Выстрел в лесу - Анелюс Минович Маркявичюс

грязной лужице. Он не выдержал, схватил камень, запустил в заводь, так что брызги разлетелись во все стороны, и, не оборачиваясь, медленно пошел вдоль берега.

Заняться чем-нибудь?.. Но одному ни за что не хотелось приниматься. Алпукас тоже хорош! Даже не сказал, куда идет. Должно быть, на деревню к ребятам… Это еще больше удручало Ромаса.

«Возьму и сбегу отсюда!» — сказал он сам себе.

Мальчик даже остановился, так неожиданно и сильно захватил его новый замысел. Отомстить Алпукасу за все — за Циле, за чертика, за то, что удрал к ребятам, за…

Ему доставляло удовольствие думать, что Алпукас будет горевать, когда хватится Ромаса. Так ему и надо, пусть не сует нос куда не следует!

Пока Ромас строил мстительные планы, Алпукас был уже возле омута. Торопливо раздевшись, он ступил на мостки. Жерди закачались, заходили. Он нашел место, где в тот вечер стоял Ромас, нагнулся и стал вглядываться в глубину. Вода бежала издалека, омывала по пути корни деревьев, кусты, билась в берега, катилась, журчала, плескалась по камням, задерживалась в омуте и, крутясь водоворотами, снова устремлялась вдаль по перекатам, порогам, через кустарники…

Алпукас набрал полные легкие воздуха, зажмурился, готовясь нырнуть, но приостановился. Открыл глаза, постоял, оглянулся. Вокруг было тихо. Ни звука, только песня речки — однообразная, монотонная. Алпукасу стало жутко. Он не раз купался, нырял в омуте, но всегда вместе с ребятами. Целой ватагой… А теперь одному все почему-то казалось подозрительней, страшней. На миг где-то проползла мысль: может, в другой раз, может, прийти с Ромасом… Но он быстро отогнал сомнения, зажмурился и, уже ни о чем не думая, кинулся вниз головой в самый водоворот.

Его охватил прохладный и густой сумрак. Работая руками и ногами, он быстро достиг дна. Оно было мягкое, илистое. Алпукас опустился на четвереньки, стараясь подольше продержаться под водой, и ощупывал дно. Рука схватила камень, скользкий, как гриб. Воздуха в легких было еще достаточно, но он чувствовал, как понемногу отрывается от дна, всплывает. Уже только кончики пальцев касаются ила… уже светлеет…

Алпукас вынырнул возле самых мостков. Выбравшись на берег, он огляделся. Так ничего не выйдет. Мальчик нашел увесистый булыжник и, передохнув, снова нырнул. Совсем другое дело. Зажав в коленях камень, он ползал по дну, обыскивая и ощупывая каждую пядь. Закололо в груди. Чем дальше, тем становилось трудней. Перед тем как всплыть, он посмотрел вверх. В густом тумане двигалось, колыхалось солнце — маленькое, желтое, над головой повисли переломленные мостки. Алпукас отпустил камень. Мимо прошмыгнула стайка мальков и рассыпалась по сторонам. Следом молнией пронеслась длинная тень, но, видимо испугавшись еще большей тени, метнулась вбок и пропала. Алпукас хотел пугнуть щуку, приоткрыл рот, чтобы крикнуть, и хлебнул воды. Вынырнув, он долго фыркал и отплевывался.

Закоченев, мальчик сидел на мостках и отогревался на солнышке. Куда же мог деваться чертик? Больше лезть в воду не хотелось. Напрасно вздумал искать. Разве тут найдешь? Он снова прошел на то место, где стоял Ромас, всмотрелся в воду, несущую щепочки, листья, кузнечиков, жуков… Но ведь здесь течение, мелькнула мысль. Быстрина. Значит, могло отнести дальше. Алпукас перешел на другую сторону. И вернее всего, унесло… Как он раньше не сообразил?

Мальчик нырнул по другую сторону мостков. Дно здесь было тверже, каменистее. Он хватал каждый попадавшийся твердый предмет и тотчас отпускал. Алпукас пропахивал широкую борозду поперек омута, откидывая камни, ракушки, разбухшие грибы и коряги. За ним вздымались кверху клубы ила и снова медленно оседали, ложились по течению на дно.

Светлеющий желтый обрыв берега казался очень далёким. Нужно спешить. В голове шумело, рябило в глазах. Временами он выпускал изо рта пузыри. Мальчик знал — когда вырвется последний глоток воздуха, надо немедленно оттолкнуться от дна. Внезапно его рука наткнулась еще на что-то скользкое, твердое. Он чуть было не отбросил, но тут же мелькнула мысль: чертик! Алпукас изо всех сил оттолкнулся от дна и тут же высунулся из воды по пояс. К его удивлению, он был у самого берега. Мальчик разжал ладонь, и фарфоровая фигурка заиграла на солнце всеми красками. Да, он не ошибся. Обрадовавшись находке, Алпукас выбрался на берег, повалился на песок — так он измучился — и стал с любопытством рассматривать чертика, того самого чертика, о котором Ромас говорил Циле.

* * *

После обеда мальчики не пошли ни в деревню, ни в лес. Почему-то идти никуда не хотелось. Они бесцельно слонялись по двору и вокруг избы, сидели на приступке клети. Ромас не замечал, что Алпукас чем-то взволнован, что-то хочет сказать, но не решается. Он был занят своими мыслями. Обдумывая план побега, мальчик понимал, что сидит здесь, гуляет, видит все это, может быть, в последний раз, но не чувствовал ни жалости, ни грусти. Наоборот, настроение у него было приподнятое: скоро начнется что-то новое, неизведанное. Не знает Алпукас, и ни одна душа не знает, никто-никто, только он один. Ромас так вызывающе и загадочно поглядывал на Алпукаса, что тот даже смутился:

— Ты чего?

Ромас напустил на себя таинственный вид:

— Скоро узнаешь новость.

— Какую новость?

Но Ромас, не пускаясь в объяснения, хитро усмехался. Алпукас и вовсе растерялся, даже спрашивать перестал. Его уже не радовал чертик, с таким трудом извлеченный из омута.

Вечером, когда Алпукас побежал загонять птицу, Ромас пробрался в горницу. Надо было посмотреть, что можно прихватить в дорогу. Первым делом, конечно, ботинки — они под кроватью. Лыжный костюм — на стуле. Все? Нет. А собранные на стройке цветные камешки, а найденное в лесу крыло ястреба? Их тоже нужно взять. Теперь уже все? А-а, деньги! Тут он даже стукнул себя по лбу, вспомнив, что перед отъездом мать передала деньги тетке Марцеле. Что делать? Как их выманить? Без денег в такое путешествие не пустишься. А может, они случайно здесь?

Он открыл чемодан. Сверху лежало что-то завернутое в газету. Ромас развернул бумагу и ахнул. У него в руках был чертик — с позолоченными рожками, раздвоенными копытцами и огненно-красным языком, трижды обвившимся вокруг шеи… В первое мгновение Ромас подумал, что кто-нибудь купил ему игрушку. Может, Марцеле или Йонас?.. Нашли в городе и купили… точно такую же. Но как они подгадали? На всякий случай мальчик осмотрел ножку уродца. На ней он выцарапал когда-то две буквы: «Р. Ж.», что должно было означать: «Ромас Жейба». Он был немало удивлен, увидев на копытце те же самые знаки. Значит… значит… это тот же самый чертик, который утонул в