СССР — Империя Добра - Сергей Кремлёв

Так же как:

Ночь коротка, спят облака,И лежит у меня на ладони незнакомая ваша рука…

Пели это:

Прощайте, скалистые горы,На подвиг Отчизна зовёт,Мы вышли в открытое море,В суровый и дальний поход.А волны и стонут и плачут…

И это:

Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат…

В Стране Советского Добра в любой компании достаточно было начать любую песню Великой Войны, и её тут же подхватывали — не надо было напоминать ни мелодию, ни припев — их знали все, потому что все были гражданами одной великой Родины и хотели одного, и думали об одном.

Это ведь было!

Да во многом и есть — несмотря на все усилия ельциноидов всех возрастов и уровней.

* * *

Я МНОГО мог бы ещё написать о той войне Страны Добра с силами Мирового Зла, на стороне которых воевали, между прочим, и наши якобы «союзники», немало поспособствовавшие тому, чтобы Россия вышла из войны максимально ослабленной. Они делали так и потому, что всегда ненавидели Россию, но особенно потому, что теперь она была Советской Россией.

Я мог бы написать ещё много, но пора переходить, пожалуй, к новой главе, а я хотел бы коснуться ещё одной стороны войны — того, как работала во время неё советская наука.

Но вначале я позволю себе привести автоцитату из своей книги «Россия и Германия: вместе или порознь?» — то место, которое будет полезным для уяснения положения науки в царской России и в Советской России:

«…В январе 1917 года профессор Богданович на заседании Комиссии по изучению производительных сил России, созданной при Императорской академии наук стараниями академика Вернадского, делал доклад „О месторождениях вольфрама в Туркестане и на Алтае“.

Шла война… Вольфрам — это быстрорежущая сталь и, значит, возможность удвоенного выпуска шрапнели.

Богданович закончил сообщением:

— Итак, господа, для изучения туркестанских руд необходимы 500 рублей.

— А наш запрос в правительство? — поинтересовался профессор Ферсман.

— Недавно получен очередной ответ — денег в казне нет. Собственно, господа, как вы знаете, правительство отказывает нам вот уже два года.

…Богданович не оговорился, и здесь нет описки. У царизма не находилось пятисот рублей на экспедицию. А по росписи государственного бюджета на 1913 год последний царь России Николай II получал 16 миллионов на нужды Министерства Императорского двора, да ещё 4 миллиона 286 тысяч 895 рублей „на известное его императорскому величеству употребление“. И это — не считая его доходов от личных земель и прочего. И это — только царь, а ведь была ещё и свора великих князей и прочих бездельников из „августейшей фамилии“.

Богданович уныло поблёскивал очками, и тогда встал академик Крылов — математик и кораблестроитель. Тоном твёрдым и раздражённым одновременно он сказал:

— Что касается Туркестана, тут всё просто — вот пятьсот рублей. Для спасения армии, погибающей от отсутствия снарядов.

— А Алтай? — не унимался Ферсман.

— С Алтаем сложнее… — Крылов задумался, потом ответил: — Карл Иванович не указал, что рудники находятся на землях великих князей Владимировичей…

И вдруг взорвался:

— Это чёрт-те что! Царская семья захватила в свои руки ещё и вольфрамовые месторождения Забайкалья! Вот где уместны реквизиция или экспроприация…

Неловко протиснулась в заседание комиссии тишина, но тут же перешли, впрочем, к другому вопросу. Насчёт пятисот рублей было занесено в протокол, а насчёт династии…»

Этот эпизод полностью документален, и лишь беллетризован мной — я развернул данные протокола в диалог. Так было в царской России в самый критический для неё период Первой мировой войны.

А вот как выстраивались отношения науки и высшей власти во время Великой Отечественной войны. Все ниже приводимые данные, включая хронологию, взяты мной из изданного в 1996 году издательством «Наука» сборника очерков, воспоминаний и документов «Наука и учёные России в годы Великой Отечественной войны. 1941–1945…» тиражом 1000 (одна тысяча) экземпляров. Этот сборник не является ни особо ярким, ни особо представительным, ни даже объёмным — менее трёхсот страниц. При этом составители сборника особой любви к СССР явно не питали, что следует из названия, в котором фигурируют ученые России, а не СССР. Что ж, тем более ценной для признания советской силы Страны Добра оказывается информация из этого сборника.

