Оружие для Слепого - Андрей Воронин

«Не пить, не курить, острого нельзя, соленого нельзя и даже легкого спиртного – ни вина, ни пива. Никаких в жизни удовольствий. Вот разве что сон… Во сне можно и пить, и курить, и есть, что захочется».

В последние дни он не высыпался – нервы стали ни к черту; теперь же можно было позволить себе немного расслабиться. Да и врач советовал спать побольше: ведь когда Меньшов лежал на спине, кислота, скапливавшаяся в желудке, отходила от язвы.

Когда все дела, в том числе и кровавые, сделаны, когда деньги получены, то неразборчивого в средствах человека угрызения совести не мучат и спать не мешают. Меньшов решил вздремнуть. Еще в те времена, когда он был спортсменом, приучил себя засыпать в любое время, используя для этого старый проверенный способ: ложился, закрывал глаза и старался представить себе что-нибудь однообразное. Обычно это были волны, набегавшие на пляж.

Вот и сейчас, закрыв глаза, Николай увидел морской берег и водяные валы, накатывавшиеся на прибрежный песок. Постепенно звуки реального мира уходили от него, голову наполнял шум, пришедший к нему от воображаемого моря. Но человек не волен выбирать, что ему приснится, тут уж работает подсознание. И вместо того, чтобы заполучить во сне в руки пачку сигарет или бутылку вина, Меньшов, переместившийся из действительности в сон, просто шел по берегу вдоль кромки прибоя.

Ему страшно хотелось пить, на зубах скрежетал песок, который бросал ему в лицо резкий штормовой ветер. Песчинки хрустели так же, как комочки мелового раствора, напоминая о болезни.

Береговая линия была изрезанной: небольшой мыс, за ним бухточка, следом второй. Во сне боль отступила, словно ее и не было вовсе. Центр ощущений сместился к низу живота. К жажде и голоду добавилось еще одно желание – хотелось женщину, такую же недосягаемую на пустынном берегу, как и бутылка прохладного вина.

Но сон на то и сон, чтобы сбывалось несбыточное.

Меньшов миновал очередной мыс и увидел стройную, высокую женщину в белом балахоне, стоявшую на гладком, отполированном камне спиной к нему.

Она расправила руки, ветер трепал свободный балахон, и на нем то проявлялись формы женского тела, то материя надувалась пузырем. Женщина была совсем близко, по, как это обычно бывает во сне, ноги Меньшова приросли к земле, сделались неподъемными. Воздух сгустился так, что даже трудно было шевельнуть рукой.

Но Николай все равно шагнул к женщине, чувствуя, как желание охватывает его всего, до кончиков пальцев. Движения его становились все раскованнее, воздух казался уже не таким вязким, ноги свободнее сгибались в коленях.

Он обхватил женщину, попытался сорвать с нее балахон, но тот словно был зашит снизу. Николай путался в складках, ощущая под руками женское тело, но никак не мог добраться до самого вожделенного. А близости ему хотелось все больше и больше. И когда его рука скользнула вниз, он вдруг понял, что перед ним не женщина, а мужчина. Отвращение тут же накатило на него волной, такой же сильной, как только что переполнявшее его желание. Он разжал руки, и стоявшее перед ним существо повернулось к нему лицом.

И тут он увидел, что это Светлана Жильцова с тонкой раной на шее, уже почерневшей; с мертвенно-серого лица на него смотрели остановившиеся остекленевшие глаза. Николай почувствовал, что проваливается в песок, соскользнув с гладкого, отполированного волнами камня. Он закричал и тут же проснулся.

Произошло это как-то странно. Во сне он крепко зажмурился, а открыл глаза уже наяву. Холодный озноб пробежал по телу.

– Вот же, приснится… – прошептал Николай, тут же садясь в кровати.

Во рту было гадко, словно бы до этого он с полчаса сосал ржавую железяку. В сексуальном плане Меньшов был самым нормальным мужиком и никогда ни гомосексуальные связи, ни труположество его не привлекали. А сон случился на удивление богатым новыми ощущениями: даже сейчас, вернувшись к реальности, Николай помнил свои чувства, помнил так отчетливо, что казалось, будто во рту все еще хрустит мелкий песок, а руки ощущают шершавую ткань балахона.

Как всякий преступник, Меньшов был суеверен.

Такой сон не предвещал ему ничего хорошего, хотя объяснить его убийца не мог. Ему никогда раньше не снились жертвы собственных преступлений: ведь к убийству он относился как к работе и не испытывал никаких эмоций оттого, что отправил на тот свет очередную жертву.

И Николай потряс головой, отгоняя наваждение, и рассмеялся нервным смехом:

– Понял, понял к чему этот сон!

