Скиф - Николай Коробков

— Только оно ничего не стоит, если за него тебе не поручится Палак.

— Палак? Быть может, ты лучше осведомлен, но у меня есть полная уверенность, что в течение ближайшего года он не сможет напасть на город. А я рассчитываю вернуть долг в течение этого года. В три срока.

— Ты азартный человек. А я не вижу никакого смысла рисковать.

Грек казался озабоченным и обдумывал что-то.

— Если ты отказываешься, то и я не пойду на это. Но я думал: тридцать четыре процента — какой рост за год!

Адриан посмотрел ему в глаза.

— По сорок восемь процентов я дал бы половину суммы. Но не городу, а тебе лично. Я знаю, что ты сумеешь все это оправдать.

Грек изогнулся, как будто его ущипнули в бок.

— Ты шутишь! За сорок восемь процентов можно занять любую сумму в Риме, под самое подозрительное обеспечение.

— Ну вот я и предлагаю тебе по сорок восемь процентов.

Кезифиад закусил губу.

— Не могу же я предложить это моему родному городу?

Но Адриан уже пересматривал какие-то таблички.

— В твоем банке есть, кажется, небольшой вклад, сделанный мною. Ах да, вот — десять талантов...

Не отрывая глаз от табличек, он продолжал смотреть дальше.

— У меня есть должник, жрец Эксандр. Ты имел с ним какие-нибудь дела?

— Да, он один из вкладчиков банка.

— Ах так! Этот вклад — он не так быстро его возьмет. Если мне понадобится произвести взыскание, я могу быть уверенным, что деньги лежат у тебя?

Банкир сильно потер заросшую седеющими волосами щеку.

— Конечно, конечно, — искренним тоном сказал он и добавил: — Мне пришла в голову новая комбинация. Действительно, может быть, мне удалось бы обеспечить тебе сорок процентов, несмотря на то, что от города я получу не больше тридцати четырех.

— Сорок восемь, — настойчиво сказал Адриан, — или — и я больше не буду возвращаться к этому вопросу — сорок пять. Но вместо этих трех процентов тебе, быть может, придется исполнить одно мое маленькое требование. Подумай. Ответ послезавтра. Кстати, на днях у меня будет пир — я буду рад тебя видеть; о времени ты будешь извещен особо.

Кезифиад вышел.

— Объяви остальным, — обратился Адриан к секретарю, — что я буду принимать сегодня вечером. Клиенты пусть остаются, чтобы сопровождать меня в город.

Он приказал вызвать домоправителя и главного повара и предался заботам об устройстве пира. Он должен быть таким, чтобы его надолго запомнили. Пусть не только херсонаситы, но и Люций, привыкший к римской роскоши, будет удивлен и увидит настоящее богатство.

План обсуждался долго. За некоторыми редкостными продуктами, которых не было в Херсонесе, приказано было отправить специальных посланных. Повар должен составить смету расходов и передать казначею; домоправитель — озаботится всеми необходимыми распоряжениями; секретарь — составит списки приглашенных.

Адриан почувствовал аппетит. Прежде чем отправиться в город, он пообедал в обществе нескольких приглашенных и клиентов, по очереди являвшихся к столу, и прослушал похвальную оду, сочиненную в его честь местным поэтом.

Он был в хорошем настроении. Выйдя из дому, прежде чем сесть в носилки, он решил сделать тысячу шагов пешком, чтобы улучшить пищеварение. Клиенты, отпущенники и рабы, двигаясь за ним, окружали его атмосферой обожания и лести. Он был доволен, что не испытывает никаких болей ни в желудке, ни в сердце. Приятное чувство благосостояния и самоуверенности наполняло его.

На улице было жарко. Чтобы напрасно себя не утомлять и не разгонять нежной, медленно охватывающей его дремоты, он лег в носилки и велел нести себя вдоль города по направлению к Прекрасной Гавани, а затем, после прогулки, — к дому Люция Фламиния.

VI

Главк разложил по чашкам кашу, посыпал солью, разрезал и разделил луковицы и полил груду зеленого салата оливковым маслом. Порцию Орика он приготовлял отдельно, потому что тот, по скифскому обычаю, ел только пресную пищу и никогда не употреблял соли.

Главк всегда следил за тем, чтобы обед проходил чинно, и не переносил, если кто-нибудь начинал есть раньше других.

Пятеро рабов, кружком сидевшие на земле, нетерпеливо ждали, чтобы он кончил свои приготовления, но он не торопился. Полив на черные от земли руки немного воды, он взял сосуд с вином, набожно прочитал молитву и сделал возлияние в честь богини Девы. Потом он разбавил вино в большом кратере, подлив туда три четверти воды, и предложил начинать.