Уже 10 июля 1941 года Государственный Комитет Обороны создал Научно-технический совет с широкими полномочиями под руководством С. В. Кафтанова. Военная перестройка тематики научных учреждений была проведена по академическим учреждениям к 1 июля, а по вузам — в сентябре 1941 года. В целях обеспечения наилучших результатов наряду с традиционными формами деятельности научных коллективов вводилась новая форма работы в рамках комиссий и комитетов. Они объединяли учёных и специалистов различных учреждений и ведомств и помогали решать все проблемы оперативно и результативно.

Комиссии по целевому назначению и характеру деятельности делились на региональные и проблемные. Региональные комиссии, особенно Комиссия по мобилизации ресурсов Урала, Западной Сибири и Казахстана и Комиссия по мобилизации ресурсов Поволжья и Прикамья, сыграли важную роль в использовании сырьевых ресурсов восточных районов страны на нужды обороны.

В числе проблемных комиссий были созданы Военно-инженерная, Военно-санитарная, по военно-морским вопросам, по авиации, по геолого-географическому обслуживанию армии (под председательством академика Ферсмана) и другие.

Уже в конце 1941 года усилия учёных-обществоведов были объединены в Комиссии по истории Великой Отечественной войны!

По поручению правительства регулированием состава и количества научных учреждений в ноябре 1941 года занимался Госплан СССР, и государство тратило на научные исследования даже в самый тяжёлый период войны около 1 миллиарда рублей. Для сравнения сообщу, что в 1940 году государственный бюджет СССР составил 182,6 миллиарда рублей, но в 1941 году доходы бюджета, естественно, резко упали. Достаточно сказать, что к концу 1941 года была оккупирована территория, на которой до войны проживало 42 % советских людей, производилась треть валовой промышленной продукции и имелось 47 % посевных площадей. Так что по тем временам цифра в один миллиард полновесных сталинских рублей — это огромные средства.

Кто-то, возможно, пожмёт плечами — мол, это же естественно. Разве можно вести современную войну, не финансируя даже во время войны науку? Так-то так, но в царской России, как мы видели, обходились без науки — как обходятся без серьёзной науки и в нынешней ельциноидной «Россиянин». Чем кончилось это для царской России, мы знаем. Нетрудно догадаться, чем это кончится и для «Россиянин» — если она не станет вновь Советской Россией.

С 30 сентября по 2 октября 1941 года в Казани прошло расширенное заседание Президиума АН СССР, где был утверждён план из 245 приоритетных тем по оборонным проблемам.

Но показателен тот факт, что 20 декабря в осаждённом Ленинграде Институт востоковедения АН СССР провёл торжественное заседание, посвященное 500-летию со дня рождения Алишера Навои. И уже после начала войны группой исследователей под руководством Т. И. Устиновой была открыта Долина гейзеров на Камчатке.

Основные научные усилия были, конечно, прямо ориентированы на насущные запросы фронта — так, И. В. Курчатов и А. П. Александров провели важнейшие работы по электромагнитной противоминной защите кораблей ВМФ (Сталинская премия 1942 года), академик Е. О. Патон создал новый технологический процесс автоматической сварки под флюсом (Сталинская премия 1941 года), академик Вавилов с группой учёных разработал методы и средства светомаскировки военных объектов…

Но в том же 1941 году велись и работы на перспективу, и фундаментальные работы. Была опубликована работа Курчатова «Деление тяжёлых ядер», где анализировались пути практического осуществления цепной реакции; Я. Б. Зельдович, Ю. Б. Харитон и И. И. Гуревич оценили критическую массу урана-235 в цепной реакции на быстрых нейтронах. П. Л. Капица наблюдал температурный скачок на границе «твёрдое тело — жидкий гелий» («температурный скачок Капицы»); А. И. Шальников впервые экспериментально показал двухфазную природу промежуточного состояния полупроводников. Были опубликованы работы А. Н. Колмогорова и A. M. Обухова по теории турбулентности, И. Я. Померанчук и А И. Ахиезер провели первые исследования по рассеянию медленных нейтронов кристаллами и ввели представление о «холодных» нейтронах… В конце 1941 года летающая лаборатория на самолёте «Н-169» обследовала Полюс относительной недоступности в Центральной Арктике…