«Какой же я дурак! Вот уже две недели, как за делами у меня не было женщины. Залезть на бабу – вот удовольствие, которое мне еще доступно. Пока мне не сделали операцию, надо потрахаться от души, а то потом – швы… Завтра я уезжаю, а сегодня…» – Меньшов поставил телефон на колени и задумался.

Выбор был небогатый – встречался он лишь с одной женщиной, хотя иногда для разнообразия прибегал и к услугам представительниц древнейшей профессии.

В общем-то, идеальным вариантом для него сейчас было бы пригласить проститутку, но их Николай никогда не вызывал по телефону, всегда выбирал сам на улице, стараясь найти девушку, которую не пасли сутенеры. К чему давать наводку на свою квартиру? Да и нарваться можно: подсыплют тебе клофелина и обчистят. А деньги Меньшов всегда держал дома.

«Нет, придется звонить Кате», – решил Николай.

Этот вариант подходил ему. Еще не было случая, чтобы Катя отказала. Особой красотой эта двадцатипятилетняя особа не блистала, да и в постели была не слишком искусна, но ей Николай доверял. Жила она не одна, а с матерью и отлично понимала разницу между сексом и любовью. Секс – физиология, любовь – чувства. С Николаем ее связывал секс, поэтому они доставляли друг другу максимум удовольствия при минимуме взаимных претензий.

– Катю, пожалуйста, – бросил Меньшов в трубку, когда ему ответила мать его подруги. – Катя? Привет.

Встретиться сегодня не хочешь?

«Встретиться» Николай предлагал всегда у себя и только с одной целью, поэтому Катя ни о чем не спрашивая, коротко бросила:

– Можно. Когда?

– Приезжай прямо сейчас. Бери такси, я заплачу.

– Что-нибудь привезти?

– Себя, – хохотнул Николай и повесил трубку.

Разговор был таким же коротким, как и их обычные встречи.

«Да уж, сегодня надо постараться удовлетворить себя наперед», – подумал Меньшов.

К встрече он особенно не готовился – какое угощение, если у человека язва? Не молоко же вдвоем пить?

Он сразу же разложил диван, постелил свежую простыню, даже не стал заправлять одеяло в пододеяльник.

Когда занимаешься быстрым сексом, не мерзнешь, а разлеживаться после он не собирался. Катя была хороша еще и тем, что после близости всегда вспоминала о том, что у нее есть ребенок и спешила домой.

Сумку с оружием, документами и одеждой Николай убрал с глаз в платяной шкаф. О своем отъезде он решил подруге не говорить.

Такси вещь хорошая – если спешишь и денег не жалко. Через двадцать минут Меньшов уже открывал Кате дверь. Одета она была очень скромно, никакого намека па фривольность. Таких женщин мужчины на улице обычно не замечают. Никто и головы не повернет, когда она пройдет мимо: платок повязан так, что из-под него виден только овал лица, серый плащ, почти мужской по покрою – лишь маленькие вытачки, да застежка на левую сторону – скрадывает фигуру.

– Бледный ты какой-то, – вместо приветствия сказала Катя, раздеваясь.

Когда платок сполз на плечи, она тряхнула головой, попытавшись распушить недавно мытые, но довольно редкие волосы.

– Это я просто не выспался, – Меньшов принял плащ, повесил его на вешалку.

Катя присела на стул, сняла обувь, привычно открыла дверцу тумбочки и извлекла пару стоптанных тапочек. Зайдя в комнату, она улыбнулась:

– Ты и постель уже расстелил. Не посидим, что ли?

– Хочешь – посидим, – согласился Николай и отвернул край простыни, предлагая Кате садиться.

Его взгляд уже ощупывал женскую фигуру, широковатые бедра, довольно большую грудь, заметную даже под толстым свитером.

– Мы словно перед дальней дорогой, – сказала Катя, – сели на минутку и молчим. Дорога будет дальней или не очень?

– Как получится, – пожал плечами Меньшов и притянул ее к себе.

Руки, привыкшие нажимать на курок, затягивать рояльную струну на шее жертвы, не очень умело стащили с женщины свитер. Захрустела застежка-молния на юбке.

– Я сама, – Катя отстранила Николая.

Они раздевались, глядя друг на друга, словно каждый боялся оказаться голым раньше. Она сняла юбку, он джинсы. Катя снимала теплые колготки, а Меньшов в это время стягивал носки.

Наконец женщина осталась в одном белье, мужчина в трусах.

– Ложись.

– Ты же знаешь, я не люблю, когда на меня смотрят.

Они забрались вдвоем под простыню, холодную и, как казалось, немного влажную. Только после этого разделись окончательно. Катя аккуратно уложила белье на книгах на низко повешенной прикроватной полке, закрыла глаза. Николай положил руки ей на грудь.