Все ели молчаливо и сосредоточенно, вытирая руки о траву — в теплое время года не уходили обедать в казарму, а готовили и ели тут же, среди поля, на месте работы.

После такого обеда Орик всегда чувствовал себя полуголодным. Дома он привык есть жирное и сытное мясо, и все эти кушанья из травы плохо его насыщали. От салата он вовсе отказывался; поэтому Главк клал ему каши больше, чем другим, а в праздничные дни, когда рабам к обеду давали мясо, всегда уступал ему свою часть.

Съев свои порции, люди легли отдохнуть на траве. Была середина дня, и к этому времени все уставали, так как уходили на поле с восходом солнца.

Неожиданно за изгородью появился человек и стал делать какие-то знаки. Он стоял далеко и прятался в тени дерева, но Орик, обладавший таким же острым зрением, как и раньше, узнал в нем Биона, одного из участников заговора, собравшего много сторонников среди рабов архонта.

Орик удивился. Обычно никто из друзей не приходил к нему таким образом, — это могло обратить на себя внимание и, во избежание подозрений, они встречались всегда в условных местах в часы, свободные от работы.

Орик встал и пошел к изгороди, за которой прятался Бион, но тот вел себя как-то странно. Он махал руками, требуя, чтобы Орик поспешил, и почти не скрывался. Он даже не стал дожидаться, перепрыгнул через изгородь и побежал навстречу Орику. У, него было возбужденное лицо и блестящие глаза; под невольничьим плащом виднелся широкий обоюдоострый меч.

— Ты ничего не знаешь? — быстро заговорил он. — Все погибло или мы, наконец, будем свободны. В городе восстание.

Орик схватил его за руку.

— Кто осмелился? Все погибнет наверное. Никто не был предупрежден об этом. Может быть, это случайно и не наше?

— Случайно, но благодаря нам. Все уже были доведены до крайнего возмущения. Начал Лизандр из гавани. Даже не он; началось внезапно, из-за осужденных. Их вели на казнь. Народ вмешался, а он отправил потом своих на помощь и послал сказать мне, что началось восстание. Большинство из наших еще ничего не знают.

— А полиция? Восстание только в гавани? Все равно, они погубили наше дело.

— Восстание везде: и в городе, и в гавани. Уже много убитых. Пойдем, я собрал своих людей. На твою долю найдется меч.

— Да, я сейчас. Подожди меня здесь.

Орик быстро вернулся к оставшимся товарищам и сказал:

— На город напали неприятели. Говорят, что они высадились в бухте. Начинается война, идемте смотреть.

Потом он отозвал в сторону одного из рабов.

— Беги и объяви нашим, что началось. Пошли сказать в соседние усадьбы. Мы идем к гавани. Берите оружие и нагоняйте нас.

Он сделал движение, чтобы идти, но остановился в нерешительности.

— Скажи, чтобы дом нашего хозяина не трогали. Пусть никто даже не подходит к, нему. Я первый войду туда, когда вернусь. Это мое. Слышишь?

Вдруг его лицо сделалось свирепым.

— Скажи — всякому, кто здесь осмелится что-нибудь сделать, я сам перережу горло. Иди.

Потом он поспешил к Биону. Пока они бежали к месту сбора отряда, Орик расспрашивал о положении в городе. Посланный Лизандром человек знал все подробности.

Волнения начались неожиданно. Несколько рабов было присуждено к смерти за убийство полицейского, но, когда их вели на казнь, толпа окружила их, избила военную охрану и освободила осужденных. В дело вмешался проходивший патруль и стал рассеивать толпу. Люди бросились бежать, началась давка. Некоторые бросались к воротам и прятались во дворах. Прибыл новый наряд полиции и начал осаждать дом, где заперлись осужденные и освободившие их товарищи. С другой стороны переулка собирались люди, сначала не решавшиеся вмешиваться в дело. Но постепенно возбуждение среди них росло, они начали бросать в полицейских камнями.

Внезапно распространился слух, что в городе восстание. На улицах появились невольники, бросившие свои работы и бежавшие к порту; некоторые из них оказались вооруженными и собирались в отряды. Скоро полицейские, осаждавшие дом, подверглись сильному натиску; одни из них были убиты, другие обратились в бегство. Ободренная успехом все увеличивавшаяся толпа бросилась за ними, опрокинула попавшийся навстречу небольшой конный отряд и, руководимая Лизандром, устремилась к центру города. Присоединялись не только рабы; захваченные общим настроением граждане кричали, что они идут бороться за свободу против магистратов, стремящихся установить в Херсонесе тираническое правление.

Восстание началось настолько неожиданно, что толпа почти не встречала сопротивления. Она захватывала попадавшихся ей полицейских, отбирала оружие у воинов и только перед зданием Городского Совета столкнулась с сильными отрядами, охранявшими площадь и сделавшими попытку остановить движение.