентов заниматься этим делом.

Дело Гузенко вскрыло четыре факта: Оттава была командным центром советской шпионской сети во всей Северной Америке. Советы внедрили шпиона в Госдепартамент. Британский физик-ядерщик по имени Алан Нанн Мей проник в Манхэттенский проект по заданию Москвы. Кража секрета атомной бомбы была первоочередной задачей советской разведки.

Еще один перебежчик из мира советской шпионской сети теперь был в руках ФБР. Его имя было Элизабет Бентли; она была преданной американской коммунисткой. Впервые она попыталась наладить контакты с ФБР в 1942 году, но Бюро не поверило ей на слово. Она путано объясняла, почему перешла на сторону врага.

«Она была настоящей сумасшедшей, — сказал специальный агент ФБР Джек Данахай, который не один год работал с этим делом. — У нее были фанатики-любовники — фашисты в Италии и коммунисты в Соединенных Штатах»[207]. Когда она обратилась в ФБР, «она старалась очаровать каждого агента в конторе, с которым разговаривала… Нас это беспокоило. Но, послушайте, осведомителей мы находили не в монастырях, знаете ли».

В Бюро всегда были сомнения в отношении Бентли. Она была алкоголичкой, но обладала хорошей памятью, когда была трезвой. Ее история была странной, но вот что было правдой: Бентли была тайным агентом, служившим в сети советских шпионов. Она назвала имена — всего восемьдесят, хотя ни один из этих людей не попал в тюрьму за шпионаж и лишь двое были осуждены за какое-то преступление.

Гувер решил принять признания этой эксцентричной отступницы.

Ее откровения позволили ФБР начать выявлять очертания советской разведывательной сети, которая на протяжении двенадцати лет старалась проникнуть в правительство Соединенных Штатов. После того как ФБР поверило в честные намерения Бентли, Гувер откомандировал 227 агентов на это расследование. Но он уже поделился сутью этого дела со своим британским коллегой-разведчиком в Вашингтоне. Это сообщение было передано в Лондон, а затем отправлено в Москву благодаря Киму Филби.

Советы быстро предупредили Филби об опасности. Они приказали большей части своих разведчиков с военных времен покинуть Соединенные Штаты и оборвали связь со многими из своих сетевых агентов. Когда сотрудники ФБР начали искать советских шпионов, они обнаружили, что пытаются поймать арканом тени.

Президент Трумэн прочел следующий доклад Гувера Белому дому 29 мая 1946 года с недоверием.

«В Вашингтоне существует разветвленная советская шпионская сеть»[208], — написал Гувер в «личном и конфиденциальном» сообщении президенту и министру юстиции. «В нее вовлечен ряд высокопоставленных правительственных чиновников, имена которых будут приведены ниже». Некоторые имена в списке поражали. Среди подозреваемых были заместитель госсекретаря Дин Ачесон и бывший помощник министра обороны Джон Дж. Макклой — два столпа американского истеблишмента, антикоммунистические взгляды которых никогда не ставились под сомнение.

Министр юстиции и этому не поверил. «Это было время какой-то истерии»[209], — сказал Кларк. Но он учился принимать власть тайной разведки Гувера всерьез. Он обнаружил, что Гувер и за ним ведет наблюдение. «Когда бы ни приходила обо мне в министерство какая-нибудь уничижительная информация, они помещали ее в ту папку, — сказал Кларк. — Это было возмутительно».

«Нам следует помериться силами»

Гувер продолжал пытаться убедить Белый дом в том, что сталинские шпионы стремятся украсть у Америки секрет атомной бомбы. Его побуждал к этому начальник разведки ФБР Мики Лэдд — сын американского сенатора из Северной Дакоты. Лэдд призывал к тотальной, открытой войне с коммунизмом, включая массовые аресты и задержания людей, подозреваемых в подрывной деятельности, в рамках контрразведывательной деятельности. Лэдд хотел внести каждого из приблизительно 80 тысяч членов Коммунистической партии Соединенных Штатов в тайный «алфавитный указатель безопасности» ФБР. Оказавшись однажды занесенными в него, они могли быть арестованы по ордеру на массовые аресты «в случае крайней необходимости»[210].

Гувер согласился. Не сообщая о существовании «алфавитного указателя безопасности», он сказал министру юстиции генералу Кларку, что ФБР собирается «более интенсивно проводить расследование деятельности коммунистической партии» и «составить список всех членов коммунистической партии и тех лиц, которые были бы опасны в случае разрыва дипломатических отношений с Советским Союзом»[211]. В самых простых выражениях Гувер написал, что политический кризис может привести к необходимости «немедленно задержать большое количество американских граждан».