Сладкий перец, горький мед - Татьяна Туринская

Тем временем живот Любкин рос день ото дня, тем самым напоминая Володе каждую минуту пребывания в доме о его грехе перед Таней. И, дабы избежать лишних напоминаний о том, о чем забыть невозможно, Дрибница сплавил жену с глаз долой. Сначала хотел отправить ее к своим родителям в родную Нахаловку, да после одумался — а что, если эта грязь там что-нибудь этакое выкинет? Опозорит не только Дрибницу, а и его родителей? За что им такое позорище на старости лет? И, пожалев стариков, снял для ненавистной супруги однокомнатную квартирку на окраине города, подальше от себя да подешевле. Деньгами, правда, снабжал. Не так, чтобы слишком уж задаривал дензнаками, но чтобы на фрукты-овощи хватало без проблем, да еще на какие женские надобности. Ближе к родам нанял ей помощницу, чтобы и по хозяйству ловкая была, да медицине хоть чуток обученная. В общем, чтоб перед самим собой не стыдно было, что бросил бабу на сносях. Вроде как для самоуспокоения: мол, у нее все есть, она ни в чем не нуждается. Успокоился и забыл о существовании законной супруги. Ну, почти забыл. Забудешь тут о ней, грязной бабе, когда личная жизнь из-за ее брюха прахом пошла!

И Дрибница с головой окунулся в работу. Это у него получалось гораздо лучше, чем разбираться в сложных отношениях с женщинами. Он направил все свои силы на то, о чем задумывался еще до женитьбы на ненавистной Любке. Сначала организовал станцию техобслуживания, специализирующуюся сугубо на ремонте японских и южнокорейских автомобилей. Наладил поставку запчастей из этих стран, иногда дешевле оказывалось ввозить битые авто, приобретенные за кордоном на кладбищах автомобилей практически даром и на своей же станции техобслуживания разбирать их на запчасти. За ремонт же с установкой бэушных запчастей деньги брались, как за новые. Гараж оказался не менее прибыльным делом, чем ввоз иномарок на продажу. Через три месяца после запуска в работу первого гаража Дрибница приступил ко второму. Денег в новое предприятие вкладывалось не так уж много, а прибыль оно начинало давать практически с первых дней работы. Хлопот добавляли разве что чуть не ежедневно меняющиеся правила в сфере таможенных и налоговых законодательств. И если в таможенных законах он ориентировался уже довольно свободно, то налогообложение для него было неприятным сюрпризом. Самостоятельно в этом он разбирался с огромным трудом, так как в бухгалтерии был не особо силен. Приходилось слепо доверять наемной аудиторше.

А слепо доверять Дрибница ох как не любил! Мечталось Вове, как через несколько лет он сделает своим самым главным бухгалтером Таню, к тому времени закончившую институт и, конечно же, ставшую его женой. О том, что будет с Любой и ребенком, Вова думать не любил. А, собственно, что с ними сделается? Он выкупит для них ту квартирку, в которой сейчас живет беременная супруга. Квартирка, конечно, плохонькая, чтобы не сказать больше, в паршивеньком районе, но ведь это все равно квартира! Любке ли выбирать? У нее раньше вообще жилья не было, всю жизнь по общагам слонялась. Вот откуда и натура блядская. А он ей с барского плеча отвалит в частное пользование настоящую однокомнатную квартиру! Ну и, конечно, алименты — ребенок все-таки не виноват, что его мать презренная женщина. Иногда у него возникали мысли о том, что не стоило бы оставлять с ней ребенка — разве такая женщина сможет нормально воспитать его наследника? А впрочем, какой наследник? Настоящим его наследником станет только Танин ребенок, будь то мальчик или девочка — без разницы. А Любка разве сможет родить ему нормального ребенка? Конечно, нет. Ни родить, ни воспитать. Ведь в нем (или в ней?) уже заложены ее порченые гены. Жаль, конечно, как ни крути, а это его плоть и кровь, но этот ребенок, еще не родившись, уже испорчен, безвозвратно утерян для общества, зародившись в утробе грязной женщины. А потому не стоит и переживать о нем особо. У него еще будут дети. И не такие, как этот. Настоящие, от настоящей же, любимой, и единственной на свете женщины, достойной рожать детей от Владимира Дрибницы.

***

Луиза все металась со своим Герой, то максимально приближаясь к официальному разводу, то откладывая его на некоторое время. Соответственно и Гера то жил с женой у ее родителей, то в очередной раз отправлялся в общежитие. Закончилась такая любовь в общем-то нежеланной, но и не ненавистной беременностью. Однако Гера обрадовался рано — на протяжении всей Луизиной беременности он по-прежнему жил на два дома. Жгучая татарская красавица то подманивала его пальчиком, то, попользовавшись мужичком некоторое время, вновь отправляла в общежитие. Когда же беременность, наконец, разрешилась рождением маленькой, всего двух с половиной килограммов весом, девочки, Геру прогнали из дому насовсем. Вернее, ему еще милостиво позволили присутствовать на крестинах маленькой Гаянэ (ох, и любят же некоторые народности громкие имена!), после чего окончательно отказали от дому. Тогда же состоялся и официальный развод, и от недолгого Луизиного замужества осталась ей на память только маленькая Гайка (сокращенное и якобы ласковое производное от Гаянэ) да новая фамилия Бубликова взамен девичьей Шкварюгиной. Что ж, Гаянэ Герановна Бубликова — ничем не хуже, чем Луизетта Петровна Шкварюгина.

Поднимали Гайку всем миром — бабушка Роза души не чаяла во внучке, дед Петя зарабатывал деньги на своих женщин, мама Луиза была всегда с крохой (когда не бегала на свидания к очередным возлюбленным). И частенько с Гайкой оставались то тетя Таня, то тетя Сима. Сама же Луиза, несмотря на некоторый женский опыт и рождение ребенка, осталась все той же Луизой, ни мало не изменившись. Гайка не мешала маме наверстывать упущенное за полтора года замужества.

У Симы в жизни тоже произошли некоторые изменения. Правда, не настолько кардинальные, как у Луизы, зато столь же недолговечные. Несколько месяцев Сима встречалась с однокурсником Пашей, не прекращая, впрочем, комплексовать по поводу своей полноты. Несколько месяцев сплошного счастья, позволившего, наконец, забыть о коварстве вероломно обманувшего Вадима, пролетели как один день. Но вскоре Пашу поперли из университета за неуспеваемость и многочисленные прогулы, чем тут же воспользовалась родная до оскомины армия. Забрили Пашу наголо, отправили непутевого в далекий город Арзамас. Сначала оттуда в адрес Симы косяком шли слезливые письма, но вскоре косяк пересох насмерть — Паша очень скоро нашел себе временную подружку. Но тут вмешался его величество банальный случай, и Паше, как порядочному человеку, пришлось жениться. На Симу вновь стало страшно смотреть. Правда, на сей раз от горя ей таки удалось похудеть, причем довольно существенно. Впрочем, столь резкое похудание не пошло ей на пользу: кожа обвисла не только на лице, но и на всем теле. И если на теле это безобразие можно было скрыть при помощи одежды, то с лицом деваться было некуда: под глазами провисли мешки, щечки, еще недавно такие милые, уютные подушечки, исчезли, оставив вместо себя одни наволочки. Печальное зрелище завершали тусклые, неживые глаза…